Дежавю - Татьяна Шмидко

Келлан оглушительно зарычал, Брукс двинулся вперед, но Диксон умоляюще на них посмотрел, и те остановились.

– Вампиры и оборотни – это два взаимоисключающих вида. Где есть одни – другим не жить! Так было всегда, и я думал, что никогда не изменится. Но союз вашей семьи и стаи оборотней – это нечто новое! Он создан на любви, а не на жажде денег или власти. Только благодаря случайной встрече с Ханной, я понял свою ошибку. Она показала, насколько тесно переплелись истории ваших жизней. И самое удивительное – что это ответ на мое самое горячее желание! Я столетиями мечтал остановить это безумие! Столько погибло в огне от этой ненависти… а то, что удалось вам – это уникально! Я буду защищать вас столько, сколько буду ходить по этому свету. Я пришел не только лично извиниться, но сообщить всем вам, что запретил Триумвирату нападать на вас. В моих планах сосредоточить их внимание на чем-то другом. Думаю, что они начнут инспекцию Африканского континента.

Он немного задумался, а я тем временем наблюдала, как на лице Элизы расцветала счастливая улыбка, а Диксон был настолько удивлен, что я впервые увидела своего свекра настолько беспомощным. Джексон перестал играть мышцами от напряжения и Алиса чему-то улыбалась, рассматривая небо. Только Лили и Келлан были темнее тучи – Лили, как всегда, была чем-то недовольна, а Келлан понял, что долгожданной доброй драке не быть.

На какое-то время воцарилась тишина, и Элиза поспешно сказала:

– Думаю, что нам будет более комфортно беседовать в домашней обстановке.

Она посмотрела на меня, и я сказала:

– Да, Прайм. Лучше бы нам поговорить в нашей уютной гостиной.

Прайм искренне улыбнулся и пошел за мной в дом.

Генри помог осторожно выйти Мо из машины на стоянке возле аэропорта. Мы кружили более десяти минут, чтобы причалить как можно ближе ко входу в аэропорт. Мо нельзя много ходить, да еще и под дождем. Эдуард и я «с трудом» несли все подарки. Это было нелегко – Диксон и Элиза задарили ее не только рождественскими подарками, но еще и по случаю выздоровления.

Согласно огромному табло, ее самолет вылетал через 35 минут. Мы стояли посреди аэропорта и неловко обнимались. Я избегала прикосновения к ней своей твердой ледяной кожей, а мама берегла свои пострадавшие легкие и не позволяла себе плакать.

В общем, после сотни добрых слов, сказанных друг другу, она улетела домой с самыми приятными воспоминаниями. И твердой уверенностью, что нельзя мешать дорогое красное вино со снотворным, потому что опыт показал, что это заканчивается остановкой дыхания. Врачи удивились такой реакции и наперебой просили разрешить обследовать ее более тщательно, но мы отказали им в этом.

Диксон пребывал в приподнятом расположении духа после разговора с Праймом, который только вчера попрощался и снова исчез. Куда – мы не знаем. Наверное, ушел искать следы Адель. Я мысленно пожелала ему удачи. Пусть все-таки узнает хоть что-то о ее судьбе из истории моей семьи и наконец-то отпустит ее с миром. Мир – это то, что я искренне желала его измученному сердцу.

Все оказалось просто и сложно одновременно. Мне пришлось через подставных лиц подкупить с десяток историков и работников архивов, чтобы обнаружить едва уловимый след моей любимой на древних дорогах Европы. Ее жизнь, словно пазл, складывалась из страниц чужих дневников, сухих судебных или церковных записей. Сначала пришлось пройти по генеалогическому древу Бэль Ричардсон так далеко, как только было возможно. На рубеже 17-х и 18-х веков ее родословная грозила прерваться в районе города Бигеля. Далее все пошло легче – я добрался к концу 14-го века. Как раз первый поселенец в новой колонии Англии ступил на землю Нового Света. Это был некий Прайм Бакли, дипломированный врач. Он был молод и полон амбиций, а главное – участвовал в основании города Бостона. И едва видная запись чернилами на пожелтевшей бумаге перенесла мои поиски в Европу – я выяснил, что прибыл он из Английского Королевства.

В добропорядочной Англии провел еще некоторое время. Мне приходилось действовать незаметно, соблюдая неспешный темп этой страны, чтобы не привлечь внимание к своим активным поискам. Архивы оказались просто сказочно богатыми – я проследил родословную до середины 14-го века и с нетерпением ожидал отчета моих архивариусов, которые за приличную плату перерывали странные записи для меня. Понадобилось пять месяцев, чтобы найти хоть какой-то след родственников этого Прайм Бакли.

Мой кабинет в небольшом имении на севере Испании был похож на кабинет детектива – все стены увешаны копиями документов, портретами, сделанными от руки, и картами, маршрутами и схемами… Я как безумный ловил повсюду исчезающий след Адель.

Последняя найденная запись говорила о том, что Прайм учился в приюте для мальчиков в ордене францисканцев, в Южном Уэльсе. Там он получил образование, работал в госпитале, потом получил университетское образование. Он словно появился ниоткуда – ничего определенного мне так и не удалось узнать. Что сталось с Адель, кто отец этого ребенка? По возрасту, он мог быть ее сыном. Только Адель могла назвать его моим именем.

Противоречивые мысли одолевали меня – я ненавидел и любил его одновременно. Любил, потому что это был ребенок Адель, но ненавидел, потому что это был не мой ребенок! Я понимаю, что это незрелая реакция, но все же не мог ничего с собой поделать. Ох, если бы мне только вернуться назад! Ведь я был в Англии несколько раз. Где я только ее не искал! И нашел бы ее, будь она жива. Что же произошло с ней? Неизвестность убивало во мне надежду на добрые вести. Недобрые предчувствия стали одолевать меня.

Только долгие телефонные разговоры с Алисой помогали мне. Ей удалось вернуть мне надежду. Неизменно любящая, спокойная и доброжелательная – она помогала мне не отчаиваться. Остальные члены клана Ричардсонов относились спокойнее к моим поискам – Бэль и Эдуард учились в Принстоне, и им было просто интересно узнать родословную Сигнетов. Бэль всегда с сочувствием смотрела, как я стараюсь быть ближе к Ханне и часто вдыхаю ее аромат, словно самый приятный парфюм на свете, в те дни, когда я приезжал к ним.

С Эдуардом мы тоже часто общались. Он понимал мое состояние и позволил мне прочитать его воспоминания о том, что он почувствовал, когда думал, что Бэль мертва. Это было так обжигающе больно, что я несколько дней не мог прийти в себя. Эдуард уговаривал меня прекратить поиски, потому что не желал мне пережить то же самое. Я знал, что пока не узнаю правду о ее судьбе, – она жива в моих воспоминаниях. Она жива! И я с остервенением берсекера продолжал изучение архивов. Алиса же была уверена, что это мне необходимо, чтобы завершить мою личную драму, длящуюся уже пять веков. Она спорила с Диксоном, доказывая, что только так я смогу избавиться от горечи потери и начать жизнь с чистого листа. Это будет освобождением через боль.