Хроники Нарнии - Клайв Льюис

Немало времени девочка проводила на корме, сидя на скамеечке и играя с Рипичипом в шахматы. Фигуры были для него малость тяжеловаты, так что переставлять их ему приходилось обеими лапами, а чтобы поставить какую-нибудь в цент]) доски, он поднимался на цыпочки. Зрелище было препотешное, но это не мешало Рипичипу играть превосходно; он выигрывал почти всегда, когда не забывал об игре. Правда, забывшись, запросто мог сделать совершенно нелепый ход — взять, например, да подставить своего коня под удар коня и ладьи одновременно. Это случалось оттого, что Рипичип начинал путать игру с настоящей битвой и заставлял свои фигуры рваться вперед без оглядки, как всегда вел себя в сражении он сам.

Однако длилось это чудесное время недолго. Однажды вечером, беззаботно глядя с кормы на остававшийся позади корабля длинный пенистый след, Люси приметила на западе тяжелые тучи. Они быстро догоняли корабль и вскоре уже затянули половину неба. На короткий миг в них образовался разрыв, сквозь который просочился желтый закатный свет, и само море пожелтело, словно старая парусина. Резко похолодало, волны пустились в беспорядочный пляс, и по корпусу корабля пробежала легкая дрожь, будто он учуял опасность и стремился от нее уйти. Парус то вздувался, наполняясь зловеще завывающим ветром, то обвисал, как тряпка. Прежде чем Люси успела осознать, чем грозит этакое скопище туч, послышался громовой голос Дриниана:

— Полундра! Свистать всех наверх!

Матросы живо принялись за работу: люки наглухо задраили, огонь на камбузе затушили и уже собирались спустить парус, когда разразился свирепый шторм. Люси почудилось, что по ходу корабля, прямо перед носом, разверзлась глубочайшая яма. Корабль нырнул, и почти тотчас перед ним выросла водяная гора высотой с мачту. Казалось, она обрушится на палубу и, если не разобьет корабль в щепки, то уж точно отправит на дно, но «Поспешающий» каким-то образом взлетел на вершину этой горы, где чуть ли не завертелся волчком. Впрочем, хотя чудовищный вал и не сокрушил корабль, водой его захлестнуло так, что ют и полубак стали походить на островки, разделенные бурлящим морем. Высоко наверху матросы отчаянно цеплялись за рею, не оставляя попыток убрать парус. Лопнувший и вытянувшийся по ветру канат даже не колыхался: он как бы застыл в неподвижности, словно кочерга.

— Вниз, ваше величество! Вас смоет! — крикнул Дриниан.

Прекрасно понимая, что на палубе от нее все равно никакого толку, Люси поспешила выполнить указание капитана, да только это оказалось не очень-то просто. Корабль кренился на левый борт так сильно, что палуба походила на скат крыши. Сначала Люси пришлось, цепляясь за что попало, добираться до верхушки трапа, а потом еще и подождать, пропуская двоих взбиравшихся по нему матросов. Вниз она соскользнула, как могла, резво, хотя руки ее сами цеплялись за перила. И правильно делали: когда она оказалась у подножия трапа, палубу захлестнула волна, окатившая девочку с головой. Промокнуть до нитки она успела еще раньше, ведь брызгами обдавало и ют, но там вода казалась не такой холодной. Не держись девочка крепко, ее попросту смыло бы за борт. Как только вода схлынула, Люси, скользя на мокрой палубе, метнулась к двери своей каюты и проскочила внутрь. Разбушевавшаяся стихия осталась снаружи, но в каюте было едва ли не страшнее из-за доносившихся отовсюду звуков — скрипа, треска, стона, криков, рева и воя ветра…

Прошел день, за ним другой, а буря не прекращалась и продолжала свирепствовать, пока все не забыли, когда она началась. И все это время три матроса постоянно стояли у румпеля — хоть как-то удерживать курс удавалось только втроем, а еще несколько человек беспрерывно откачивали помпой воду. Никто из команды не имел времени ни отдохнуть, ни поесть, ни обсушиться.

Когда же шторм унялся, Юстейс записал в своем дневнике следующее:

«3 сентября. Наконец-то эта дурацкая буря завершилась, и я могу писать. Она продолжалась ровно тринадцать дней: правда, многие здесь утверждают, будто двенадцать, но я знаю лучше, потому что вел точный учет. Огромное удовольствие путешествовать на одном корабле с людьми, которые и считать-то толком не выучились. Буря была ужасная, корабль все время швыряло туда-сюда, и я ходил мокрый и голодный, потому что никому и в голову не пришло позаботиться о приличной кормежке. Само собой, у них и в помине не было ни рации, ни ракетницы, чтобы подать сигнал бедствия. Это ли не лишнее доказательство моей правоты: я ведь с самого начала твердил, что нормальные люди ни за что не выйдут в море на таком трухлявом корыте. Правда, то нормальные люди, а мне приходится иметь дело с какими-то извергами в человеческом обличье. Эдмунд и Каспиан — неотесанные грубияны. В ночь, когда рухнула мачта (от нее остался обломок вроде пенька), мне было очень плохо, но эти невежи выгнали меня на палубу и заставили работать, будто я раб. Люси сунула мне весло и при этом распространялась насчет того, что их драгоценный Рипичип тоже рад бы грести, да только ростом не вышел. Как работать, так ростом мал, а как выставляться — это пожалуйста. Неужели они ничего не замечают? Даже Люси, хоть еще и малявка, могла быть поумнее.

Ну а сегодня, едва буря утихла и проглянуло солнце, все выбрались на палубу и принялись толковать о том, что. делать дальше. Выяснилось, что еды (которую и едой-то назвать стыдно) осталось на шестнадцать дней. Всех кур смыло за борт, а хоть бы и не смыло — яиц после такой встряски от них все равно не дождаться. Но гораздо хуже дело обстоит с водой. Две бочки во время шторма треснули («сделано в Нарнии», чему уж тут удивляться), и вода вытекла. Оставшейся, если выдавать по полпинты в день на человека, хватит не больше чем на две недели. Правда, на борту достаточно вина и рома, но о том, что крепкие напитки только усиливают жажду, кажется, догадываются даже эти остолопы.

Конечно, разумнее всего было бы вернуться к Одиноким островам, но до того места, где мы находимся сейчас, нас несло восемнадцать дней, причем тринадцать из них бушевал свирепый ураган. Возвращаться, даже при попутном ветре, пришлось бы дольше, но попутным ветром и не пахнет. Как, впрочем, и никаким другим. Каспиан глубокомысленно заявил, что при нехватке воды его матросы много не нагребут. Я напомнил ему о данных науки, в соответствии с которыми у напряженно работающего человека усиливается потоотделение, что охлаждает организм и уменьшает его потребность во влаге, но Каспиан предпочел сделать вид, будто не обратил на мои слона внимания. Оно и понятно, сказать-то нечего. Под конец все сошлись на необходимости плыть дальше на восток, в надежде наткнуться на какую-нибудь землю. Я счел себя обязанным напомнить, что, во-первых, никому не ведомо, есть ли там вообще земля, а во-вторых, беспочвенные надежды чаще всего приводят к горьким разочарованиям. В ответ они не нашли ничего лучшего, как нагло поинтересоваться, что я могу предложить взамен. Но прогадали — я, со свойственным мне холодным спокойствием, пояснил, что, будучи похищенным и насильно, без моего согласия, вовлеченным в это идиотское плавание, вовсе не считаю себя обязанным заботиться об успехе авантюры.