Реликт (том 1) - Василий Головачев

— Похвально! Видимо, вы хороший спортсмен, если даже неапробированный внушенный оптимайзинг увеличил ваши природные дарования до почти абсолютного владения телом. В пределах неэкстрасенсорных возможностей, конечно.

— Зачем это вам? — глухо спросил Ратнбор, не поднимая головы, собираясь с новыми силами.

— Что именно?

— Этот прессинг: угрозы, нападения, диверсионные акты, попытки помешать строительству Т-конуса. Если человечество решит его включить, помешать этому вы все равно не сможете.

— Весьма спорное высказывание. Мы все рассчитываем с абсолютной точностью, ошибки исключены, я имею в виду те ошибки, на которые рассчитываете вы, принимав нас равными себе психологически и нравственно. Это неверная позиция. Но вы натолкнули меня на мысль, и я передумал убивать вас сегодня. Из чувства осторожности, а не жалости. Сообщите всем, от кого это зависит: мы не слепые террористы и не слуги Конструктора, мы его партнеры, и никогда не встали бы на путь вмешательства в вашу деятельность, не прими вы решения, угрожающего жизни нашего партнера. Комиссар Железовский неправ, считая нас людьми, но и председатель СЭКОНа Боянова не совсем права, отрицая в нас человеческое, ведь уживались же мы с вами сто с лишним лет.

— Объявите свою доктрину всем людям, уверен, результат будет в вашу пользу и без силового давления.

Батиевский покачал головой.

— К сожалению, мы знаем результат всепланетного обсуждения, и он не в нашу пользу; все хотят жить, а большинство хочет жить, практически не думая. Ведь это очень тяжело: думать. — В бесстрастном голосе К-мигранта почудились Ратибору нотки горечи, сожаления.

Оператор «Шторма» выпрямился.

— Вы что же, знаете будущее? Результат референдума еще никому не известен.

— Достаточно и того, что он известен нам. Предупредите всех, мы не остановимся ни перед чем, если вы не найдете другого решения возникшего конфликта.

— Другого решения нет: если Конструктора не остановить, от Солнца и планет не останется ничего!

— Он остановится сам, не мешайте ему. Прощайте, мастер… пока. Мы ждем.

Батиевский исчез. Вот он стоял перед Ратибором, а вот его уже нет, вернее, он уже в прихожей.

— Но мы не одни, — тихо проговорил Ратибор, шагнув следом. — Чужане тоже знают о Конструкторе и готовят ему встречу. А их «перевертыш» вы вряд ли сможете убрать с пути Конструктора.

— Время покажет, — донесся ответ. Дверь открылась и закрылась, хозяин остался один. Но не надолго, на минуту. Кто-то снова вошел без звонка, вернее, вбежал, заглянул на кухню и ворвался в гостиную. Это был Габриэль Грехов собственной персоной.

Увидев стоявшего в напряженной позе Ратибора, он кивнул, словно и не бжидал увидеть иного.

— Ушел?

— Только что.

— Очень трудно рассчитывать их появления с точностью до минуты. Слава богу, что и на этот раз обошлось. Я гляжу, ты заговоренный, юноша. Но в третий раз они шутить не станут, и состязаться с тобой в ловкости и знании приемов рукопашного боя тоже. За то, что прошел ускоренный вариант оптимайзинга, хвалю, хотя у Аристарха, наверное, будет другое мнение, и все же последуй его совету, носи пси-экран. Ты пока не интрасеанс, а всего лишь зародыш интрасенса, и с К-мигрантами без техники тебе не совладать.

— Они… — начал Ратибор.

— Знаю. Они во многом правы. Конструктор — не просто их партнер, это еще и великий символ инакомышления, символ вечно непостижимого, бесконечно сложного, символ веры в иные возможности, в существование непознанной жизни, в реальность выхода за рамки привычных представлений, а веру убивать нельзя! Охотник убивает не птицу, он убивает полет!

«А каков ваш символ веры?» — хотел спросить Ратибор, но удержался, И тем не менее Грехов услышал его мысль. Улыбнулся сквозь свою обычную хмурую неприветливость.

— Символ, моей веры прост: завтра я буду знать! До связи, опер. Будь здоров. Кажется, к тебе еще один гость, принимай.

Дверь распахнулась, и в гостиную, стремительно пролетев пространство прихожей, ворвалась Настя. Круто затормозила, но не смутилась под взглядами мужчин.

— Порядок, — сказал Грехов, похлопал Ратибора по плечу и вышел, не глядя на девушку. Но как ни был утомлен и ошарашен визитами Ратибор, он все же смог уловить мгновенную молнию — беззвучный толчок в голову — пси-обмена Анастасии и Грехова. Ему даже показалось — он понял, что спросил проконсул, и что ответила Настя.

— Иди, иди, — пробормотал он негромко. — Я слышал, он будет ждать тебя.

Анастасия вскинула голову, отдышалась после бега, сквозь прищур век разглядывая Ратибора и прислушиваясь к чему-то. Потом сказала коротко:

— Я останусь.

— Иди, я не нуждаюсь в няньках, да и Грехов твой будет сердиться. Зачем тебе эти компромиссы?

Глаза девушки потемнели.

— Дерзишь, мастер, ты неправ. Не старайся разозлить меня или обидеть, сам пожалеешь потом.

— Пожалею, но делить тебя ни с кем не хочу! И не буду! Иди, он же сказал, что будет ждать. К тому же он экзосенс, а я нормальный человек, не лишенный самолюбия.

Анастасия вдруг словно погасла, лицо ее стало безжизненным, бледным, измученным.

— Оказывается, ты можешь быть жестоким, мастер, но это не красит мужчину, я имею в виду сильного мужчину. Что ты знаешь о Габриэле? За что ты его невзлюбил? Знаешь ли ты, сколько пришлось пережить этому человеку? Он четырежды умирал и воскресал, на нем живого места нет! Все его друзья или погибли, или уже умерли, жена, поняв, что стареет, а он нет, разбилась, направив скорую в лоб грузовому нефу, сын погиб в экспедиции к Чужой… — Голос Насти пресекся, и она закончила шепотом. — Он одинок, понимаешь? Одинок, как не бывает одиноким ни один человек! — Она повернулась и вышла из гостиной.

Ратибор опомнился, спотыкаясь, догнал ее у двери, сказал в спину глухо:

— Прости…

Анастасия замерла, оглянулась через плечо.

— Прости, Стася… — Он покачнулся. — Я дурак.

Позже, через час, они лежали, утомленные, переживая то новое, что протянулось между ними, кроме влечения и жажды любви и ласки; нить пси-обмена была еще тонка и не всегда работала в обе стороны — Ратибор «слышал» Настю хуже, чем она его, и все же он теперь знал, что становится намного богаче. Правда, совсем обходиться без слов в общении с вей он еще не мог.

— Я собрался звонить тебе… когда пришел незванный гость.

— Кто именно?

— Батиевскнй. Честно говоря, он мне чем-то симпатичен, серьезный мужик и умный. Жаль, что он К-мигрант.

— Жаль, — вздохнула Анастасия, нашла в темноте его волосы, взъерошила, погладила по щеке. — У тебя странное имя — Ратибор, твердое и воинственное, от слов «рать» и «борьба», его не сократишь, не сделаешь уменьшительно-ласкательным. Ты представляешь редкий тип людей, которым нельзя дать другое имя. Не могу вообразить тебя Аристархом. — Она тихо засмеялась. — Аристарх Берестов. Или Сидор.