Дежавю - Татьяна Шмидко

Эдуард сдержано наблюдал за мной, а Бэль переживала еще больше, чем я. Она приняла мою историю слишком близко к сердцу и теперь мучилась от неизвестности. Она буквально изнывала от желания услышать о судьбе своей прародительницы, теребя пальцами пуговицу на модном пиджаке.

– Если не смогу сдержать ярость или гнев, то убегу как можно дальше на север, – сказал я вслух и потянулся за оставшейся пачкой документов, которую уже читал Диксон.

Молча пробегая глазами по сухим строчкам отчета, я добрался до ксерокопии старинного манускрипта, на котором была изображена прекрасная юная дева в окружении волков и красноглазых чудовищ с косматыми волосами и большими клыками. Нарисовано было очень примитивно, но легко узнавались оборотни и вампиры, а девушка отдаленно напоминала Адель. Я был знаком с литературой и искусством 14-го века, но подобную картину нигде не встречал. Интересно, почему это прошло мимо меня? Я рассматривал эту мазню, и не имел ни малейшего представления о ее происхождении. Но я мог спросить у самого большого эксперта в живописи, которая как раз привстала на цыпочки за моей спиной, чтобы рассмотреть картинку.

– Ну, что ты думаешь об этом? – спросил у Ханны, и она с готовностью забрала листок из моих рук. Пару минут она что-то бормотала себе под нос, водя пальчиком по листку бумаги. Эдуард и Бэль стояли около Диксона и терпеливо ожидали комментариев своей дочери.

– Эх, если бы была возможность увидеть оригинал… – сказала она и покачала головой, – так мало информации! Но пока что могу сказать одно – эту работу рисовали не монахи – нет традиционных, канонических форм. А выбранная экспозиция…

Потом Ханна вскинула голову, посмотрев на ничего не понимающих родителей, и сказала:

– Так, рисовал сельский художник и это, скорее всего, афиша к спектаклю. Насколько я поняла, кто-то рассказал им историю, которая произошла между тобой и Адель, правильно? А они, конечно же, захотели сделать из нее спектакль, к которому нарисовал такую вот афишу, – сказала Ханна, рассматривая Адель на картинке.

– Ты правильно поняла. Только эту историю никто не знал, кроме Адель, и поэтому можно сделать вывод, что она сделала это сознательно.

– И она могла свободно переезжать с места на место и искать тебя, Прайм. Люди не могли даже заподозрить, что история правдивая, потому что герои были намеренно чересчур ужасными, а события – заведомо нереальными! – сказала радостно Ханна.

– Да, она всегда любила приключения и путешествия. Удивительная девушка! – ответил я тихо.

– Вот как? Очень интересно! – сказал Диксон. – Она поставила спектакль, в котором рассказала историю вашего знакомства? А она была смелой и неглупой девушкой… и наверняка понимала, что привлечет к своей персоне внимание вампиров.

– А что ей оставалось делать? Она была сиротой, без средств к существованию и не знала, как найти Прайма. Не думаю, что она могла выбирать. Ее жизнь заставила, – сказала Бэль, словно стараясь оправдать действия своей прародительницы.

– Значит, она бродила по дорогам Европы, зимой, одна, играя в дешевых спектаклях на городских площадях. Среди чумы и вшей, стараясь найти вампиров, чтобы узнать, где я и что со мной? Я в этот момент был не так далеко от нее – во Франции, мы просто разминулись! А что б тебя, Венецианец! – рявкнул я и стукнул по камню, на котором сидел, из-за чего от него откололся большой кусок и оказался глубоко в земле.

Ричардсоны переглянулись между собой, и я понял, что меня ждет новая порция расспросов. Чтобы не начать лекцию на три часа о Венецианце и его компании, я стал сосредоточенно читать оставшиеся документы. Большая половина из них была простой ерундой, не имеющей отношения к Адель, но было и кое-что стоящее внимания. Песня менестреля на древнем французском диалекте, на котором тогда говорили на Севере Франции, Фландрии и Люксембурге, которая воспевает юную деву, потерявшую своего любимого на войне.

– О, вот что-то интересное! – сказал я и стал читать, параллельно делая перевод. – В общем, если опустить массу сравнительных описаний и восторженных похвал, то от истории останется всего два предложения. Судя по всему, эта дева погибла смертью храбрых в замке Вианден, что в Люксембурге. Чего не может быть, потому что тогда на свете не было бы Ханны и Бэль. А в то время в этом замке находились собранные со всей Европы вампиры, которые пытались выжить, прячась от оборотней, которые, в свою очередь, прятались от меня. Но история такова: на замок напали оборотни, и вампиры погибли, как и люди, которые в этом замке были рабами.

– А что же такое случилось, что вампирам пришлось прятаться? – спросил вдруг Эдуард, сбитый с толку такими новостями.

– Я как-нибудь расскажу об этом все, что знаю, обещаю тебе. Но сейчас важнее другое…

– Что же случилось с Адель? – закончила за меня фразу Ханна.

– Да, именно это! – сказал я, листая папку дальше.

Тут на глаза попался листок, от которого красная пелена стала застилать мои глаза, от безумной реакции меня спасло только понимание того, что если отчет только на середине, то она выжила. Эдуард забеспокоился – он заслонил Ханну собой от меня и внутренне был готов напасть и попытаться меня повязать. Я открыл глаза, унимая растущее бешенство, и отрицательно покачал ему головой.

– Не советую пытаться меня остановить…

Я отдал отчет Диксону и сделал знак рукой, чтобы прочитал за меня. Он помедлил немного и тихо сказал:

– Тут какой-то список трат на поисковую партию.

Оплата лесникам, оплата за работу гончих, провиант и оружие для бродячих рыцарей и прочая бухгалтерия.

Внизу надпись: «За сим милостиво просим произвести расчет и выплатить компенсацию за поиски молодой госпожи Адель Бакли. Всего, по нашему рассуждению, мистер Кристофер Бакли должен выплатить сорок серебряных монет в качестве награды Гансу Штруберту, лесничему графа Фитца…»

– Ой! – сказала Ханна и запахло слезами, отчего мне стало еще паршивее.

Она старалась не расплакаться, но жалость и сострадание затопили ее сознание, а ведь она так надеялась на счастливый конец.

– Я же говорил тебе, что не стоит выяснять, – пока ты не знал точно, она была жива для тебя! – сказал Эдуард и замолчал, зло, уставившись на реку. Бэль положила руку на его плечо, и его гнев растаял как дым. Он накрыл ее руку своей и облегченно вздохнул.

Диксон стал читать дальше. В досье появилась запись, что в Испании, в семье Адель Бакли, урожденной де Ламбрини, и Кристофера Бакли родился сын.

Все ахнули от такой новости. Это было прямое доказательство того, что Адель вышла замуж, родила сына и назвала его моим именем. А потом что произошло?