Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник - Никки Френч

– А проще никак нельзя было?

– Зависит от того, как посмотреть, – ответила Фрида. – Не следует забывать о том, что они находились в состоянии чрезвычайного напряжения. Перед ними висит тело. Им пришлось импровизировать. Они решали одну проблему за один раз, и я считаю, что у них все достаточно удачно получилось. Была и другая причина. Передвинув все картины, они скрыли, какая из них была самой важной.

– Думаю, мне придется все перечитать, когда запишу, – признался Мюнстер.

– Есть другая теория, – вмешалась Иветта. – Она состоит в том, что Пулу просто захотелось повесить картины по-другому.

– Я тоже так считал, – признался Карлссон. – Поэтому сегодня утром мы пошли в квартиру Тессы Уэллс. Мы нашли там картину, настоящую, с чертовой сосной и луной. Ее отнесли вниз, и сейчас ею занимаются. По неподтвержденным данным, на раме обнаружили несколько наборов отпечатков пальцев.

– Значит, им бы все сошло с рук, не ошибись они с чертовыми картинами? – спросил Мюнстер.

– Нет. Было слишком много мелких недочетов. Но сначала мозаика никак не складывалась, – пояснила Фрида. – У всех остальных, с кем Пул знакомился, он находил слабое место и мог нажимать на эту кнопку. Но в случае с Тессой уже она нажимала на кнопку Пула. Это было интересно. Стремление Уэллсов тесно общаться со мной показалось мне несколько странным. Может, вы сочтете это нелепым, но у меня создалось впечатление, что они хотят принимать участие в расследовании.

– Ничего в этом нелепого нет, – возразил ей Карлссон. – Нам это объясняли во время учебы. Для преступников характерно держаться поближе к расследованию, а иногда – стараться в нем участвовать. Все дело в контроле. По крайней мере, так пишут в учебниках.

– Уэллсы просто помешались на контроле, – заметила Фрида. – У меня сразу возникли подозрения, но как только мы нашли ожерелье Уайетт, все встало на свои места.

– Потому что ожерелье делало Уайеттов подозреваемыми, – сказал Мюнстер.

– Потому что оно полностью исключало Уайеттов из списка подозреваемых. Я знаю, что люди оставляют разные предметы на месте убийства, но не дорогое ожерелье. Однако именно такой предмет выкрал бы Пул, и он непременно похвастался бы им перед Тессой. Возможно, даже подарил его ей.

– Но как оно в результате оказалось в квартире Мишель? – удивился Мюнстер.

– Я прошла от квартиры Уайеттов вдоль реки и до того места, где жила Мишель Дойс. Тесса и Гарри, должно быть, проделали тот же самый путь в машине. Они хотели выбросить тело как можно ближе к жилью Уайеттов, а Говард-стрит – ближайшее место, где машину можно загнать в переулок и избавиться от трупа так, чтобы никто не увидел. И они сунули ему в карман ожерелье Айлинг. Похоже, они искренне считали, что в полиции работают одни дураки и из них можно будет вить веревки.

– Как вы узнали, что у Тессы был роман с Пулом?

Фрида пожала плечами.

– Более или менее угадала, – ответила она. – Пул прекратил спать с Айлинг Уайетт примерно в то самое время, когда познакомился с Тессой. Мне показалось, что это вполне вероятно. Когда Тесса назвала мое предположение порнографическим, я поняла, что была права. Но даже когда у меня появились дурные предчувствия по поводу Тессы и Гарри, я понимала, что вряд ли смогу представить настоящие доказательства. И тот факт, что Гарри назвал его в разговоре со мной Бобом – это не улика. Что бы вы обо мне ни думали, я прекрасно понимаю, что нельзя просто следовать интуиции. Потому что именно так ведут себя банды линчевателей. Я была уверена, что Уайетты не виноваты, но понимала, что, возможно, его убили вовсе не Гарри и Тесса. Как насчет Бет Керси, например? – Она потерла лицо ладонями. – Поэтому я использовала Мишель Дойс как наживку.

– Вы были уверены, что они попытаются убить ее, пытаясь защитить себя? – спросил Мюнстер.

– Я чувствовала, что у них есть к этому склонность, – ответила Фрида. – И что они вполне могут пойти на убийство. Подозреваю, что убивать тяжело только в первый раз. Может, еще во второй.

– Итак, – подытожил Карлссон, – дело закрыто. Мы нашли убийц Роберта Пула и Джанет Феррис. Единственный человек, которого мы не нашли и никогда не найдем, – это сам Роберт Пул. Это ведь даже не его имя. Как и Эдвард Грин. Он – загадка, пустышка.

