Гезат (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Я заметил, что юноша с трудом перетаскивает баул, и решил, что с меня хватит. Мы завязали его и вдвоем дотащили до Буцефала. Закинуть на коня получилось только со второй попытки. Уж слишком тяжел был баул. Даже конь, привыкший к моему немалому весу, недовольно всхрапнул. Привязав мешок веревкой — отрезанной растяжкой шатра, я вскочил в седло, собираясь вернуться к месту стоянки.

— А мне что делать, господин? — спросил юноша, дрожащим голосом, слишком высоким, для его возраста.

— Кастрированный? — поинтересовался я.

— Да, — смирено подтвердил он.

Предполагаю, что кастрировать любят те, у кого проблемы с потенцией. Сам не гам, и другим не дам. Впрочем, в данном случае мне сделали услугу. Заметил, что мой раб Дюрис слишком радостно выполняет поручения Иолы, без ленцы, как других моих жен, даже несмотря на то, что она беременна. Пора его женить.

— Иди за мной, — приказал я юноше.

Этот уж точно не будет мечтать о моей жене.

Победу праздновали всего один день. На второе утро Гай Юлий Цезарь в сопровождении только конницы отправился ускоренным маршем на Апеннинский полуостров. В Диррахии он расстался и с конвоем, поплыв только со своей свитой в Бриндизиум на обычной торговой галере, потому что военных в порту не было. Германцы и кельты поскакали в родные края, дав обещание прибыть по первому зову императора, а я и еще несколько римлян поплыли домой на следующей галере, двадцатичетырехвесельной, зафрахтовав ее всю. Хозяин-иллириец был несказанно рад. Во-первых, не надо было терять продолжительное время на погрузку и выгрузку и нанимать грузчиков, потому что мы вместе со своими лошадьми и рабами управились всего за полчаса и без посторонней помощи. Во-вторых, галера шла практически в балласте, быстро и легко. В-третьих, за время перехода мы напоили его отменным греческим вином до такого состояния, что попытался отказаться от оплаты. Тут мы проявили принципиальность и дали даже на пять денариев больше, чем договаривались.

На Апеннинском полуострове была тишь да благодать. Такое впечатление, что гражданской войны и нет вовсе. Впрочем, все боевые действия происходили где-то далеко, о них узнавали только от путешественников и из писем, присылаемых из обеих враждующих армий.

Дома у меня тоже все было в порядке. Дети подросли, жены потолстели. Во время похода они как-то держали форму. Наверное, сказывались частые нервотрепки, чувство опасности. Спокойная и сытая жизнь в имениях отложилась килограммами жира на их животах, задницах, бедрах… У меня даже появилось впечатление, что жен подменили. Правда, они быстро убедили меня в обратном. Появление третьей жены, к тому же собиравшейся родить вот-вот, обе старые встретили в штыки, точнее, в копья. Приходилось мне, несмотря на ее положение, возить Иолу с собой, когда переезжал от одной жены к другой. Причем не столько потому, что опасался, как бы чего с ней не сделали, сколько боялся, как бы она не отправила обеих на тот свет. Несмотря на юность, Иола была дочерью своего народа — умной, хитрой и беспринципной. Если бы почувствовала, что ей угрожает опасность, наверняка отравила бы обеих соперниц.

Через два месяца после нашего возвращения Иола родила мальчиков-близнецов, получивших имена Александр и Алексей (по ее версии Алексий). Последнее в честь ее отца, который пропал бесследно. По пути в Диррахий мы заехали в Гомфы. В родительском доме жила со своей семьей старшая сестра, уцелевшая потому, что вместе с мужем была в отъезде в момент захвата города. Узнав, что мы не собираемся претендовать на часть наследства, и так богаты, обращалась с нами очень любезно.

Я хотел купить третье имени и поселить там Иолу с детьми, но как-то поехал в гости к Квинту Туллию Цицерону и разговорился с ним об истории Римской республики. Старый графоман поведал мне, что после каждой смены власти происходят чистки предшественников. Поскольку я знал, что Гай Юлий Цезарь править будет не долго, решил не вкладываться в земельную собственность. Ее с собой не увезешь, в отличие от золота. Точнее, я прикупил несколько виноградников в приданое дочерям, но большую часть золота, разделив на две равные части, хранил в своих имениях.

