Осада (СИ) - Кирилл Берендеев

75.

День после погромов прошел на удивление тихо и спокойно. По слухам, на Луговой около полудня пытались собраться какие-то люди, но все их попытки организовать хотя бы пикет пресекла подоспевшая милиция, нет, пока еще своя собственная. Ждали подкрепления из Москвы, двумя самолетами оно прибыло вечером двадцать третьего. Бойцы отправились с корабля на бал – менять местный ОМОН на дежурстве. К ночи все стратегические позиции города были заняты ими. Словно во Владивостоке произошел переворот. Не только во Владивостоке. В Хабаровске случилось то же самое.

Оба мятежных города затихли в ожидании недоброго, затаились. Уже и людей на улицах стало заметно меньше, и транспорта. Дзюба упорно ожидал, что со дня на день возьмут и его, ведь в Хабаровске пересажали многих активистов его филиала, потому бродил с сумкой с вещами, но нет, первые двое суток его отчего-то решили не тревожить. Просто портили нервы, усилив слежку. Не выдержав, утром двадцать пятого, он позвонил Устюжному, боясь, как бы не было поздно.

– Каюсь, я было подумал, вас взяли, – произнес его наставник.

– Вы знаете, Глеб Львович, то же я думал о вас.

– Вот до чего дошли, – попытался усмехнуться он, но смешок застрял в горле, – скрываемся как подпольщики. За вами филер ходит?

– И не один, трое наглых здоровых бугаев.

– Вот-вот. Со мной в точности так же. Уж не знаю, радоваться или плакать такому вниманию. Слышали, что сегодня губернатор сообщил? Напрасно. Он объявил о роспуске городской Думы и введении прямого правления. Да и еще, против Ткаченко возбуждено уголовное дело. Он точно в Японию уехал?

– Да, можете не сомневаться.

– Считайте, повезло. Нам с вами придется либо покинуть город, либо схорониться понадежнее.

– Увольте, Глеб Львович, никуда я отсюда не уеду. Не в моих это правилах. Да и потом, куда ехать-то? Если что в глухую сибирскую деревню? – так там мертвяки достанут, – Лаврентий попытался усмехнуться, но не вышло. Устюжный пробубнил что-то под нос, потом заметил:

– Если губернатор начнет дурить, мало никому не покажется. Я его хорошо знаю, Варфоломеевскую ночь может устроить запросто. Не удивлюсь, если праздничные погромы, его рук дело, – на что Дзюба не немедля согласился. – Я слышал, Яковлев приедет лично к нам разбираться. Если так, понятно, почему внутренние войска завезли, и те так стараются.

– В Кремле заседания Совбеза идут чуть не круглосуточно, – заметил Дзюба, – Вряд ли это идея самого Яковлева. Слабоват он на подобное.

– Вы его плохо знаете, а мне встречаться доводилось, еще когда он здесь рыбоводством в министерстве занимался. Человек он изворотливый. И подставлять будет постоянно. И… послушайте старика, Лаврентий Анатольевич, не связывайтесь пока вы с ним, не стоит.

Лаврентий не стал спорить. Напомнил лишь, что отставники флота проведут по-любому свой митинг на Корабельной набережной в следующую пятницу, в день окончания Второй мировой, хоть даже мы против станем. Устюжный недослушав, прервал связь, обидевшись на своего непослушного ученика. Понятно, он не хотел крупных потрясений, старался по возможности тихо и аккуратно проводить серию мелких, но запоминающихся встрясок, а потом договариваться об уступках. Тактика, прежде приносившая ему плоды, но только прежде, в последнее время она никак не работала. Он жил вчерашним днем, когда с властью еще можно было как-то договориться через акции протеста и показ своей силы и влияния, но теперь все изменилось. Он уже стар, и не попросту не успевал за переменами. А может, сознательно старался не замечать их, кто ж его разберет. Для Дзюбы он по-прежнему оставался учителем, а потому одним большим знаком вопроса. Хотя вроде сколько вместе пережили, через сколько прошли, но по-настоящему Глеб Львович так и не открылся. Как шкатулка с секретом, главную свою тайну по-прежнему держал при себе.

Ближе к вечеру Дзюба получил СМС от Тикусемо. Всего два слова «Оригами дзю-ичи », словно телеграмму писал. Напечатано было иероглифами, к чему такая конспирация совершенно непонятно, можно подумать, спецов, знающих японский, во Владивостоке-то и нет.

В восемнадцать часов, он как и было указано в «телеграмме» прибыл в ресторан. Трудно сказать, чего больше ожидал Лаврентий – толпы крепышей в штатском на входе в «Оригами» или засады в зале, но мысленно был готов к любому исходу.

