Реликт (том 1) - Василий Головачев

— А этого мало?

— Мало! — жестко отрезала Боянова. — Все ваши императивы, штатные режимы, оперативные сети рассчитаны на человека, на его логику, интеллект, мораль и этику, но сам говорил, К-мигранты — нелюди! И подход к ним нужен иной.

— Да какой другой? — поморщился Железовский. — Какой подход нужен существам, отличным от нас только способом появления на свет. Да и какое право «де юре» мы имеем считать их не людьми? И если начать судить о них с этой точки зрения, то кто тогда мы?

— Бедный Аристарх, — грустно проговорила Боянова. — Бедный «роденовский мыслитель». Как же ты все-таки зажат в рамках моральных конструктивов, закрепощен страхом ошибки и ложными представлениями о гуманизме. Если нас не станет, к чему тогда все твои рассуждения о жестокости, насилии и праве выбора?

Снова помолчали. Потом Железовский украдкой сделал пальцами знак, отгоняющий нечистую силу.

— Я останусь?

Забава покачала головой, и комиссар послушно встал.

— Не обижайся. — В голосе женщины прозвучали усталость и печаль. — Я не нуждаюсь в заботе, ты знаешь.

Железовский, несмотря на габариты и вес, двинулся к двери совершенно бесшумно, на пороге оглянулся.

— Ты ошибаешься, Забава.

— В чем, мастер?

— В том, что не нуждаешься в заботе… не говоря уж о любви. Выражаясь высоким штилем — все доброе в душе рождает только любовь, остальное — от лукавого. Покойной ночи.

Вышел.

Забава посидела немного в той же позе, потом улыбнулась и, вырастив из стены зеркало, долго рассматривала себя, сначала в халате, затем обнаженную, то приглаживая волосы, то распуская их по плечам. Вздохнула. Свет торшера медленно сжался в точку, угас. Комнату бесплотным туманом затопил мрак, И тогда стало видно, что лицо Забавы чуть светится изнутри, словно расплавленное стекло, и свечение это пульсирует в такт сердцу.

За нами — мы сами

Дежурный гранд-оператор транспортной базы погранслужбы «Фиорд-III» Ольбор Шелланнер, по личным причинам с нетерпением ждавший конца смены, был приятно удивлен, когда позвонил шеф-распорядитель базы и сообщил, что смена заявится на два часа раньше.

Переглянувшись с напарником, Шелланнер, скрывая радость, кивнул, потом спохватился:

— Что-нибудь случилось? Или мы не укладываемся в график?

Лицо шеф-распорядителя с тяжелым подбородком, мясистым носом и прозрачными глазами, с длинными баками и бородкой «а ля викинг» не дрогнуло.

— Центр попросил изменить программу стажировки, поэтому вас сменит экипаж Стенсена.

— Я никого из них не знаю?

— Нет, но это не имеет значения.

— Да вы его не слушайте, он согласен, — вмешался напарник Шелланнера, продолжая мысленный диалог с инком-координатором: транспортные потоки шли густо, база обслуживала не только норвежско-шведско-финский регион, но и Вневемелье, поэтому, несмотря на компьютерное координирование, распределение транспорта по заявкам всегда требовало вмешательства человека.

— Я могу направить их и в другой корпус, — сказал шеф-распорядитель меланхолически.

— Нет-нет, все нормально, — поспешил согласиться Шелланнер. — Пусть проходят контроль.

Спустя несколько минут в уютный зал-пост первого корпуса базы, снабжающего потребителей космотехникой среднетоннажного класса, вошли двое в стандартных коричневых комби обслуживающего базу персонала.

Они остановились в центре зала, за вырастающими из пола «тюльпанами» кресел управления, внутри которых, как пестики и тычинки в чаше цветка, сидели операторы первой вечерней смены, заступившей в шесть часов вечера.

«Лепестки» эмканов мысленного (пси) и звукоуправления, связи с компьютером контроля среды, аварийной и пожарной службы, сдублированные трижды, у одного из «тюльпанов»-кресел отогнулись в стороны, «тюльпан» раскрылся, из него выпрыгнул Ольбор Шелланнер. Выгнул спину, разминаясь.

— Стенсен, — представился первый из сменщиков, — рослый молодой человек с прищуренными до узких щелочек глазами.

— Порядок, — отозвался Шелланнер, пряча нетерпение, с удивлением глядя на второго сменщика. — Желаю спокойного дежурства. Это и есть ваш стажер?

Стенсен на мгновение поднял тяжелые веки, затем снова сощурился, но как ни был увлечен Шелланнер своими мыслями, он отметил какую-то странность в облике дежурного.

— А что, есть сомнения? — спросил стажер неожиданным басом; выглядел он лет на шестнадцать-восемнадцать, не больше.

Озадаченный Шелланнер смешался, пожал плечами, оглянулся на Стенсена, но тот уже скрылся в «тюльпане». С шелестом раскрылись лепестки второго кресла, из него вылез улыбающийся напарник Шелланнера, окинул мальчишку-стажера веселым взглядом, с недоумением вздернул брови.

— Сдал? Норма. Это и есть наша смена?

Стажер ловко забрался в кресло, лепестки «тюльпана» сошлись, отгораживая его от любых помех.

— Норма, — буркнул Шелланнер, все еще пытаясь понять, что же именно насторожило его в облике Стенсена, потом оживился, предвкушая встречу, о которой мечтал всю смену. — Ты домой? Встретимся завтра в мастерской, покажу свой новый шедевр.

Напарник с сомнением оглянулся на свое кресло, сквозь ажурную вязь «лепестков» которого виднелась фигура стажера.

— Ты видел?

— Что именно? — Шелланнер направился к выходу.

— У этого парня глаза… — напарник замялся. — Не смейся, но мне показалось, что у него глаза с двумя зрачками.

Шелланнер на ходу засмеялся… и смолк, останавливаясь. Он наконец понял, в чем заключалась странность облика Стенсена: глаза!

— Точно! И мне показалось… — Шелланнер почесал переносицу, решая что-то в уме. — А ну, погоди.

Он подошел к своему креслу, тронул ногой усик интеркома связи с оператором:

— Прошу прощения, друг, не мог бы ты?..

В следующее мгновение «тюльпан» раскрылся, из него выпрыгнул Стенсен. Глаза у него были раскрыты, совершенно прозрачные, ледяные глаза, и Шелланнер, холодея, увидел в этих глазах не один зрачок, и не два, а три! Он ничего не успел сделать, как и напарник, совершенно не готовый к такому повороту событий, не ожидавший бесшумного и сильного гипноудара.

Стенсен проводил падение двух тел ничего не выражающим взглядом, сказал вслух: «Хорошее внимание, но плохая реакция», — снова залез в кресло и проработал целый час в нормальном темпе, как и положено гранд-оператору транспортной базы. Но в результате три «пакмака» типа «Серебряный дракон» с полной упаковкой были погружены не на транспорт «Мул», а на борт незарегистрированного ни в одном маршрутном листе спейсера, о чем руководству базы стало известно только глубокой ночью.