Ведьмина ночь - Екатерина Лесина

Я кольцо потрогала.

Подвигала.

Попыталась снять, убеждаясь, что оно сидит крепко. И вот жать не жмет, двигается по пальцу свободно, но стоит дотянуть до сустава, как стопорится.

Точно не хочет, чтобы дальше.

Вот же ж.

И как это понимать?

Ладно, позже подумаем. А сейчас… на часах половина одиннадцатого. Ничего себе! И главное, будильник на телефоне должен был бы сработать, а он не сработал. И что дальше-то?

Я почесала всклоченные волосы, почти без удивления вытащила застрявшую в них сухую иголку и решила, что начинать день лучше всего с кофе.

Глава 9

— А вы папенькина любовница будете? — осведомились у меня.

Дорогу на кухню я нашла без труда, благо, по пути никто не встретился. С кофе-машиной, которая обнаружилась в дальнем углу, тоже справилась, решивши, что хозяева точно не будут против этакого самоуправства. А теперь, распахнувши первый из холодильников, пыталась понять, что в нем есть съедобного.

То есть, как раз съедобного там было много, но…

Сливки.

И молоко.

И творог, кажется. Или не совсем творог? Сыр в банках, открывать которые было ну совсем неудобно. А вот йогурт я бы взяла, но он остался один, и вдруг да кто-то на него и рассчитывал?

Я обернулась.

— Доброго утра, — сказала девица.

— Доброго. И нет, не любовница.

— Жаль, — она широко зевнула и потянулась. Девица была рослою, верно, на голову выше папеньки, а еще, конечно, походила на статую внизу, но не сказать, чтобы всецело.

Ростом вот походила.

И чертами лица.

А вот прочие формы у ней были явно поскромнее. Стало быть, там, у статуи, или преувеличение художественное, или воображение, или еще чего.

Кто их, творческих личностей, разберет.

— Может, подумаете? — поинтересовалась девица.

Вся она была какая-то округлая и по-домашнему мягкая. Рыжие волосы завивались пружинками и поднимались над головой золотым облаком. Рыжие брови. Рыжие веснушки. Домашняя маечка с котом в апельсинах. Домашние шорты и босые ноги, ногти на которых были выкрашены в ярко-желтый.

— Над чем?

— Папенька у меня хороший. Хозяйственный. И заботливый, — она подумала и добавила. — Очень. А еще одинокий.

— Я тут кофе сделала, — призналась я. — И… я ведьма. Новая. Участковая.

— А… а я Свята. Вообще Пересвята, но к Святе уже привыкла.

И руку протянула.

Ладонь у нее была по-мужски широкой.

— Яна, — стоило назвать имя, и вспомнилось то, другое… — И если хочешь, можешь называть Любомирой… Мирой…

— Не привыкла еще? — Свята оттеснила меня от холодильника. — Блин, опять йогурты закончились… бутерброды ешь?

— Все ем.

— И правильно. Я тоже. Вот каждый год худеть начинаю, ну, к лету… а оно никак. Только расстройство одно. Правда, и не толстею, что тоже хорошо… а зачем нам ведьма?

Вот странные люди.

— Положено, — важно ответила я. — По штату.

— Тогда да… папенька что-то там говорил про недоукомплектацию. И комиссию вроде как. Из Москвы. А ты из Москвы?

— Да.

— Хорошо, — Свята закрыла один холодильник, чтобы открыть другой. И не глядя вытащила оттуда банку с паштетом, которую сунула мне в руки. — Я тоже уехать хочу… не насовсем. Учиться. На повара… папенька не дает. Может, все-таки присмотришься?

— Зачем?

— Ну… — к паштету в моих руках добавились еще пара банок. И Свята перешла к другому холодильнику. — Ты замуж выйдешь. Детей родишь… еще… он будет о тебе заботиться. И о них. А от меня, наконец, отстанет.

— Я…

Не готова к таким резким переменам в личной жизни. Но как бы это помягче сказать.

— Сразу не отказывайся. Приглядись.

Добычу я сгрузила на стол. И кофе свой переставила. Есть перехотелось. Но Свята ловко орудовала ножом. И главное, у меня никогда не получалось резать батон вот так, тонюсенькими полупрозрачными ломтиками, чтобы они к тому же не ломались, а сам батон не крошился.

— А ты когда вообще приехала? — рыжие брови сошлись над переносицей.

— Вчера. Ночью, наверное… или вечером. Сама уже не уверена. Меня Афанасьев привез.

— Дядя Саша приехал? — Свята подпрыгнула.

— И уехал, — огорчила я её. — В рощу какую-то… ночью…

— Что-то случилось?

— И да… и… у него бабка умерла.

— Знаю, — отмахнулась Свята. — Сгорела в Путришках. Это недалече тут… а ты, значит, преемницею? Вот Цисковская обозлится-то!

