Очи бога - Джон Марко

— Этот амулет уничтожил меня, — вот что сказал рыцарь однажды ночью в Марне. — Я верну его Кадару и, если он убьет меня, значит, так тому и быть.

Мрачность этих слов напугала Гилвина. Он во все глаза глядел на Лукьена, сидящего напротив и имевшего полусонный вид. Гилвин находился с открытой стороны, и ветерок играл его золотистыми волосами. Между ними устроился барон Гласс — его тоже клонило в сон. Делать было нечего, и разговор тянулся неспешно и лениво. Они заплатили Граку все до последнего золотого, и он любезно согласился довезти их до Джадора. Он не показался Гилвину страшно жадным, но при виде лиирийского золота заметно оживился. За золото он обещал безопасный проезд, воду и пищу. А уже когда прибудут — пусть ищут все сами. Грак объяснил, что Джадор больше не открыт для иностранцев. Только ганджисам разрешен въезд, да и то, в ограниченном количестве. Джадорийские ганджисы живут в собственных гетто в черте города — они появились в последнее десятилетие. Но северянам — хоть из Лиирии, хоть из Марна или Риика — въезд в город строго воспрещен. Грак оказался достаточно честным, чтобы сообщить: их могут убить сразу, едва обнаружат. Лукьен только пожал плечами. Барон Гласс, на плечах которого лежали все переговоры и планирование операции, тоже стоически принял предостережение.

Гилвин отвернулся от Лукьена и стал рассматривать бесконечно изменчивые пески. Даже здесь, в тени повозки, жара мучила невыносимо. Подобно Глассу и Лукьену, на нем была черная гака, спасающая от солнца. И все равно он истекал потом. Теку уснула у него на коленях. Будучи сама родом из Ганджора, мартышка хорошо приспосабливалась к жаре, она целый день спала либо лакомилась финиками. Гилвин легонько поглаживал ее, наблюдая за движением каравана. Где-то впереди спорили двое сыновей Грака, но слов было не понять. Из всей семьи один Грак говорил на языке северян — и это тоже явилось причиной, по которой Гласс выбрал его в проводники. Вначале дети проявляли любопытство к Гилвину и прочим. Они глазели на пустой рукав барона, отчего тот сердился. А Теку просто очаровала их — правда, ненадолго. Такие мартышки ведь не редкость в Ганджоре. Наконец, все заняли свои места, оставив троицу северян в повозке, где Гласс вечно спал, а Лукьен хранил тяжелое молчание.

Прошла не одна неделя с тех пор, как они покинули Лиирию, но для Гилвина словно бы прошли годы. Он никогда и не ожидал, что жизнь его так повернется. Парень чувствовал себя счастливым, работая в библиотеке. Там было хорошо, и там был Фиггис. А теперь он — изгой. А Фиггис? Скорее всего, мертв. Так объяснил барон Гласс. От Акилы не стоит ждать милости. Лукьен молча кивнул в подтверждение. Для них обоих Акила был чудовищем, не знающим жалости. Но Гилвин не мог в это поверить, несмотря на то, что ему пришлось покинуть свой дом. Он помнил, как отзывалась о короле Акиле Кассандра. Он безумец, но тепло и нежность еще живут в глубине его сердца.

Караван шел весь день, и теперь плавно входил в ночь. Когда солнце утонуло среди песков, они остановились. Лукьен наконец-то зашевелился. Им не терпелось размять ноги, и вот, пока Грак с семейством ставили лагерь, трое северян растянулись на горячем песке. В пустыне ночью прохладно, поэтому трое сыновей Грака начали разводить костер, а жена с дочерьми занялись приготовлением пищи. Без сомнения, то была лучшая часть дня; в желудке у Гилвина заурчало. Ему трудно было передвигаться по песку, даже в специальном башмаке, но он сумел дойти до ребят и помочь с костром. Пока они работали, Лукьен привалился спиной к повозке, устремив невидящий взгляд к звездам. Когда же пища была готова, он сел есть отдельно от всех, а Гилвин с бароном присоединились к семье Грака. Гилвин наблюдал, как Лукьен поставил тарелку поодаль и прислонился к большому колесу повозки. Он выглядел таким старым и потерянным, что парнишка ощутил к нему сильную жалость. Барон Гласс заметил выражение его лица и подтолкнул локтем.

— Не беспокойся о нем, — мягко сказал он. — Он оклемается.

Гилвин дал Теку финик и послал поиграть с дочерьми Грака.

— Он винит меня в смерти Кассандры, — горько проронил он.

Гласс покачал головой.

— Нет. Я так не думаю.

— А я думаю. И не осуждаю его за это. Я ведь сказал ему, что проклятие — сплошной обман. Но ведь я был уверен в этом… — он пожал плечами и уставился в тарелку с едой. — Не понимаю, что случилось.

— Не тебе это понимать, Гилвин. Такие вещи решаются волею Неба.

Замечание барона заставило Гилвина сердито вскинуться:

— А я в это не верю!

— Не веришь? А зря, потому что это — правда. У всех нас есть цель в жизни. Даже в смерти Кассандры было свое предназначение. Если бы Лукьен верил в Судьбу, он бы сейчас не был бы таким несчастным. Мысль о том, что ее смерть имеет цель, принесла бы ему успокоение.

— Ну, раз ты так говоришь… — протянул Гилвин. Он хотел спросить барона, в чем предназначение потери им руки, но сдержался. — Я не знаю, чему верить. Все, что мне известно — Кассандра мертва и Фиггис, вероятно, тоже. А Бреку с семьей пришлось покинуть свой дом. Я же — на пути к виселице.

Гласс громко рассмеялся, и Гилвин внезапно обнаружил, что смеется вместе с ним. Грак посмотрел на них сквозь пламя костра и тоже улыбнулся. И Лукьен их услышал. Он склонил голову в их сторону, но не повернулся.

— Не думаю, что Лукьену важно, что будет с нами в Джадоре, — заметил Гилвин. — Мне кажется, он ищет смерти.

— Раз ты так считаешь, значит, совсем не знаешь Лукьена.

Такой ответ сбил с толку Гилвина, но он решил не заострять на нем внимание. Вместо этого он увлекся едой — она была вкусной. Закончив, Гилвин поставил на землю тарелку и подошел к Лукьену. Он обратил внимание, что рыцарь едва притронулся к пище.

— Тебе нужно есть, Лукьен. Не надо морить себя голодом!

Лукьен поставил тарелку на землю.

— Гилвин, я слышал, как ты сказал Торину, будто я обвиняю тебя. Так вот — я тебя не виню.

— Правда? — вспыхнул Гилвин.

— Правда. Прежде обвинял, но теперь — нет, — Лукьен похлопал по песку рядом с собой. — Посиди со мной немного, Гилвин. Я не очень-то разговорчив нынче, но компанию уже могу поддержать.

Поблагодарив за приглашение, Гилвин уселся рядом. Он увидел, что барон Гласс посылает ему улыбку. Лукьен поднял взгляд, изучая звезды. Здесь их было множество, и среди них красовалась кроваво-красная луна.

— Лукьен? — позвал Гилвин.

— Да?

— Что ты будешь делать, когда мы прибудем в Джадор?

Лукьен ответил без промедления:

— Отдам Кадару его амулет. Если после этого он захочет убить меня — не стану препятствовать.

— И не будешь сражаться?

— С Кадаром — не буду.