Месть - Нэнси Розенберг

Когда они подошли к машине Лили, Шейну догнала одна из девочек.

— Позвони мне через тридцать минут, — сказала ей Шейна.

Когда они окажутся дома, телефон в комнате Шейны будет звонить не переставая, пока не отметятся все ее подружки.

— Это моя мама. Мама, это Салли.

Салли застыла с открытым от удивления ртом.

— Вы так похожи, просто трудно поверить.

Шейна влезла в машину и зло захлопнула дверь. В ее взгляде, которым она резанула мать, просквозили раздражение и досада. Лили почувствовала, как у нее упало сердце. Шейна всегда гордилась сходством с матерью. Дочь всегда с удовольствием сообщала маме, что все ее подружки считают Лили очень красивой женщиной. Лили помнила, как дочка, глядя на нее снизу вверх, нетерпеливо спрашивала, будет ли и она такой высокой и стройной, когда вырастет. А не далее как на прошлой неделе, она кричала, что вымахала высотой с жирафа, что она самая высокая девочка в классе и что в этом виновата Лили.

Лили попыталась начать разговор.

— На работе была куча дел по расследованиям. Пришлось покопаться… Ты прости, что я не смогла приехать раньше. Я очень спешила, но эти пробки… — Шейна неподвижно смотрела прямо перед собой, ничего не отвечая. Лили нервно проглотила слюну. Кажется, сегодняшний день будет таким же, как многие предыдущие. — Как дела в школе?

— Прекрасно.

— Много уроков?

— Уже сделала.

— Хочешь прокатиться со мной в воскресенье на роликах?

— Я каждый день тренируюсь в секции софтбола и занимаюсь гимнастикой. Так что мне не нужна дополнительная физическая нагрузка.

— А как насчет прогулки? Может, погуляем?

— Ты же сказала, что запрещаешь мне гулять. — Она бросила на Лили полный враждебности взгляд. — Мы возьмем с собой Шарлотту и Салли?

— Нет, я хочу провести это время только с тобой. Я не хочу делить тебя ни с Шарлоттой, ни с Салли. Кстати, где жакет от моего костюма, который ты одолжила Шарлотте без моего разрешения?

— Да не волнуйся, получишь ты назад свой расчудесный жакет. Ну, я просто забыла об этом. И вообще, остынь, мама. — Эти последние слова Шейна произнесла раздраженным и визгливым голосом. — Потом в ее мозгу что-то произошло, и она обернулась к матери со сладкой улыбкой и заговорила совершенно елейным тоном. — Мне нужен новый костюм, на следующей неделе у нас будут танцы.

Вот и дожили, подумала Лили, вновь ощутив жжение в груди. Последнее время их отношения с дочерью довели ее до того, что она начала делать вещи, к которым всегда испытывала отвращение. За последний год она стала покупать Шейне разные вещи, лишь бы только заслужить вот такую мимолетную улыбку. Как родитель, она чувствовала, что вступила на весьма зыбкую почву. Она каждый раз решала, что, несмотря ни на что, будет придерживаться строгих правил и ограничений в отношениях с Шейной, но в следующую минуту ее решимость рушилась и Лили нарушала собственные правила. Чтобы выиграть у Джона Шейну, ей пришлось играть с ним в его игру, по его правилам. А его правилом было давать Шейне все, что бы она ни попросила.

— Я только две недели назад купила тебе все эти вещи, Шейна. Разве ты не можешь надеть их на танцы?

— Мам… Я уже ходила в этом костюме в школу. Я не хочу надевать его и на танцы.

— Ну, хорошо, посмотрим, — сказала Лили примирительно.

Шейна выглянула в окно.

— Ну а что еще у тебя происходит? Давай немного посплетничаем.

— У меня сегодня началась первая менструация.

Лили заметно разволновалась. От недоверия к искренности этих эмоций у Шейны округлились глаза. Это было что-то очень сокровенно женское, чем они могли поделиться друг с другом. Теперь, подумала Лили, они смогут, приехав домой, запереться в спальне и поговорить об этом, как раньше говорили обо всем на свете.

— Я знала, что это должно было вот-вот произойти. Я не говорила тебе, что у меня это началось в таком же возрасте? Ты именно из-за этого стала такая раздражительная и эмоциональная. Я тоже была такой. Это нормально. Теперь ты уже настоящая женщина. У тебя есть схватки в животе и судороги? Как ты себя чувствуешь? Мы сейчас остановимся у аптеки. Чем ты пользуешься? — Лили понимала, что трещит, как сорока, но ее это нисколько не беспокоило. Это могло стать для них обеих новым началом.

— Папа уже купил мне сегодня тампоны.

Руки Лили, сжимавшие руль, побелели от напряжения, с такой силой она вцепилась в рулевое колесо. Она сняла ногу с педали газа, и машина резко остановилась посередине загородного шоссе. Автомобили сзади них яростно сигналили и проносились мимо. Она взглянула в лицо дочери.

