Дежавю - Татьяна Шмидко

– А я говорю, что это было средство на крайний случай! – сказала, потому что поняла, чего Ханна добивается.

– Ну ладно, пусть тогда рассудит… Прайм! – сказала она, решительно сунув ему в руки гравюру.

Он некоторое время молчал, рассматривая рисунок, но потом с явным оживлением сказал:

– На самом деле спор ваш решить однозначно нельзя.

Были настоящие врачи, которые подходили к вопросу болезни с научной точки зрения, которая была смешана с верой в то, что жабья слюна лечит от всех болезней, – добавил он с улыбкой, – но потом, появилась теория о том, что болезнь – следствие влияния нечистой силы и врачей сменили священники. Поэтому смертность была ужасающей…

Прайм элегантно взял Ханну под руку и подвел к окну, оставив Анни одну. Брукс моментально оказался рядом с Ханной и она, лучезарно улыбнувшись ему, сразу с самым серьезным выражением лица снова повернулась к Прайму. Я наблюдала это со стороны и думала – ну какая же тут может быть ревность? Все и так видно невооруженным взглядом. Брукс – это все для Ханны, а Прайм… словно самая большая и бесконечная книжка. Столько, сколько он знал и видел за свою жизнь… это делает его весьма интересным для моей дочери. Думаю, стоит сообщить о моих соображения на этот счет Бруксу. Может, перестанет терзать Прайма своим ревнивым поведением?

Анни заскучала немного, мы прекрасно знали, что от слова «наука» у нее сводило челюсти. Она посмотрела в окно, снова поправила свои роскошные волосы и с вежливым выражением лица стала слушать разговор.

– Да, но Диксон говорил, что это не так! – сказала Ханна, упрямо глядя в глаза Прайма. Он немного побледнел, словно заболела старая рана. В такие моменты я думаю: а не вспоминал ли он Адель? Может, Ханна была на нее чем-то похожа?

– Думаю, что это можно решить только единственным способом: давай спросим у Диксона, – он сын священника и лечащий врач. Думаю, что только он сможет рассудить этот спор! – сказал Прайм.

– Он примерно в миле отсюда, – сказал Джек, который стоял у колонны и смотрел на бескрайний лес через балконное окно.

– Хм, а что для нас расстояния? – спросила Ханна. – Мама, можно?

Анни метнула на меня недовольный взгляд, но я повернулась к Эдуарду и спросила:

– Эдуард, ты не против?

Он встал из-за рояля и, подойдя к Бруксу, самым серьезным тоном сказал:

– Брукс, прошу тебя, верни ее домой не позже одиннадцати, – при этом так грозно взглянул на него, что казалось искры из глаз полетели. Но Брукс, которого не обмануть, уловил несерьезность угрозы. Он тихонько отвернулся к окну, чтобы Анни не могла видеть его веселые глаза.

Алиса подошла к Джеку и, протянув руку, сказала немного капризным тоном:

– Джек, ну идем! Ну, кто же еще поможет Элизе с установкой нового планшета? – она состроила самую несчастную рожицу, и Джек, попрощавшись с Анни и Праймом, пошел наверх, в рабочий кабинет Элизы, держась при этом с достоинством короля.

Анни как раз поняла, что Прайм тоже уходит и, вероятнее всего, она его сейчас потеряет из поля зрения надолго. И тут она решилась на отчаянный шаг – подошла к Прайму и, взяв его за руку, затараторила, увлекая во двор:

– Думаю, что мы с тобой еще увидимся. Мне пора уезжать, только вот никак не найду ручку, чтобы записать твой номер телефона или адрес… Думаю, что нам стоит держаться вместе. Потому что вампиров-вегератианцев так мало, и мне не хотелось бы упускать тебя из виду, – добавила она томным голосом, многозначительно вскинув ресницы.

Ужас, тут же дети! Она вытащила Прайма во двор и быстро захлопнула за собой входную дверь. Хотя это чисто формальное действие, но создавало хоть какую-то приватность. Бежать за ней было бестактно. Я с Эдуардом переглянулись, он подошел ко мне и, обняв за плечи, сказал:

– Ох уж эта Анни!

Я почувствовала, как всегда, волну приятных мурашек, которые пробежались по спине. Прикосновение рук Эдуарда и его запах, совершенное тело и абсолютная любовь… Это было то, что неизменно выбивало меня, словно вырывало из реальности. Мне пришлось взять себя в руки и заставить себя думать рационально. Хотя тело приказывало немедленно наброситься на Эдуарда с поцелуями…

– Нужно проводить… – сказала я, пытаясь, высвободиться из объятий Эдуарда и заняться спасением Прайма. На фоне его затянувшейся личной трагедии домогательство ошалевшей от перспективы найти себе пару Анни было не вовремя и некстати.

Эдуард мягко удержал меня, шепнув на ухо:

– Подожди пару секунд.

За дверью послышался звук небрежного поцелуя и… тишина.

Эдуард поспешил открыть дверь, и мы увидели на пороге парализованную Анни. Она стояла, опустив руки с безразличным выражением лица.

– Хорошо, что Диксона сейчас нет дома. Отец был бы против, – недовольно пробурчал Эдуард.

Элиза осмотрела Анни, но ничего не сказала, только уточнила у виноватого Прайма:

– Это ей не навредит?

Прайм только отрицательно мотнул головой.

– Не в первый раз, – сказал он, уходя вглубь леса к Диксону.

Эдуард за спиной, так, чтобы не видел Прайм, показал нам четыре пальца.

– Он проделывал с ней такое раньше? – изумленно спросила Элиза у сына.

– Да, этот раз уже четвертый по счету!

Диксон ждал меня у лесной реки, в которой отражалось северное закатное солнце. Уже стало холодать и по вечерам легкий морозец сковывал воду между темными валунами. Он сидел лицом к солнцу, и мягкие золотистые блики от его кожи укрыли берег. Диксон терпеливо ждал меня последние пару часов. Мы оба знали, что общение с Анни немного отвлекло меня, но сейчас я собрал все свое мужество, чтобы получить ответ, который в любом случае подкосит меня. Я только надеялся, что присутствие Диксона, его непоколебимая вера в добро и врожденное милосердие поможет смягчить удар. Мне нужен был как раз такой понимающий и великодушный свидетель моего горя; не безупречный Эдуард, не стойкая Алиса или непобедимая Бэль…

– Ты знаешь, я пытался представить себя на твоем месте. Чтобы было, если бы я потерял Элизу… – он сокрушенно покачал головой. – Да, в принципе, любого из моей семьи. Мне даже больно думать об этом…

Я тяжело вздохнул и, усмехнувшись, сказал:

– А я живу с этим уже много лет, мой друг. Я не обольщаюсь, я знаю, что она погибла. Иначе я бы ее нашел. Мне просто хочется расставить все точки на «і».

Ты же не считаешь, что это персональный мазохизм?

Диксон задумался и ответил:

– Я восхищаюсь твоим мужеством, Прайм. Не все хотели бы так узнать о смерти любимой, имея такие ресурсы и не имя возможности защитить ее, либо отомстить. Но нужно поставить точку в этой истории и жить дальше. Ты готов?