— Что?

Тут, похоже, все знают о происходящем больше, чем я.

— Я должна это видеть! — Свята сунула мне в руку бутерброд. — Ешь.

— Кто это…

— Цисковская? Местная наша целительница… все надеется князя охмурить…

— Который… погоди, ему же…

Если речь идет о местном князе, внук которого все никак не сподобится найти невесту, то…

— Да сто двадцать пять в прошлом году отмечали, — Свята плюхнулась на табурет и вытянула ноги. — Он еще лет двадцать тому поставил госпиталь вместо фельдшерского пункта. И хороший. Ну, стало быть, для людей…

Слушаю.

Жую.

Молчу. Пытаюсь понять, что тут и к чему, но получается плохо.

— А туда, значит, врачей. Ну и целителей пару. Правда, пара не прижилась, Цисковская быстренько подружку свою выжила, а сама осталась, — Свята умудрялась жевать и говорить. — Одно время даже вроде бы как за главврача замуж собиралась, но потом верно сообразила, что зачем ей врач, когда рядом князь.

Моложавый, всего-то ста двадцати годочков отроду.

Это ж как надо власть-то любить. Или деньги. Или что там…

— Ну упыри дольше обычных людей живут, — пояснила Свята, видя мое недоумение. — И князь — мужчина видный… он мой крестный.

Ага.

Дважды.

То есть я, конечно, далека от предрассудков, и знаю, что упыри… то есть гемоглобинзависимые меньшинства не подвержены воздействию серебра там или святой воды. Но упырь-крестный — это как-то… чересчур, что ли? Феи не нашлось, что ли?

— Только хрен ей. Деда все видит! И её насквозь… давно бы погнал, но целительница она хорошая. Говорит, таких и в Москве немного.

— А…

— А она чего-то решила, что ей просто силенок не хватает. Ну и стала к Афанасьевой захаживать. На чаек-кофеек…

Посиделочки.

— Знала, что род вот-вот прервется. И надеялась, что баба Ная ей силу передаст. Вот…

А чем ведьма сильнее, тем она… нет, не в красоте дело, в той притягательности, которою я никогда не обладала.

— А когда случилось, ну, что случилось, — Святе явно неловко было говорить о таком. — Цисковская все в дом рвалась. И к папеньке ходила, и к князю… типа вроде как оно небезопасно… нужно наследство переписать, передать в ковен… ага. Как же.

Свята хихикнула.

— Ждала, небось, что Ковен пойдет на встречу. А тут ты! Её точно перекорежит!

Главное, чтоб заодно не перекорежило и меня.

Я молча пережевала бутерброд. Вкусно. Настолько, что аж подозрительно.

— Чур я с тобой пойду… ты же в госпиталь, да?

— Не знаю. Мне бы… понять, что я тут вообще делать должна. То есть, принять пункт приема, — я загнула палец, а Свята снова хихикнула. Ну да, кривовато звучит. Даже если оно так и называется, «Пункт приема граждан». — В целом увидеть этот самый… график опять же.

— Увидеть?

— Составить. Скорректировать. Еще инструкции должностные. В отдел кадров документы…

— Папа наверняка отправил, — отмахнулась Свята. — А если нет, я сама тетке Люци занесу.

Тетке, стало быть.

— Люцифера Анисимовна уже приняла бумаги, — раздался спокойный голос мэра. — И действительно просила вас заглянуть, как время будет. Сегодня или завтра. Доброго утра.

— Доброго, — я пригладила волосы. Утром я причесывалась, но наверняка волосы снова дыбом встали. — Я тут… слегка… стоило разбудить.

— Зачем? — удивился мэр.

— Пап, кофе будешь? — подорвалась Свята. — А где она жить станет? В доме бабы Наи?

— Там.

— Я провожу, да? Ты ключи дашь? А потом куда? В госпиталь? А еще ведь к князю надо! К деду все, кто с даром, заглянуть должны, это правило такое… и я могу! Все одно делать нечего!

Мэр вздохнул.

И кивнул.

Главное, выражение лица у него сделалось таким, слегка виноватым.

— Попрошу Горку вещи перенести. Или, может, Мор будет… хотя он жуть до чего ленивый, вечно пытается от работы сбежать. То дело для него недостаточно мужское, то режим, то вовсе предки его днями спали… хотя он и ночью дрыхнет без продыху. Но может, еще не приехал.

— Приехал.

— Вот! И познакомлю! Слушай, а ты не записывалась?

— Куда? — поинтересовалась я осторожно.

— В невесты!

— Нет, спасибо… я воздержусь. Я…

— Жених есть?

— Нет. Был…

И зачем сказала? Само вырвалось.

— А…

— Сплыл, — я сказала это раньше, чем Свята задала