Подельник эпохи: Леонид Леонов - Захар Прилепин

В Советской России «Метель» незаметно, во второй раз, но уже без шума прикрывают. Однако спустя месяц, 18 марта 1964 года, Леонов едет в Венгрию – потому что пьесу ставят там. Как же было не появиться «Метели» в стране, пережившей известные события 1956 года.

Тем более что в Венгрии к тому времени уже были поставлены и «Нашествие», и «Золотая карета», и «Обыкновенный человек»; и книги Леонова там тоже были известны. Еще в 1928 году отдельным изданием в Венгрии был опубликован «Конец мелкого человека». Потом был долгий перерыв – режим Миклоша Хорти давал о себе знать, – а с 1949-го там выходят, одно за другим, все главные леоновские сочинения: сборник из двух повестей («Саранча» и «Взятие Великошумска»), «Соть» (под названием «Тронется лес»; 1950; роман переиздан в 1956-м венгро-румынским издательством), «Дорога на Океан» (1951; переиздана в 1965-м), «Русский лес» (1955), «Скутаревский» (под названием «Комета»; 1956), «Вор» (1962; в послесловии к роману, между прочим, говорится, что именно в этой книге «миропонимание Леонова развертывается полнее всего») и так далее. И даже «Метель», не переиздававшуюся в России, венгры выпустили отдельной книжкой в том же 1963 году.

Венгерская постановка пьесы стала, пожалуй, лучшим подарком к 65-летию Леонида Леонова, которое теперь с неизменным елеем отмечалось во всех правительственных газетах СССР. Лучше бы пьесы позволили ставить вместо публикаций трафаретных и с каждым юбилеем все более неживых панегириков…

Еще до Венгрии, в 1957-м, «Метель» и «Золотая карета» были поставлены в Чехословакии, а в 1958-м еще и «Волк». Отзывы чешской критики на эти постановки были более чем откровенны: утверждалось, что Леонов восстает против догматизма советской системы, прямо писалось о воссозданной в сочинениях драматурга «атмосфере подозрительности, уродующей человеческий характер». В России подобных рецензий на сочинения Леонова не писал никто. Мы, правда, не уверены, что писателя такое прочтение приводило в восторг. О европейском фуроре своих драм Леонов почти никогда в советской прессе не высказывался.

Да и вряд ли ему стоило рассказывать, что «прикрытую» в СССР «Метель» в той же Чехословакии издали в 1957-м, переиздали в 1958-м и еще раз в 1959 году – настолько быстро расходились тиражи! И едва ли ему пришло бы в голову поделиться радостью, что в 1967 году в Чехословакии вышла книга «Бабель. Леонов. Солженицын» (где главным сочинением Леонова назван «Вор», и интерпретировался роман вполне прозрачно: «Если революция, по его (Векшина. – З.П.) мнению, дает право на кровь, не означает ли это, что, собственно, все позволено?»).

Всего с середины 1920-х до середины 1960-х в Чехословакии зафиксировано 70 изданий произведений Леонова – как отдельных книг, так и публикаций в главнейших журналах и газетах страны.

Плюс ко всему в 1963 году в Чехословакии поставили на сцене «Бегство мистера Мак-Кинли» – до которого у советских театров руки вообще так и не дошли.

Одновременно с венгерской постановкой в марте «Метель» ставят в Югославии, в белградском Современном театре, и там пьеса идет особенно успешно: билеты раскупаются за неделю до премьеры. Интервью Леонова, приехавшего в декабре того же года в Югославию, появляются в каждой третьей местной газете. Наименования рецензий, публикуемых на постановку, опять же, говорят сами за себя: «Атмосфера страха», «Занесенные метелью» и т. п.

Встречают его там «на ура»: Леонов выступает в столичных университетах, много общается с местными писателями, его возят по древним монастырям…

В следующем году в Югославии сделают сценическую постановку романа «Вор» – чего на родине Леонова тоже не случалось никогда.

В декабре 1964-го на больших экранах Страны Советской появляется картина «Русский лес». И Леонида Леонова, и большинство зрителей и почитателей этого романа ждет некоторое разочарование.

В качестве режиссера выступил Владимир Петров, прославившийся в 1930-е масштабной исторической картиной «Пётр Первый», снявший в 1940-е «Кутузова» и «Сталинградскую битву», после войны с успехом экранизировавший классику – от «Ревизора» (1952) по Гоголю до «Накануне» по Тургеневу (1959). Казалось бы, лучшего режиссера для «Русского леса» – романа, с одной стороны, эпического, а с другой, наследующего русской классике, – и придумать было невозможно.

Музыку к фильму писал великий Георгий Свиридов, один из любимейших композиторов Леонова. Над сценарием работали втроем: сам Владимир Петров, Юрий Лукин (недавно сделавший сценарий к «Судьбе человека» по Шолохову) и автор собственно «Русского леса».

Но, признаться, с писателем было не так просто ладить: законы кинематографа его волновали куда меньше, чем собственный текст. Леонов вообще кино не очень жаловал, предпочитая театр. Сохранилось пять неутвержденных вариантов сценария! И утвержденный – шестой: Леонид Максимович, по-видимому, хорошо помучил своих соавторов.

Сложную архитектонику романа так и не удалось перенести в кадр. Вот лишь один пример: в первой части фильма, действие которой происходит 22 июня 1941 года, трижды пришлось повторять одну и ту же сцену с сидящим в своем кабинете Иваном Вихровым (его играл лауреат Сталинской премии Борис Толмазов). А всё потому, что иначе не удалось соединить воедино четыре ретроспекции: возврат в его детство – раз, показ юности Вихрова – два, воспоминания о встрече с Грацианским – три и переезд Вихровых в столицу – четыре.

Фильм в итоге получился труднопроходимым, тяжеловесным, почти трехчасовым, и ни замечательная музыка, ни отменная актерская игра упомянутого Толмазова, Руфины Нифонтовой, Николая Гриценко, Майи Булгаковой и Юрия Яковлева ленту не спасли.

В отличие от книги фильм не пользовался известностью и вскоре был позабыт.

Последнее явление белогвардейца

В то время как леоновские пьесы шествовали по театрам Европы, а рецензиями на них можно было в два слоя уложить достойную площадь или, при иных обстоятельствах и в другие годы, сшить из них крепкое дело о «клеветничестве» и «пособничестве» – вот в это самое время Леонов в который раз размышлял: а стоит ли публиковать повесть “Evgenia Ivanovna”?

Крамолы в ней, на нынешний взгляд, немногим больше, чем в любом другом сочинении Леонида Леонова: внеидеологичные, злые каверзы обнаружить у него можно везде. Есть они и в “Evgenii Ivanovne” – хотя, быть может, их тут даже меньше, чем в «Барсуках» и тем более в «Воре».

Но дело в том, что “Evgenia Ivanovna” – по всем внешним признакам вообще не советская вещь. Бесконечно печальная, нежнейшая, пасторальная, словно бы написанная дождем на лобовом автомобильном стекле повесть: нужно быть очень глухим, чтобы не услышать тихой музыки этой прозы, раздающейся будто бы откуда-то из под теплой земли.