— Ты могла бы позвонить мне на работу и все рассказать. Почему ты этого не сделала? Почему ты вычеркнула меня из своей жизни?

Ей необходимо было выслушать ответ: как мазохистка, она с наслаждением ожидала удара.

— Папа сказал, что ты очень занята и не надо тебя беспокоить.

Слова: «Папа уже купил мне сегодня тампоны» со звоном отдавались в ее ушах. Теперь к ним присоединились и эти: «Папа сказал, что ты очень занята». Тем, что родная дочь не сказала ей, что у нее наступил поворотный в жизни каждой женщины момент, тем, что поступила не по заведенному обычаю, а без смущения обратилась к отцу, Шейна просто уничтожила ее. Дальнейший путь до дома они проделали в молчании.

Джон приехал вскоре после Лили и Шейны. Дом их располагался в бывшей фермерской общине Камарильо в двадцати минутах езды от Вентуры. Просторное ранчо, выстроенное лет двадцать назад, окна обрамлены красивыми наличниками и закрывались ставнями. Джон пришел на кухню и приготовил две чашки мороженого — для себя и Шейны. Порцию дочери он понес в ее комнату. Она в это время болтала по телефону, плотно прикрыв дверь. Он вошел, поставил чашку на стол и собрался уходить, но она схватила его за рубашку, удержала на месте и потянула, пока он не склонился близко над ее лицом. Она поцеловала его в губы и сразу же продолжила разговор. Он повернулся и вышел в гостиную, чтобы съесть свою порцию перед телевизором. Лили стояла в коридоре. Она отступила, чтобы пропустить Джона, глядя на него горящим взглядом. Потом она пошла в душ. Подобное повторялось после каждой игры, и Джон ни разу не предложил Лили мороженого.

Она не раздеваясь стояла в ванной и смотрела на себя в зеркало. Она была здесь нежеланным пришельцем, интервентом — чужаком в собственном доме, который без ее зарплаты они не смогли бы содержать. Без всех этих бессонных тяжелых ночей, стрессов и трудной работы, оставивших неизгладимый отпечаток на ее лице. Джон же просто бездумно проводил время, занимался софтболом, смотрел телевизор и ждал дня розыгрыша очередной лотереи. Когда они разговаривали, хотя это случалось довольно редко, он разглагольствовал о космических кораблях, пришельцах из космоса и загробной жизни, эти темы резкой чертой отделяли мир, в котором обитал он, от реального мира Лили.

Она вошла в комнату и посмотрела на полулежавшего на диване Джона.

— Мы можем выключить телевизор? Я хочу поговорить с тобой.

Вдруг он вскочил с дивана.

— Я только что вспомнил. Шейна говорила мне, что у нее судороги. Бедняжка. Я обещал принести ей тиленол.

Он направился на кухню.

Лили выхватила из его руки две таблетки и отрывисто сказала:

— Я сама отнесу ей тиленол. А потом мы встретимся с тобой на заднем дворе. Мне надо с тобой поговорить.

На заднем дворе они смогут поговорить, не опасаясь, что Шейна услышит их. Они, по крайней мере, смогли в свое время договориться не ссориться в присутствии дочери.

Лили открыла дверь в комнату Шейны. Та все еще говорила по телефону. При этом она сидела на полу в углу комнаты, потому что на кровати, заваленной всяким хламом, не было ни одного квадратного дюйма свободного пространства.

— Пожалуйста, прекрати говорить по телефону и ложись спать, тебя же завтра невозможно будет поднять.

Не отрывая трубки от уха, Шейна повернулась к матери.

— Я заканчиваю через минуту.

— Я принесла тебе тиленол. Он помогает при судорогах.

— А ты принесла мне воды?

— Ванная в двух футах от тебя. Вот она, видишь?

— Папа, принеси мне стакан воды! — крикнула Шейна.

— Несу, несу, дорогуша, — ответил он и через секунду появился в комнате со стаканом воды. Лили вышла.

Лили стояла в коридоре, прижавшись спиной к стене и слушала их разговор. Речь шла о сегодняшней игре. Они живо обсуждали ее. Джон расхваливал Шейну и всячески восхищался ее игрой. Она могла представить себе, как Шейна, встав на цыпочки, нежно обняла отца за шею и поцеловала его в щеку. Он вышел из комнаты Шейны и натолкнулся на жену, которая стояла неподвижно, как статуя, скрестив руки на груди. Он постоял, подождал, пока она не сдвинулась с места, и пошел за ней на задний двор.

Джон уселся в шезлонг; Лили присела на нейлоновый раскладной стул напротив. Было совершенно темно. Свет лился только из одного окна соседского дома. Тишину нарушал лишь работающий телевизор. Горящий конец его сигареты напомнил ей светлячка, за которыми она очень любила охотиться в детстве. Иногда ей даже удавалось посадить в банку пару светлячков.