В тени регулирования. Неформальность на российском рынке труда - Коллектив авторов

ILO. Employment in the Informal Economy in the Republic of Moldova. ILO Working Paper № 4. 2004.

Kornai J. The Socialist System: The Political Economy of Communism. Princeton University Press, 1992.

Lucas R. On the Size Distribution of business Firms // Bell Journal of Economics. 1978. Vol. 9. Р. 508–523.

Muravyev A. Evolution of Employment Protection Legislation in the USSR, CIS and Baltic States, 1985–2009. IZA Discussion Paper № 5365. 2010.

OECD. Fostering Entrepreneurship. Paris: OECD, 1998.

OECD. The Partial Renaissance of Self-employment // The Employment Outlook. Paris: OECD, 2000.

OECD. Measuring the Non-observed Economy. A Handbook. Paris: OECD, 2002.

OECD. Employment Outlook – 2004. Paris: OECD, 2004.

OECD. Is Informal Normal? Towards More and Better Jobs in Developing Countries. Paris: OECD, 2009.

OECD. Eastern Partner Countries. Progress in the Implementation of the Small Business Act. Paris: OECD, 2011.

Parker S., Robson M. Explaining International Variations in Self-employment: Evidence from a Panel of OECD Countries // Southern Economic Journal. 2004. Vol. 71. Р. 287–301.

Robson M., Wren C. Marginal and Average Tax Rates and the Incentive for Self-employment // Southern Economic Journal. 1999. Vol. 65. Р. 757–773.

Robson M. Does Stricter Employment Protection Legislation Promote Self-employment? // Small Business Economics. 2003. Vol. 21. Р. 309–319.

Staber U., Bogenhold D. Self-employment: A Study of Seventeen OECD Countries // Industrial Relations Journal. 1993. Vol. 24. Р. 126–137.

Sullivan D., Smeeding T. All the World’s Entrepreneurs: The Role of Self-employment in 19 Nations: Luxemburg Income Study Working Paper Series. № 163. 1997.

Torrini R. Cross-country Differences in Self-employment Rates: The Role of Institutions // Labour Economics. 2005. Vol. 12. Р. 661–683.

Заключение

Как это часто случается, путь к цели оказывается длиннее и сложнее, чем это можно было представить в самом его начале. Даже сама лучшая дорожная карта не дает представления обо всех рытвинах и ухабах, поджидающих путешественника. Так и здесь: в полной мере мы осознали сложность поднятой проблемы, только подойдя к написанию этого заключения. Означает ли это, что мы сбились с дороги или сошли с дистанции где-то на полпути? Об этом в конечном счете судить читателю. Нам, конечно, хочется верить в то, что намеченный маршрут мы в целом прошли, хотя, возможно, далеко не на все возникшие вопросы смогли ответить. Но если поставленные (и оставшиеся без ответа) вопросы привлекут новых исследователей, то это тоже важный и позитивный результат.

Какие же сверхсложности кроются в теме неформальности на рынке труда? Их достаточно много, но назовем лишь две.

Во-первых, участие индивида в неформальном рынке труда – это трудно наблюдаемый поведенческий (микроэкономический и микросоциальный) процесс, в котором переплетено множество обстоятельств и факторов, как видимых исследователю, так и невидимых, но от того не менее существенных. В таком клубке не так просто добраться до истинных причин и восстановить причинно-следственные связи. Но без этого не может быть ни четкого диагноза, ни обоснованных рецептов лечения.

Во-вторых, степень и динамика неформальности являются важными индикаторами качества взаимоотношений между индивидами и государством. Стремление уйти в «тень регулирования» – это оценка гражданами того, как государство реализует свою важнейшую функцию, а значит, и вотум недоверия ему – государству. Уход из-под радаров регулятивных и контролирующих ведомств фиксирует разрыв общественного договора, означающий не только угрозу фискальным интересам государства, но, прежде всего, разрушение единого социального пространства и потенциальную его «геттоизацию» со всеми возможными последствиями. В этом смысле проблема неформальности выходит далеко за рамки собственно рынка труда. Она становится проблемой общества в целом.

Какие основные выводы мы можем сделать из исследований, представленных в этой книге?

В поисках определения: анатомия неформальности. Исследование неформальности на рынке труда осложняется отсутствием унифицированной терминологии. Несмотря на то, что история ее изучения насчитывает не одно десятилетие, здесь по-прежнему наблюдается понятийная «какофония». Она порождает недоразумения и затрудняет диалог исследователей не только друг с другом, но также с политиками и широкой публикой.

Два подхода к определению неформальности на рынке труда можно считать наиболее распространенными и авторитетными – производственный, оперирующий понятием неформального сектора, и легалистский, использующий понятие неформальной занятости. У каждого из них – свои возможности и ограничения, сильные и слабые стороны. Тренд последнего десятилетия (впрочем, далеко не универсальный) заключается в постепенном вытеснении более узкого, производственного, подхода более широким, легалистским. Однако для унификации операциональных определений этого оказывается недостаточно. В конечном счете выбор исследователей в пользу того или иного варианта диктуется, во-первых, особенностями доступных данных и, во-вторых, конкретными задачами, решаемыми в исследовании. (Этот вывод в полной мере приложим и к исследованиям, составившим главы данной книги.) «Разнобой» в исходных методологических установках накладывает серьезные ограничения на сопоставимость оценок и выводов, получаемых при использовании различных операциональных определений: при их смене «образ» неформальности (ее источники, масштабы распространения, социально-демографический профиль и т. д.) нередко начинает сильно меняться.

Анализ, представленный в книге, позволяет увидеть, как проблема неформальности осознается и описывается в рамках современной экономической теории. Хотя общей теоретической базой изучения неформальной занятости можно считать двухсекторную (шире – многосекторную) модель рынка труда, она имеет множество модификаций, использование которых может приводить к принципиально различным выводам как о природе феномена неформальности, так и о предпочтительных формах ее регулирования государством. В одних модификациях этой модели рынок труда предстает как жестко сегментированный. В этом случае неформальный сектор, куда стекаются «плохие» рабочие места, оказывается отделенным от формального сектора (где концентрируются «хорошие» рабочие места) трудно преодолимыми институциональными барьерами. В других он выступает как фактически интегрированный. Это означает, что «плохие» и «хорошие» рабочие места встречаются в обоих секторах, а барьеры на пути межсекторных перемещений работников низки или вообще отсутствуют. Однако все большую популярность приобретает модель Г. Филдса, в рамках которой сам неформальный сектор предстает как внутренне неоднородный. В нем выделяются два яруса: нижний – с рабочими местами хуже, чем в формальном секторе, и верхний – с рабочими местами, которые не хуже, чем в формальном. Первый ярус образуют преимущественно неформально занятые по найму, второй – неформальные самозанятые и микропредприниматели. К настоящему времени в пользу подобной многоярусной модели рынка накоплено большое количество эмпирических свидетельств: рынки труда большинства развивающихся и постсоциалистических стран, как показывают имеющиеся исследования, действительно, хорошо в нее вписываются.