Изменник - Владимир Герлах

Сначала показался один в кожаной тужурке, в ушанке на затылке. Он держал в руках автомат и кричал громко и весело… Вера сразу поняла: «За родину, за Сталина!» А за ним бежали густыми цепями партизаны, их было много и они тоже весело кричали! Иногда один из них почему то падал и, или лежал неподвижно, или отползал в сторону, что бы не мешать идти другим, которых было все больше! Один из партизан размахивал красным знаменем, которое рвал и трепал холодный зимний ветер. Он кричал больше других, совсем молоденький, так весело и заразительно, что Вера не выдержала, перегнулась черезо окно к победителям и кричала вместе с ним, со всем бегущими внизу: «За родину! За Сталина!»

Знаменоносец, видимо, ее услышал, посмотрел на окно, из которого нагнулась над ним красивая, советская девушка с растрепанными золотыми волосами и засмеялся ей, показав крепкие белые зубы. Хотел уже ей крикнуть, но не успел, упал ничком и красное знамя, на секунду было покрывшее его неподвижное тело, было подхвачено другими руками и понеслось дальше на врага! И за красным полотнищем, перед ним, вокруг него вырастали все новые бойцы, одни в красноармейских шлемах и сапогах, другие в ушанках и лаптях! Это была победа и Вера бросилась к лестнице в подвал, кричала: «Скорее! Идите! Оба… наши победили… город взят!»

Но радовалась, как будто, рано… Вернувшись снова к окну, вдруг, увидела как партизаны сначала замялись и начали медленно, нерешительно, потом все быстрее уходить назад… Уходили в полном порядке, нехотя, останавливались, стреляли, перебегали от одного дома к другому, но все же уходили! И многие из них оставались лежать вместе с убитыми немцами на снежной улице, испачканной красными пятнами… снова пронесли назад красное знамя и снова показался тот, кто раньше бежал впереди всех… сейчас он был последним… ушанки на нем уже не было, густые пряди черных волос падали ему на глаза, он их отбрасывал рукой назад и кричал охрипшим голосом: «Товарищи! Стой! Остановись! Ни шагу назад! ведь иначе пропадем! все!» Но его не слушали, продолжали уходить, побежали… он бежал за ними и со слезами в голосе хрипел: «Стыдно! Стой! Стой! мать вашу… стрелять буду!»

Когда и он исчез, снег повалил хлопьями и через мутно белую пелену показались снова ненавистные фигуры в глубоких касках, в грязно зеленых мундирах… немцы! Их вел майор Шубер, как тогда, почти год назад! когда город атаковали веселые папаши и евреи Красникова… В самую критическую минуту он вывел свои последние резервы и коротким встречным ударом отбил партизан… шутя! А теперь гнал к реке, где их с фланга пошел встречать в обход Шаландин с полицейскими… рассчитано все было до мелочей! Ведь тут в чем было дело? В выдержке и хладнокровии! как в шахматной игре! Он, Шубер докажет своему начальству, что он вовсе не нуждается ни в какой помощи! Жаль, конечно, что не было Галанина, он был бы рад еще раз поучить этого славного малого! Да, победа была полная! Своим опытным глазам, он видел ясно полное расстройство в рядах противника! с удовольствием смотрел на убитых бандитов на улице!.. теперь оставалось немного: не дать им опомниться, прижать к реке и там уничтожить! Слава Богу! его ревматизм прошел совершенно благодаря Котляровой и ее керосину! А вот кстати и она, смотрит на него из окна, эта славная русская девушка! Он, конечно, сделал вид, что ее не заметил! Обернувшись с удовольствием увидел, что его мальчики, как он называл про себя своих солдат, наступали как на параде!

Жаль только, что неосторожно, не пользовались укрытиями… но ничего! тем лучше! пусть Котлярова видит, как немцы воюют под его командой!! Хмурясь он кричал: «Форвертс! Зиг! Хэйль!» И слушал как. громоподобно кричали его солдаты! Так громко, что этот гром и молния его оглушили. Он упал и, выругавшись, хотел подняться, но не мог… гром утих и молния погасла… Он умер, как раз тогда, когда ему хотелось плакать от счастья и упоения победой!

Вера приняла единственное решение, которое она, как советская девушка, и патриотка, могла принять! Только таким образом можно было остановить бегство партизан и гибель вместе с ними ее Вани! Освободить город от власти оккупантов! Наган, который ей дал на всякий случай Шубер, лежал в верхнем ящике комода, он был в полной исправности, смазанный и заряженный в свое время дядей Прохором, очень довольным этим знаком доверия немца их дому! Побежать туда, схватить его, вернуться к окну и выстрелить в Шубера, это было делом одной минуты… она не хотела его смерти… она хотела только его тяжело ранить, что бы не дать ему возможности командовать солдатами. Она выстрелила один раз, но видно промахнулась, так как Шубер продолжал бодро идти вперед и кричать… Волнуясь и дрожа, она прицелилась ему в голову и выстрелила в другой раз и в третий! О радостью она увидела как Шубер упал и задрыгал своими ногами, увидела как немцы замялись около своего командира, как трое пытались его понести, но упали вместе со своей ношей скошенные пулеметной очередью… как остальные немцы, вдруг, повернули назад и побежали в панике, бросая автоматы… некоторые останавливались и поднимали руки к небу, стараясь кому то сдаться, но падали и затихали… и снова по улице бежал человек в кожанке и весело кричал: «За родину! за Сталина!» И снова вихрем летело вперед красное напившееся кровью знамя… только теперь никто больше не падал и знамя все выше поднималось к небу, и вся улица, вдруг наполнилась горожанами, пораспахивались ворота, окна и двери… все кричали, плакали и обнимались! Это была победа!

Когда Шубер упал и забился в агонии, Вера, вдруг почувствовала, как кто-то сзади схватил ее за плечи. Она обернулась и увидела перед собой лицо дяди Прохора, искаженное ужасом и злобой! Продолжая одной рукой держать Веру другой он вырвал у нее наган и прохрипел задыхаясь: «Змея! Ты за что Шубера убила? За то, что он тебя от Шульце спас? Твое спасибо ему сердечное? Из нагана, который он тебе для обороны дал? Отрекаюсь от тебя, коммунистка! Будь же ты проклята! Во веки веков!» Вера вырвалась из его ослабевших рук бросилась на улицу…

Еще слышна была редкая стрельба и крики на площади, где партизаны уже взяли штурмом в рукопашном бою последний оплот оккупантов, их комендатуру, но всем было ясно, что бой кончался… всюду были радостные лица, смех и шутки. Над трупом Шубера склонились любопытные: «Товарищи! Да ведь это наш Шуба! Лежит гад и не шелохнется, смотри куда пуля попала? прямо под ухо сзади!» Старичок, сторож немецкого кладбища из дома напротив, подошел к Вере, которая, как во сне, смотрела в мертвые глаза Шубера: «Товарищ Вера! здорово вы его шлепнули! Как раз во время! Я видал как вы из окна в него целились! Все видел! Хе, хе! Будет, гад, знать наших советских девушек!» Каблуком он ударил по рту Шубера, посторонился перед подъехавшей телегой. Веселый и грязный колхозник суетливо привязал Шубе-ра за ноги к телеге, предварительно стащив сапоги, чмокнул и дернул за вожжи: «А ну ка, товарищи, посторонись! прокачу я нашего любимого коменданта по городу!! Но!» Кнутом изо всех сил хлестнул худого коня, понесся вскачь; за телегой потащился, запрыгал на ухабах, подметая своей шинелью снег Шубер! В толпе весело гикали и смеялись…