Как ни странно, ни первого, ни второго не случилось. Господин Тикусемо уже ждал его в кабинке, Дзюба прошел в конец зала, отодвинул портьеру. Акио-сан поднялся, приветствуя гостя.

– Сразу к делу, – произнес он, поинтересовавшись только, будет ли гость обедать или делать вид. От того, чтобы подкрепиться Лаврентий никогда не отказывался, не отказался и в этот раз, заказав грибной суп и курицу со специями и зеленью. И сакэ, но немного, две бутылки ему хватит. Тикусемо дождался, когда он сделает заказ и вернулся к разговору. – У меня для вас важные новости. Как стало известно, в следующую пятницу к вам прибудет господин министр Яковлев, с чрезвычайным визитом, – Акио-сан волновался, а потому поплохел языком.

– Я в курсе, – заметил Лаврентий. Тикусемо вскинул брови.

– Вот как. Значит, вы хорошо осведомлены. Мне приятно. Полагаю, вы будете знать, зачем он здесь будет.

– В точности нет.

– Я был уверен. Но неважно. Это позиция вашего Совета безопасности, непременно послать господина Яковлева на изучение. Проверить вашу терпимость, лояльность. По результатам, мы полагаем, вам предоставят коридор с помощью или транш, возможно, все вместе. Я знаю, ваши офицеры будут митинговать. Тем более, когда министр Яковлев прибудет. Потому возможны аресты.  У меня поручение предоставить вам убежище на территории консульства в случае крайней необходимости.

– Но митинги, как я понимаю, вы не будете меня предупреждать не устраивать, – Тикусемо попросил повторить и решительно кивнул.

– Это гарантия вашего свободомыслия. Мы не можем вам сказать, делать что-то против своей свободы. Мы можем только поощрить вас, когда все будет закончено, – теперь уже Дзюба попросил расшифровать только что сказанное. – Я хотел сказать, – после долгой паузы произнес представитель консульства, – что все наши договоренности останутся в силе в любом случае, и японское правительство сделает все возможное для достижения взаимовыгодных интересов. Между вами и нами, без Москвы, – уточнил он.

– Вы говорили с Устюжным?

– Да, но Глеб Львович, скорее всего, не будет участвовать. Вам так же не стоит сильно рисковать, но быть среди соратников, а затем отступить, – это не позор.

– Если их не посадят. А если посадят, а я буду отсиживаться в посольстве…. Да не шибко хорошую идею вы мне подкинули.

– Это не предательство. Лидер должен быть сохранен для будущего. Помимо этого, вы тот человек, что осуществляет контакты с нами. Господин Устюжный, к несчастью, осуществляет больше контактов с обеими сторонами, что не есть хорошо для нас, – Дзюба попросил уточнений, Тикусемо произнес: – Господин Устюжный был замечен входящим в машину губернатора сегодня утром, как стало известно о роспуске вашего городского парламента. Мое мнение, он пытался придти к соглашению на будущее. Но я могу ошибаться.

– Можете, – холодно отрезал Дзюба, скривившись. От Устюжного он не ожидал такой прыти. Хотя… ведь именно Глеб Львович предупреждал касательно губернатора, визита Яковлева… всю информацию он мог раздобыть только во время встречи. И что он намерен делать теперь? Эх, ведь несколько как бы случайно заданных вопросов многое могли открыть.

Дзюба долго молчал, Тикусемо пристально смотрел на него, так же не произнося ни слова. Наконец, Акио-сан произнес:

– Наше правительство намеревается выделить вам кредит в размере… сейчас не могу сказать с определенностью, но достаточно значительный, чтобы вы смогли оправиться от кризиса и наладить прежнюю жизнь, – косноязычие разом спало, Тикусемо заговорил как обычный житель Приморья, –  Скажу откровенно, речь идет о десятках миллиардов иен. Мы заинтересованы в вашей стабильности, как любой добропорядочный человек заинтересован в благополучии своего соседа.

– У нас говорят обычно иное: «У соседа корова сдохла. Пустячок, а приятно», – нехотя произнес Дзюба. Настойчивость представителя консульства начинала его беспокоить. К тому же ничего конкретного выведать не удалось. Тикусемо только поманил, ни словом не обмолвившись о цене за кредиты и гуманитарную помощь. Откровенно сажал на иглу вспомоществования, но даже понимая это, отказать ему Дзюба не мог. Так и расстались, сердечно пожав друг другу руки и поговорив о намерениях.

Выйдя из ресторана, он позвонил Устюжному. Тот долго не брал трубку, наконец, настойчивость Лаврентия взяла верх.