Мой театр. По страницам дневника. Книга I - Николай Максимович Цискаридзе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы со Светой сели в партере. Рядом тут же материализовался один из критиков г. Москвы и Московской области, который тихо, чтобы она не слышала, зашептал мне в ухо: «Знаешь что я тебе советую? Не надо Захаровой помогать, вот не надо ей помогать, ты сейчас делаешь глупость».
Ровно в тот момент в зал с цветком в руке – она обычно появлялась именно с одним цветком, не знаю, что это означало, – вошла Настя Волочкова. Два месяца назад, в июне, из рук министра культуры она получила звание «Заслуженная артистка Российской Федерации». При вручении Швыдкой сказал, что именно она – Анастасия Волочкова – является главной гордостью российского балета.
Когда Настя вошла, мы с ней поцеловались, она села недалеко от нас со Светой. В 2002 году Волочкова и Захарова, тогда еще балерина Мариинского театра, были выдвинуты на одну и ту же премию на «Benois de la Danse». Настя только вернулась из Лондона. Она осталась там после наших гастролей в 1999 году, где-то выступала, в Москву приезжала редко, а перед возобновлением Григоровичем «Лебединого озера» опять появилась в театре.
За исполнение партии Одетты-Одиллии в этом спектакле ее в 2002 году на «Benois de la Danse» и наградили. Зрительный зал возмутился решением жюри, раздались крики: «Позор!» Мы, участники гала, стоя на сцене, наблюдали, как Швыдкой с Иксановым, оба с большими букетами, рысью пробежав мимо нас, бросились к Волочковой, начали наперебой целовать ей руки, рассыпаясь в комплиментах. Настя воспринимала это как должное, понимая, что «all inclusive».
Это происходило всего год назад… Театральная дирекция уже сидела за столом, когда в зал вошел Швыдкой. Он держал приветственную речь и вдруг произнес какую-то странную фразу по поводу корпоративной этики, выразительно посмотрев на Волочкову. Если честно, я не придал значения этим словам, потому что, как и все в театре, видел их взаимоотношения.
Сезон 2003/2004 должен был открываться «Лебединым озером» с Волочковой и Иванченко. Вдруг известие: дирекция ГАБТа сняла Настю с открытия сезона. Помня мудрое высказывание Семёновой – «Мы служим только Аполлону», я все равно начал готовиться к 19 сентября, к «Раймонде», которую предстояло танцевать с Волочковой. Афиша-то с нашими именами висит, никто ее не трогает. С Настей и ее педагогом Н. В. Павловой репетирую каждый день.
Тут меня вызывают к Иксанову. Он говорит: «Вы сейчас должны выйти к прессе в Белое фойе и на камеры сказать, что отказываетесь танцевать с Волочковой, так как не можете ее поднять, из-за этого ее снимают со спектакля». СМИ уже вовсю обсуждали эту тему: Уваров сразу заявил, что отказывается Настю поднимать, поскольку должен беречь спину; Филин тоже отметился, сказал, что никогда с Волочковой не танцевал и танцевать не собирается. Мое предполагаемое выступление должно было стать «вишенкой на торте». Все знали, что мы с Настей последнее время не ладили.
Выслушав Иксанова, я сказал: «Я не пойду в Белое фойе и ничего говорить на телевизионные камеры не буду. У меня на то две причины. Первая: она – женщина. Вторая – я ее могу поднять. Если я скажу то, на чем вы настаиваете, значит, это я не в состоянии выполнять свои профессиональные обязанности, я такого говорить не буду». Повернувшись, чтобы уйти, я услышал, как Анатолий Геннадьевич в спину мне сказал: «Вы делаете очень большую ошибку, вы об этом еще очень пожалеете».
После меня они вызвали Н. Б. Фадеечева: «Пожалуйста, выйдите к прессе и скажите, что Николай не может поднять Волочкову». На что Николай Борисович ответил: «Я не буду этого говорить, потому что Коля ее поднимает, всё в порядке у них».
До спектакля оставалось два дня. Проверив все свои выходы, я с Павловой, Фадеечевым и концертмейстером сидел в зале, мы ждали Настю. Прошло десять минут, двадцать, ее нет. Вдруг у меня на мобильном телефоне звякнула SMS: «Меня вызвали к Иксанову, дождись». «Коль, мы пойдем», – сказал Николай Борисович, и они с Надеждой Васильевной ушли.
Прошло минут тридцать, когда, одетая во все белое, сама с лицом белым как мел, появилась Настя. «Коля, они меня уволили!» – вскрикнула она и, уткнувшись лицом в мое плечо, зарыдала! Она выла как белуга, залив меня своими слезами.
Что я мог? Обнял ее: «Настя, не раскисать! Иди переодевайся, давай репетировать, все еще может измениться». «Как?» – не поняла она. Но пошла, переоделась, вернулась в зал. Я сел на стул: «Давай пройдем твои вариации». Настя как-то успокоилась… После репетиции я вышел на улицу. На площади находилось какое-то невероятное количество корреспондентов с микрофонами, телекамеры. Настя стояла в кольце прессы, заявляя, что ее незаконно увольняют из Большого театра, но она будет бороться. Начался грандиозный скандал…
«Раймонду» 19 сентября я танцевал с Машей Аллаш. Надо было видеть, что творилось вокруг, как ко мне кинулись журналисты, требуя комментариев. Я к служебному подъезду театра подойти не мог. Продираясь сквозь плотную толпу, я отбивался, повторяя: «Ничего говорить не буду, не буду!»
«Раймонда» шла как обычно, на подъеме до III акта. Когда я вышел на вариацию, клакеры стали специально громко аплодировать не в такт, сбив музыкальный ритм. И я, как человек со слухом, на первом же прыжке чуть не грохнулся на пол. Понимая, что театральное руководство в связи с ситуацией вокруг Волочковой теперь имеет на меня зуб, «хлопуши» решили, что настал подходящий момент, чтобы поставить Цискаридзе на место. Они ждали, что теперь я точно приду к ним на поклон с подношениями и билетами. «Центровой» клакер, стоя в партере Большого театра, громко хвастался: «Передо мной известные балерины стояли на коленях! Цискаридзе тоже будет стоять на коленях и меня умолять, а я ему откажу!»
Из этого ада мы с Захаровой улетели в Милан, на гала по поводу 190-летия балетной школы La Scala, а 5 октября танцевали «Жизель» в Большом театре в присутствии премьер-министра Франции Ж.-П. Раффарена. Клакерам приказали притихнуть. Они заявили, что