До самой смерти Гая Юлия Цезаря я вел спокойную жизнь богатого патриция. Несмотря на его приглашение, участвовать в следующих походах отказался, сославшись на плохое здоровье. На самом деле чувствовал себя я прекрасно. Только вот не хотелось получить пулю из пращи. Может, это были случайные совпадения, а может, и нет. Проверять не было желания.

За это время Гай Юлий Цезарь разбил помпеянцев в Африке, после чего отпраздновал сразу четыре триумфа: галльский, египетский, «азиатский» и «африканский». В последнем он якобы победил нумидийского царя Юбу, а не граждан своей республики. Потом отправился в Иберийский полуостров и добил оставшихся врагов, в том числе и своего бывшего любимого легата Тита Лабиена, погибшего во время сражения. На это раз милосердие не проявлял, казнив всех командиров, попавших в плен. После чего отпраздновал пятый триумф по случаю победы римлян над римлянами. Как мне сказал Квинт Туллий Цицерон, такой триумф был впервые в римской истории. Я знал, что не последний, но говорить ему не стал.

Затем Гай Юлий Цезарь стал бессрочным диктатором, добавил к своему имени приставку «Император» и занялся реформаторством. Как по мне, самой важной из его реформ стало введение солнечного календаря, который назовут юлианским. Правильнее было бы созигенским в честь александрийского ученого Созигена, придумавшего календарь и предложившего императору в то время, когда мы были в Египте.

Убили Гая Юлия Цезаря в мартовские иды (пятнадцатого марта). Я наконец-то узнал ответ на вопрос, какому из известных мне Брутов были адресованы слова «И ты, Брут!». Оказалось, что в убийстве принимали участие и Марк Юний Брут, и Децим Юний Брут. Обратился же Гай Юлий Цезарь к первому, сказав на греческом: «И ты, сын мой?!», что сочли доказательством того, что Марк Юний Брут сын покойного. Впрочем, это не помогло ему получить даже малую часть огромного наследства, три четверти которого оказались завещаны усыновленному, внучатому племяннику Гаю Октавию, который в это время находился в иллирийском городе Аполлония.

В мае девятнадцатилетний наследник прибыл в Рим и принял имя Гай Юлий Цезарь. Затем у него начались терки с Марком Антонием, который пытался протолкнуть в императоры Цезариона, сына Клеопатры и якобы Гая Юлия Цезаря. Поскольку к тому времени египетская царица находилась в Риме уже несколько месяцев и несколько сот или даже тысяч мужчин, жители столицы упорно не хотели признавать ее сына наследником своего императора. К тому же, новый молодой Гай Юлий Цезарь щедро раздавал деньги и еще щедрее обещания наградить всех, кто ему поможет, и устраивал празднества в честь усопшего «отца». В июле, как раз во время игр в честь побед покойного, на небе появилась очень яркая комета. Сейчас их считают вестниками беды. Поскольку войны в эту эпоху происходят с завидной регулярностью, предвестия всегда сбываются.

Я точно знал, что будет продолжение гражданской войны, что Клеопатра убьет себя, чтобы умереть басилевсом, а не жить, как ее сестра Арсиноя, которая прошла среди пленников в первом триумфе Гая Юлия Цезаря, а сейчас влачила жалкое существование в храме Артемиды в Эфесе, где с разрешения победителя ей дали убежище. Сейчас любой преступник может укрыться в храме и остаться живым, пока не покинет его. Другое дело, что кормить и поить там никто никого не обязан. Будет людская милость — будешь сыт, не будет — пеняй на себя.

Поэтому я решил воспользоваться небесным знамением, как сигналом богов лично для меня. Мои жены, как и в свое время мои подчиненные, верят, что я провидец. На этот раз не разубеждал их, наоборот, заявил, что мне пора уехать из Римской республики, иначе погибну. На самом же деле трусливо сбегал от старых жен. Не получился из меня султан. Три жены — это немного чересчур. Я написал завещание, согласно которому после моей смерти или пятилетнего отсутствия сыновья от старших жен становились хозяевами имений, в которых жили, а дочери, когда повзрослеют и матери найдут им приличных женихов, получат в приданое виноградники. Младшую жену с близняшками и раба-кастрата, которому я дал имя Фарнак в честь его благодетеля, увез с собой, как и золотой запас, оставив женам немного на всякий случай.