Ночь не наступит - Владимир Понизовский

Виталий Павлович открывает глаза. Опять, опять все тот же сон, как наваждение. Этот сон преследует его. Но Додакову даже не хочется признаться самому себе — он больше не пугается сна. Наоборот, он готов смотреть его снова и снова с каким-то черным мстительным удовольствием. Сон доставляет ему наслаждения больше, чем воспоминания о ночах, проведенных с Зиночкой. «Не становлюсь ли я параноиком?» — думает он и снова закрывает глаза.

«Бора-1» отдал швартовы и теперь как спросонья, нехотя разворачивался в заливе. Утро было свежее и солнечное. Впереди по носу поднималось красногранитное здание вокзала, за ним, будто надвигаясь, — гора Папуланпуисто с вышкой на маковке. Пароход плыл вдоль набережной. На станции, на путях, дымил паровоз со свитой разноцветных вагонов: первый поезд на Петербург. Сновали маневровые крикуны. В дальнем тупике темнело зеленое пятно арестантского вагона.

Антон и Леонид Борисович стояли на верхней палубе, опершись о поручни, и смотрели на город.

Студент вернулся в Выборг под утро. Ровно в восемь Красин был приглашен в тюремную канцелярию.

Сейчас они стояли и молчали. Антон искоса поглядывал на Леонида Борисовича, на его изможденное, с запавшими щеками лицо, неровно остриженную бороду и черные провалы под глазами, на белые виски. И его сердце теснилось болью, любовью и торжеством. Красин вопросительно поглядел на студента. Путко смутился и отвел взгляд.

По набережной шла группа. Впереди — высокий офицер в голубой жандармской шинели. Чуть поотстав — еще один, чином, видать, пониже. А уже за ними — несколько солдат и унтеров. Что-то знакомое почудилось Антону в фигуре высокого офицера. Он перегнулся через поручни. Палубу и набережную разделяло меньше полусотни метров. Офицер полуобернулся к идущему позади, теперь его лицо было обращено к пароходу. Костлявое, обтянутое на скулах, с прорезью тонкого жесткого рта, с хрящеватыми ушами.

— Он! — крикнул Путко. — Это он!

— Кто? — спросил Красин, проследив взглядом.

— Убийца моего отца! Я застрелю его!

Холодная черная вода отделяла пароход от берега. «Бора» начал медленно разворачиваться, полынья расширялась.

Красин схватил юношу за руку.

— Я убью его! — снова крикнул в отчаянии Антон. И, будто прорвало, начал рассказывать Леониду Борисовичу обо всем, что произошло за эти месяцы — и с ним, и с его товарищами, и с Ольгой; рассказал о ночном приходе Зиночки, о ее признании, о Додакове и вице-консуле Гартинге.

— Возьми себя в руки, мой мальчик, — задумчиво и ласково проговорил инженер, положив руку на плечо юноши. Прикосновение было добрым, отцовским. Антон почувствовал, как защипало в носу.

— Ты еще встретишься с этим Додаковым и сведешь с ним счеты. Обязательно встретишься. А что касается Гартинга... Ты даже представить не можешь, как это важно. Хотя надо все хорошенько проверить и перепроверить. В Париже есть великий специалист по такого рода личностям. И если это правда!... — он недобро усмехнулся и потер указательным пальцем переносье. — Как говорит наш Семен: «И из яда змеи делают лекарство».

— Из змеи! — воскликнул студент. — Сколько змей, как в террариуме! Разве это все случайно: с Ольгой, и с Феликсом, и с Семеном?

— Да, чувствую, заполз гад в наши ряды. Но кто? Я не имею права никого подозревать, пока не буду уверен. Мы должны верить друг другу.

Леонид Борисович подставил лицо ветру. Бриз трепал его волосы:

— Но когда узнаем — страшен будет наш суд.

Он повернулся к Антону:

— Ничего, мальчик, ничего... На Руси не все караси, есть и ерши! — он вспомнил слова Феликса и усмехнулся. — Ничего они сделать не смогут, эти гады под ногами. Ничего! Они хотели бы погрузить Россию во мрак. Но нет — ночь не наступит!

Он обнял студента. Притянул к себе. Антон был выше Леонида Борисовича.

— А ты молодец, сынок! Ты стал настоящим революционером и боевиком. Помнишь, у Шиллера: «Лишь час опасности — проверка для мужчины».

Пароход втягивался под створы разведенного моста, соединяющего Выборг с замком. Впереди лежали черно-синие воды Балтики.

В эти минуты Додаков, оставив сопровождающих в вестибюле, поднялся по мраморной лестнице на второй этаж, приказал адъютанту доложить о прибытии офицера из Санкт-Петербурга. Адъютант подобострастно распахнул дверь:

— Губернатор уже ждет! Он рад вас принять, господин полковник!

Барон Биргер Густав Самуэль фон Троиль был любезен до слащавости. Вышел из-за стола, приказал принести коньяк и кофе.

«Ишь, коньяком угощает!.. Хочет загладить вину за эту историю на дороге, — подумал Виталий Павлович. — Ну уж нет, ночь в вымерзшем вагоне я тебе не прощу...»

Додаков встал, открыл портфель и, свысока поглядев на барона, выложил перед ним украшенные печатями с двуглавым орлом бумаги:

— Господин губернатор, вот соответствующим образом оформленное требование о выдаче инженера Красина Леонида Борисова.

— Да, да... — рассеянно посмотрел на гербы и печати фон Троиль. — Все в полном порядке. — Барон ногой отодвинул от стола кресло, прижался к спинке его и, не скрывая насмешки, оглядел полковника: — Но инженера Красина Леонида Борисова у нас уже нет.

— Простите, не понял: как это нет?

— В соответствии с предписанием Императорского Финляндского, сената от 17 ноября 1906 года, по истечении тридцатидневного срока ареста, за неполучением вышеозначенных документов, — он показал на гербовые бумаги, — на законном основании сын надворного советника инженер Красин освобожден. Сегодня, в восемь часов утра.

— Как вы посмели! — взорвался Додаков. — Неслыханно! Срок истекает завтра!

— Весьма сожалею, полковник. Но у вас в Санкт-Петербурге ошиблись, видимо, в счете. В марте тридцать один день.

Додаков смотрел на губернатора ненавидящими глазами.

Но барон фон Троиль не боялся. Он знал, что там, в Гельсингфорсе, в сенате, им будут довольны.

Пароход «Бора-1» уже выходил в Балтийский залив.

ГЛАВА 14

Известие принес все тот же Ростовцев. Он как-то странно, искоса поглядел на шефа и осторожно сказал:

— Я был у своих и услышал разговор. Один из эмигрантов сказал: «С этим Гартингом пора кончать». Другой кивнул и подтвердил: «Да, только как? Втихомолку?»

— Вот оно что!.. — Аркадий Михайлович невольно покосился на окно. — Каким же путем «кончать»?

— Об этом речи не шло. Просто: кончать, и все.

Заведующий ЗАГ задумался. Потом спросил: