Диверсанты - Евгений Андреянович Ивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ну и волк! – подумал Барков, вновь отодвигаясь от Кати на край постели. – Выходит, притворялся мертвецки пьяным, хотел остаться здесь ночевать и досмотреть все до конца. Очевидно, есть опасения или профессиональная привычка ничему не верить без контроля».
Утром Серж встал рано, он появился в проеме двери, заставив Алексея вновь прижаться к Екатерине, и тихо сказал:
– Ребята, я исчез. Благодарю за прием. Ждите ответного приглашения! – он махнул рукой, и Барков услышал, как щелкнул замок входной двери, затем послышался шум вызванного лифта. Алексей подождал минут двадцать и только хотел встать, как услышал тихий шепот Кати:
– Он ушел?
Барков повернулся к ней и увидел в предрассветных сумерках ее блестевшие глаза.
– Ты что, не спала? – спросил он с тревогой.
– Нет, конечно! Какой уж тут сон. И знай, если бы ты меня не обнял, когда заглянул Серж, то это сделала бы я! – твердо, уже громким шепотом сказала она.
Алексей погладил ее по щеке и решительно поднялся.
– Давай сделаем крепкий кофе, надо взбодриться после такой попойки. Он же, гад, обвел нас с тобой вокруг пальца! Может быть, он чего-нибудь принял и не опьянел. Ты заметила, он выложил сигареты «Вайсрой», но сам ни одной сигареты не выкурил, видно, рассчитывал на меня, а потом убрал пачку в карман.
– А пачку денег он-таки сунул мне в сумку, – засмеялась Катя, – струхнул, негодяй!
– Ты теперь богатая, поведи меня в ресторан «Седьмое небо», – засмеялся Алексей.
А Серж тем временем, выйдя из дома, увидел такси и сошел на обочину тротуара. Машина сама стала останавливаться, но он отмахнулся и пошел неторопливо дальше. Вторая машина такси вышла из переулка и призывно светила зеленым огоньком. Серж и ее пропустил, и только третью машину, за рулем которой сидела молодая женщина, он остановил и успокоенно сказал, куда ехать. Пару раз он оглянулся в заднее стекло, но ничего вызывающего подозрение не увидел.
«Чего я психую? Нигде никакого хвоста у меня не было. Конечно, правила конспирации требуют после каждой преднамеренной встречи провериться в порядке профилактики. Думаю, этот журналист ни за кого себя не выдает. То, что он действительно журналист, я убедился в Ленинской библиотеке, но уж если хочу сделать на него ставку, не надо лениться».
У него не было никаких подозрений по поводу Баркова, тревогу он не испытывал, но годы, которые он служил чужой разведке, приучили его к тому, что каждый новый человек, попадавший в его орбиту, обязывает проявлять осторожность, время от времени контролировать окружение, проверяться, нет ли за ним слежки. «Кашу маслом не испортишь», – повторял он себе каждый раз. И был убежден, что разведчики расшифровывались из-за лени, не хотели лишний раз провериться или проверялись, но не тщательно. Серж не был профессионалом, но он был способным, и читая различную литературу на эту тему, по крупицам отбирал чужой опыт, превращая его в собственные правила и принципы.
Дома Серж разделся, принял душ и улегся под прохладной свежей простыней, проклиная неудобную раскладушку, на которой ему пришлось всю ночь пролежать и даже храпеть. Он и не подозревал, что это Лазарев проявил о нем заботу и обеспечил ему свободные такси и рассчитал довольно точно, что возьмет он третью машину, в которой за рулем будет женщина. Теперь она докладывала в Комитет, что благополучно доставила Сержа домой, в его квартире вскоре загорелся свет, хотя уже почти рассвело. Потом свет погас, она предполагает, что клиент лег спать, так как он всю дорогу в «такси» засыпал, и голова падала на грудь.
Но Серж не спал, видно, возбуждение гнало от него сон, он лежал на спине, подложив под голову руки, и вспоминал. Сначала это была Испания, куда он приезжал в качестве туриста, и где произошла его встреча с родным отцом, пропавшим без вести во время войны. Серж с трудом узнал его, и не удивительно. Он вспоминал его по фотографии, запечатлевшей отдельные родные черты лица. Отец был совсем седой, уши еще больше топорщились. Кажется и нос стал более горбатый, под глазами – набухшие мешки, которых не было на фотографии. Да, прошел не один десяток лет.
Несколько часов они побыли вместе, Серж тайно отрывался от группы и встречался с отцом. Он вызывал в нем двойственные чувства. С одной стороны, ему становилось на душе теплее, что наконец-то обрел отца, а с другой – обидно, что тот столько лет молчал, и лишь совсем недавно один моряк, побывавший в Одессе, сообщил ему радостную весть. Отец объяснил просто:
– Я не хотел вас подвергать неприятностям. Мало ли, как это отразилось бы на вашей с матерью судьбе, если бы стало известно, что я жив и нахожусь в Испании.
В его словах была логика, но обида на отца сохранялась. Потом состоялась встреча с одним человеком, который выдавал себя за западногерманского конезаводчика Руберта. Он предложил собирать различную доступную ему информацию. Сумма гонорара за подобные услуги оказалась довольно высокой, а поручения казались чепуховыми: искать в различных северных районах страны старинные иконы и переправлять их Руберту или вручать, когда он будет приезжать в Москву. Смущало только то, что он обязательно требовал описания точного места, где куплена икона. И хотя он пытался убедить Сержа, что это важно для историков, когда Руберт разложил перед ним карту и прямо указал места, где следует искать и покупать иконы, получалась какая-то дуга в северной части страны. Эта иконная цель стала ему ясна. Однако Серж не стал над этим размышлять, мало ли что он хочет извлечь из этих икон. Ему было понятно, что все дело не в иконах. Испанию он тогда покидал, имея в карманах солидные пачки долларов. Как их приспособить, Серж еще не думал, Одесса – такой город, где потребность в попугайчиках никогда не ослабевает. Едут за границу многие, а валюты мало…
Шкета он подхватил случайно. на пути из Иркутска в Москву, напоил коньяком, бросил на той станции, но оставил ему адрес. И Шкет явился. Работать он не хотел, тюрьма испортила его достаточно, чтобы он искал пути легкой добычи денег, поэтому Шкет сразу клюнул на это плевое дело. Поездить по стране, купить иконы, получить за это деньги – и гуляй, Вася! Потом… Серж уснул, так и не закончив своих воспоминаний.
Поздним утром Куц проснулся с сильнейшей головной болью: очевидно,