– Возможно, именно поэтому он так преуспел в том, чем занимался, – добавила Фрида. – Он становился тем, кого в нем хотели видеть окружающие, превращался в подобие зеркала для жертв, отражая ту личность, которую они препочитали видеть. Он был сыном, которого так не хватало Мэри Ортон; любовником, которого Айлинг Уайетт потеряла в своем муже; другом и исповедником для Жасмин Шрив. Он был всем и никем, идеальным аферистом. Интересно, кем он был для себя, кого он видел, когда смотрел в зеркало? Он вообще кого-то там видел?

– Настал момент, когда мы должны отправиться в паб и хорошенько отпраздновать.

– И кем он был для Бет Керси? – продолжала Фрида. – Вот о чем я все время думаю. Где она? Жива ли она еще? Пул охотился на людские слабости, их печаль, их маленькие неудачи. Но уязвимость Бет Керси находится на совершенно ином уровне.

– Я не знаю, что и сказать, Фрида, – признался Карлссон. – Кроме одного: как насчет выпить?

– Нет, – отказалась Фрида. – Я хочу нанести визит Лорне Керси.

Выходя из комнаты, она увидела в конце коридора комиссара Кроуфорда и Джейка Ньютона. Ньютон покосился на нее и тут же отвел взгляд.

Глава 49

Горничная принесла им кофе в зимний сад. Снаружи, в розарии, работал садовник: он подрезал и подвязывал ветви. Фрида с трудом верила, что находится в центре Лондона.

– Я думала, вы приехали, чтобы сообщить мне новости, – заметила Лорна.

– Я приехала, потому что мне нужна ваша помощь, – ответила Фрида.

– Считается, что в наше время найти человека очень просто: через мобильную связь, через Интернет или что там еще есть.

– Ситуация немного другая. С точки зрения полиции, ваша дочь взрослый человек; она имеет полное право уйти из дома и исчезнуть, если именно этого ей хочется.

– Но она не взрослая, – возразила Лорна. – Во всяком случае, она нездорова.

– Именно поэтому я здесь, – ответила Фрида. – Мне нужно больше узнать о ее психическом состоянии. Вы упомянули, что у нее случались приступы шизофрении, но диапазон таких приступов простирается от бредовых идей средней степени тяжести до полной потери самостоятельности. То есть такой человек может представлять опасность как для себя самого, так и для окружающих. Например, у вас когда-нибудь возникало чувство, что дочь может нанести вам вред?

– Ну что вы, – заверила ее Лорна, – она не проявляла открытую агрессию, по крайней мере не часто. Она всегда пыталась помочь. В том-то и суть. Когда она была подростком, то попыталась перекрасить стены в своей комнате.

– Звучит не так уж плохо, – подбодрила ее Фрида.

– Все дело в том, как именно она это делала. Она все делала очень неаккуратно, но хуже всего то, что за этим всегда скрывалось что-то большее, что-то пугающее. – Лорна взяла со стола чашку кофе, но тут же поставила ее на место. – Время от времени в моей жизни тоже случались затруднительные ситуации, хотя, возможно, вы смотрите на мой дом и считаете, что у меня все прекрасно.

Нет, подумала Фрида. Ей это и на секунду не пришло бы в голову.

– Я знаю это чувство, когда все кажется абсолютно бессмысленным, – продолжала Лорна. – Но у меня есть семья, друзья, работа, и они помогают держаться. Глядя на Бет, когда у нее начинался тяжелый период, я понимала, во что может превратиться жизнь, если ничего нет.

– Я понимаю, что она могла оказаться жертвой. Но мне нужно знать, могла ли она быть жестокой, – сказала Фрида.

– Я не могу говорить о таких вещах, – призналась Лорна. – Я просто хочу, чтобы ей ничего не угрожало.

Фрида поглядела в окно. Садовник так низко обрезал розовый куст, что теперь он больше напоминал пенек. Неужели розы выживут после подобного обращения?

– Ваша дочь когда-нибудь проходила принудительное лечение в психиатрическом стационаре?

Лорна укоризненно покачала головой.

– Мы бы такого не допустили, – заявила она. – Она получала помощь, когда нуждалась в ней.

– Она наблюдалась у психиатра перед тем, как исчезнуть?

– Она проходила лечение, да.

– Вы знаете детали этого лечения?

– Нет, – призналась Лорна. – И, боюсь, толку от него было немного.

– Вы помните имя врача?

– Я не думаю, что она подходила Бет. Если на то пошло, дочери стало только хуже.

– Как ее звали?

– Ой, да не помню я! Доктор Хиггинс, кажется.

– А имя?

Разговор, очевидно, все больше раздражал Лорну.

– Как-то на «э». Эмма, возможно. Или Элеонора. Все равно от них толку никакого не было. Ни от кого из них.