Изменник - Владимир Герлах

Еще слышна была редкая стрельба и крики на площади, где партизаны уже взяли штурмом в рукопашном бою последний оплот оккупантов, их комендатуру, но всем было ясно, что бой кончался… всюду были радостные лица, смех и шутки. Над трупом Шубера склонились любопытные: «Товарищи! Да ведь это наш Шуба! Лежит гад и не шелохнется, смотри куда пуля попала? прямо под ухо сзади!» Старичок, сторож немецкого кладбища из дома напротив, подошел к Вере, которая, как во сне, смотрела в мертвые глаза Шубера: «Товарищ Вера! здорово вы его шлепнули! Как раз во время! Я видал как вы из окна в него целились! Все видел! Хе, хе! Будет, гад, знать наших советских девушек!» Каблуком он ударил по рту Шубера, посторонился перед подъехавшей телегой. Веселый и грязный колхозник суетливо привязал Шубе-ра за ноги к телеге, предварительно стащив сапоги, чмокнул и дернул за вожжи: «А ну ка, товарищи, посторонись! прокачу я нашего любимого коменданта по городу!! Но!» Кнутом изо всех сил хлестнул худого коня, понесся вскачь; за телегой потащился, запрыгал на ухабах, подметая своей шинелью снег Шубер! В толпе весело гикали и смеялись…

По улице рысью ехали двое верховых в полушубках и ушанках… один из них подхватил падающую Веру… Старичок сторож сокрушенно качал головой: «Иш, как она сомлела. Не привычна к мертвым, а между прочим, сама из окошка Шубера кокнула! Все видал! Герой, девушка! как раз, когда нужно было!» Человек в кожанке подошел к верховым отбросил волосы с глаз: «Город взят, товарищ Холматов! Остатки полиции бежали в лес, но их командир Шаландин убит! Захвачена огромная добыча! Славный выпал денек и снежок очень кстати! А, вот она, моя красавица! Если бы вы слыхали, товарищи, как она нам кричала: «за родину! за Сталина!?» Спасла положение! Да чего вы стоите? Несем ее в дом! а вот и ее мать бежит». Снег падал все больше, подгоняемый ветром, вихрился в снежную бурю!

Начался суд и расправа с врагами советского народа! Судили в помещении горсовета, там, где во время оккупации помещалась немецкая комендатура! Вывесили вместо сорванного и растоптанного в клочья немецкого знамени, советское красное, уселись за стол и начали! Делали все скоро и точно! Одних, немногих, выпускали снова на свободу, других многочисленных, уводили на берег Сони и там расстреливали. Работа по ликвидации врагов народа облегчалась показаниями и доносами тех, кто страдал во время немецкой оккупации и показаниями детей, действовавших бескорыстно и весело… Подавались товарищу Холматову списки, которые бережно хранились в течении долгих месяцев, а мальчишки сами водили партизан по домам тех, кто прятался и показывали пальцами на закрытия ставни и ворота: «Вот тут, дяденьки, Дунька, сука живет! она с полицейскими и немцами гуляла! а вот тут Валька с переводчиком Артуром самогонку пила! а вон там за занавесками Шурка, жена Жукова, что к Галанину из областного прибежала!»

Разбивали прикладами двери вдребезги, вытаскивали за распатланные волосы ревущих Дунек и Валек, тащили по глубокому снегу на допрос дяде Ване! Шурку не нашли, в последний момент успела, стерва, убежать вместе со своим полицейским на лодке по реке Сони, по которой уже шло первое сало! Только ее одну из потаскух не нашли, не притянули к ответу, а остальных всех, кто сытно и сладко жил при немцах, за распутство и измену наказывали высшей мерой наказания! Не мучили, не били и животов не распарывали, как это делали бандиты Соболева, ставили штемпель против фамилии преступника и отводили его или ее к толпе остальных виновных, а когда их набиралось достаточно, вели всех скоро на берег Сони и там кончали точно и просто пулей в непокорный затылок и пускали потом плыть по Сони в снежных берегах, дальше в Березину, Днепр на Черное море. Рассказывать всем прибрежным колхозам, совхозам и городам еще занятым немцами о том, что ждет остальных еще живых изменников! В два дня кончили эту кровавую неприятную, но нужную работу.

Не узнать было товарища Холматова, инженера изобретателя, тихого Вериного жениха! Как будто тот же молодой и славный добрый парень как раньше, так же смеялся весело и заразительно, показывая ровные крепкие зубы!.. а вот, если присмотреться в его заостренные глаза, в жесткую складку губ, в, как будто, более костлявый и тяжелый подбородок — нет! не он! Другой властный и беспощадный советский мститель, выкованный в кузнице войны, такой же как и его помощник Семенов и политрук Козлов, тот что в кожаной тужурке вел партизан на штурм города!

Все трое они ловко и умело восстанавливали советскую власть в городе и районе… Снова заработали горсовет, райзо и милиция под руководством испытанных советских людей. Только колхозы и совхозы не трогали, оставили их так, как они изменились при немцах. Не хотели трогать их в переходное тяжелое военное время, боялись лишиться их помощи… даже старост не тронули, учли уважение и любовь, которые чувствовали к ним колхозники и совхозники… переменили только их наименование, вместо старост назвали их снова председателями и все!

С городом же не церемонились! На площади поломали и пожгли кресты с могил немецких солдат, сравняли с землей вровень с площадкой около водопроводной колонки… как будто никогда и никаких немцев здесь не было! Вопросы религии долго обсуждали в связи с арестом Семена Герасимова, бывшего колхозного пастуха, который при немцах, вдруг, стал протоиереем… Долго допрашивали испуганного попа, расспрашивали свидетелей, искали состава преступления… и не могли ему ничего пришить противного советской власти! Правда, он служил при немцах в открытой ими церкви! Насильно! это было всем известно! Но как же он служил? Долго смеялись Холматов и Козлов с Семеновым, слушая оправдания пастуха и свидетельские показания Котляровой, Веры Кузьминичны и многих жителей города, которых насильно под страхом смерти гнал в церковь самодур Галанин!

Действительно, что же получилось? Получилось, что Герасимов был настоящим советским попом, который провел немцев за нос! Молился за красноармейцев, летчиков, за евреев, замученных немцами… Правда, в начале, что бы втереть очки немцам пробовал молиться и за Гитлера, но потом скоро бросил, не смог кривить душой и открыто молился за христолюбивое воинство, во всеуслышание! После допроса, когда увели попа в соседнюю комнату, оставшись одни, судьи долго совещались… учли и уточнили все! как умные люди должны были считаться с фактами. Знали, что с религией теперь во время войны нужно обращаться очень осторожно, щадить веру людей, умиравших за родину! В секретных распоряжениях это было написано черным по белому, приказано не допускать перегибов! Если хотят драться с немцами с молитвой, пусть молятся и дерутся!