Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник - Никки Френч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но ты могла хотя бы сказать мне. Я ждал, что ты вернешься, и глупо улыбался от счастья. Но постепенно я понял, что ты меня бросила, что я – чужой на этом празднике жизни.
– Я просто не могла там оставаться.
– Я думал… – Он замолчал и неловко улыбнулся. – Я думал, что нравлюсь тебе. По крайней мере, что начинаю тебе нравиться.
– Так и есть. Мне очень жаль, что я бросила тебя вчера вечером. Я не должна была так поступать.
Принесли салат. Маркус подмигнул Фриде, и она недоуменно приподняла брови.
– Это из-за всего того, что сейчас происходит? – спросил Гарри, гоняя вилкой кусочек сыра по тарелке. Он не очень-то любил салаты. Или козий сыр. – Из-за расследования и всего, через что тебе пришлось пройти, вот я о чем. Та женщина, которая покончила с собой – не помню, как ее звали, – и статьи в газетах, и все это безобразие в целом. Тебе, наверное, нелегко пришлось.
Фрида задумалась над его словами.
– Я иногда прихожу к мысли, что совершила ошибку, ввязавшись во все это, – наконец призналась она. – Я не совсем уверена, что именно мною двигало. Я всегда утверждала и всегда верила, что нельзя устранить беспорядок в мире, можно только устранить беспорядок в собственной голове. А теперь я допрашиваю подозреваемых и брожу по местам совершения преступлений. Почему?
– Потому что ты знаешь, что у тебя это хорошо получается? – предположил Гарри.
– Наверное, не стоило бы обсуждать все это с тобой. Но я не знаю правил полицейского расследования. Я не знаю, где проходит грань.
– Я могу тебе кое-что сказать?
– Конечно.
– Ты человек, которому люди доверяют свои проблемы. И возможно, тебе тяжело, когда все происходит наоборот. Можешь говорить мне все, что хочешь. Я не побегу в газеты.
– Это очень любезно с твоей стороны.
– Что тебя беспокоит в этом расследовании?
– Полицейские считают, что они знают убийцу.
– Это ведь хорошо, разве нет?
– Они нашли новые улики.
– Какие именно?
– Кое-что в комнате, где обнаружили тело Роберта Пула, кое-что, что лежало у него в кармане, когда нашли тело. Я думаю, они вот-вот предъявят обвинение.
– Кому? – поинтересовался Гарри и отпил воды из стакана.
– Нет, это уже точно было бы нарушением правил, – заявила Фрида.
– Но тебя это не радует?
Фрида пристально посмотрела на него. В ее взгляде была такая настойчивость, что он чуть ли не испугался.
– Дело не только в расследовании, – призналась она. – Дело в том, что я сыта всем этим по горло. Сначала мне нравилось принимать участие в полицейском расследовании. Я словно убегала от действительности. Но теперь, когда на меня бросаются, когда мне кричат: «Что, черт возьми, делает здесь этот психоаналитик?» – ну, в целом я с ними соглашаюсь. Так что я намерена предпринять еще только один шаг, и все, хватит.
Гарри улыбнулся ей.
– И что же это за шаг?
– Ой, да тебе неинтересно будет слушать все детали, это так скучно! – воскликнула Фрида.
– Интересно, – возразил Гарри. – Мне интересно то, что ты делаешь, что так усложняет тебе жизнь.
– Хорошо, – сдалась Фрида. – Все дело в Мишель Дойс – той женщине, которая обнаружила тело. Она сейчас в психиатрической больнице в Луишеме, и, наверное, ей оттуда уже не выйти. Полицейские почти ею не занимались, она же такой бред несет. Но я поддерживала с ней отношения, время от времени навещала ее, и недавно у нее появились проблески сознания. Ее пугал шум в палате, наличие других людей, и ей становилось все хуже. Но ее перевели в одноместную палату, она успокоилась и уже начинает здраво рассуждать.
– В каком смысле?
– Мишель нашла тело и притащила его к себе в комнату. Но из того, что она начала рассказывать, я поняла, что она знает нечто большее. Я думаю, она видела, кто выбросил тело в переулок.
Повисла пауза. Гарри аккуратно взял кусочек козьего сыра, положил его на тост, прожевал и проглотил.
– Что говорят полицейские? – спросил он.
– Им все равно, – вздохнула Фрида. – У них есть собственный план расследования, и он их вполне устраивает.
– Значит, на этом все?
– Нет. Я познакомилась с одним невропатологом, экспертом по таким синдромам. Мы с ним навестим Мишель в понедельник. Он хочет дать ей коктейль из лекарств, и я убеждена, что она сумеет в точности сообщить нам все, что видела. Тогда я передам ее показания полиции, и они поведут расследование так, как это нужно было сделать с самого начала, то есть как следует. Но им придется обходиться без меня. Я ухожу.
– Почему ты так поступаешь? – недоумевал Гарри. – Ты ведь не можешь выполнять за всех их работу. Разве тебе не хочется бросить все прямо сейчас? Вернуть свою жизнь?
– И смотреть, как невинный человек попадет в тюрьму? – возмутилась она. – Разве я могу?
– Возможно, полицейские и сами смогут отыскать истинного виновника, – сказал он. – Иначе они не были бы полицейскими.
Фрида покачала головой.
– Без этого они передадут в суд то дело, которое у них получилось, и переключатся на другое. – Она подозрительно покосилась на него. – Ты что, не любишь салат с козьим сыром?
– Не особенно.
– Зачем же ты его заказал?
– Это неважно. Я все равно не голоден. Ты ведь знаешь, что я без ума от тебя, верно?
– Гарри…
– Ничего не говори. Пожалуйста, ничего не говори. Ты ведь и сама все понимаешь. Именно поэтому я сижу здесь, и заказываю козий сыр, и говорю разные глупости.
Он поднял руку и коснулся ее лица. Она сидела не двигаясь и не сводила с него глаз. Маркус, перемывавший чашки для эспрессо за стойкой, наблюдал за ними.
– У меня есть шанс?
– Еще нет, – ответила Фрида.
Она немного отодвинулась, и он вздохнул.
– Почему?
– Время неподходящее.
– Но однажды?
– Мне уже пора. У меня пациент.
– Посиди еще немного. Пожалуйста! Что мне сделать?
– Все совсем не так…
– Нет. Скажи мне. Отдай приказ.
– Ладно. – Ее голос упал до шепота. – Оставь меня в покое.
Когда Фрида закончила работу, было почти шесть часов. На город уже опустились сумерки, и по улицам гулял влажный ветер. Она подняла воротник пальто, поглубже засунула руки в карманы и пошла домой, который казался ей таким далеким и бесконечно желанным. Неожиданно кто-то нежно коснулся ее плеча. Она обернулась и увидела Гарри.
– Ты что, ждал меня? – сердито спросила она.
– Я простоял здесь больше часа. Хотел поговорить.
– Я иду домой.
– Я могу пойти с тобой?
– Не сегодня.
– Хорошо. Я могу тебе кое-что рассказать?
– Что именно?
– Не на улице. Вот сюда. Мы ведь можем поговорить здесь?
Гарри махнул рукой в сторону пустыря, который Фрида видела каждый день через окно своего кабинета. В темноте он казался огромным и более диким, чем когда она задумчиво разглядывала его днем. Сорняки стали еще выше, а дети понаделали странные постройки из досок и металлических листов, оставленных рабочими, когда те ушли с объекта. Она заметила остатки костра прямо возле дыры в заборе, где сейчас стоял Гарри: тлеющие угольки еще сохраняли немного жара. Он отодвинул незакрепленную доску в сторону.
– Я так не думаю, – возразила Фрида.
– Рядом есть скамейка, – уговаривал ее Гарри. – Я заметил ее, когда проходил здесь раньше. Всего лишь минуту, Фрида. Выслушай меня.
Фрида помедлила, но потом ловко пролезла в дыру в заборе. Гарри последовал за ней и поставил доску на место.
– Говори.
– Давай сначала найдем ту скамью.
– Зачем нам садиться?
– Иди сюда.
Они прошли дальше на огороженную территорию. В земле зияли глубокие ямы, прямо перед ними замер небольшой подъемный кран.
– Фрида, – вполголоса сказал Гарри.
– Что?
– Прости меня.
– За что?
– Видишь ли, дорогая моя…
Он не закончил, потому что с земли внезапно поднялась какая-то фигура. Это был глубокий старик, завернувшийся в одеяло и сжимающий в руке бутылку; из горла у него вырвался жутковатый хриплый стон.
– Он спал здесь, – сказала Фрида и повернулась к старику. – Простите, что напугали вас.
Он поднес бутылку ко рту, опрокинул так, что она встала почти вертикально, и начал пить.
– Мы уже уходим, – заверила его Фрида. – Все хорошо. Мы не станем вас тревожить.
– Леди! – позвал он, пошел за ними к забору и тоже пролез через дыру.
– Так за что ты хотел извиниться? – спросила Фрида.
Гарри уставился на нее. Ему, похоже, было тяжело говорить. Он огляделся, увидел людей, которые возвращались домой с работы или торопились в бар, чтобы опрокинуть рюмочку.
– Я хотел поговорить с глазу на глаз. Может, все-таки пустишь меня к себе домой? Всего на минуту.
– Не сегодня.
– Хорошо, – сказал он. – Это подождет.
Глава 46
Мишель Дойс нравилась больничная еда, такая мягкая и бледно-серого цвета. Она ни на что не походила. Попадались порции, по вкусу немного напоминавшие рыбу, под густым серым соусом. Но у нее не было ни костей, ни определенной формы. Попадались порции, по вкусу немного напоминавшие курицу, тоже с густым серым соусом, тоже без костей и формы. Глядя на эту еду, никак нельзя было ожидать, что она пошевелится и заговорит с тобой. Дни Мишель не нравились. Ее окружало слишком много предметов, вызывавших подозрение, что еще чуть-чуть – и они начнут колотить ее по голове; слишком много цветов, и звуков, и покалываний на коже, которые переплетались и спутывались так, что она уже не могла различить, где цвет, а где звук. И то и другое просто окружало ее, словно буря, в центре которой она бродила, не в силах найти выход.