Миры Роберта Хайнлайна. Книга 10 - Роберт Хайнлайн

— Вот так, — сказал Джубал деловито, — поставь подпись «Луиза М. Олкотт» и отошли в журнал «Единение».

— Босс, и вы думаете за такое заплатят?

— Что? Зато его оценят в будущем. Сунь в архив, и мой литературный агент сможет использовать его для оплаты расходов по моим похоронам. Есть такая хитрость в литературных делах — лучшие работы начинают цениться после того, как автор протянет ноги. Литературная жизнь — дерьмо! Она чем-то напоминает почесывание кота, чтоб он замурлыкал.

— Несчастный Джубал! Если никто его не пожалеет, так он сам будет себя оплакивать!

— Еще и сарказм к тому же! Разве удивительно, что у меня работа из рук валится?!

— Это не сарказм, босс. Только обутый знает, где у него мозоль.

— Тогда извини. Вот еще гонорарная работа. Название: «Одинок я в пути».

Забвенье есть для нас в петле,Покой несет топор.Но только яд, как говорят, надежен, да и скор.

Нас пуля в сердце исцелит —Спустил курок — дыра!Но мил мне яд. Как говорят, все прочее — мура.

Неплох, конечно, в печке газ,И кол, чтоб задом сесть.Но лучше яд, как говорят, с мороженым поесть.

Когда ж меня отволокутВ церковный наш сарай,То только яд, как говорят, мне выдаст пропуск в рай.

ХОР:

Когда же под грохот и стук каблуковСмерть придет и спросит: «Готов?»Ты крикни: «А кто мне, ребята, здесь друг?»И яду прими у друга из рук.

— Джубал, — с тревогой спросила Анни, — у вас расстройство желудка?

— Постоянно.

— Это тоже в архив?

— Как! Это для «Нью-Йоркера».

— Пришлют обратно.

— Еще как купят! Это столь омерзительно, что они не устоят.

— Кроме того, тут что-то не то с размером.

— Еще бы! Надо же дать редактору возможность хоть что-то исправить, иначе он будет разочарован. После того как он пописает в эти стихи, их вкус ему понравится куда больше, и он тут же купит. Моя дорогая, я научился избегать настоящей работы еще когда ты даже не родилась, так что не учи деда, как пить сырые яйца. Если хочешь, я немного повожусь с Абби, пока ты будешь перепечатывать. Эй! Самое время кормить Абигейл! Ты же сегодня вообще не «Первая». «Первая» — Доркас.

— Подождет ваша Абигейл! Доркас прилегла. Ее по утрам теперь мутит.

— Чушь! Я чувствую беременность за две недели до того, как ее можно будет определить с помощью кроличьей реакции, и тебе это прекрасно известно.

— Джубал, оставьте ее в покое… Она так боится, что опять ошиблась… и не хочет расставаться с мыслью, что на этот раз повезло. Неужто вы так мало понимаете в женщинах?

— Ммм… Ну уж, если по правде, то — мало. Ладно, не буду к ней придираться. А почему ты не принесла сюда нашего ангелочка? Тут бы ее и покормила.

— И рада, что не принесла, — чего доброго она наслушается ваших разговоров.

— Значит, я развращаю детей? Вот как!

— Она еще слишком мала, чтобы понять, когда вы серьезны, а когда шутите, босс. Да вы бы и вовсе бросили работу, принеси я ее. Забавлялись бы с ней и все.

— А разве ты знаешь лучший способ убить время?

— Джубал, я очень рада, что вы так любите мою дочку. Я сама считаю ее очаровательной. Однако теперь все время вы тратите либо на игру с Абби, либо… на нытье.

— Ну и что — нам грозит переход на пособие по безработице, что ли?

— Не в этом дело! Если вы не выдаете на гора рассказы, вы духовно деградируете. Этот процесс уже достиг того уровня, когда мне, Доркас и Ларри остается одно — грызть ногти. Когда вы кричите: «Первая!» — мы вздрагиваем в надежде, но, как правило, тревога оказывается ложной.

— Раз денег хватает, чтобы оплачивать счета, так о чем беспокоиться?

— А почему беспокоитесь вы, босс?

Джубал задумался. Рассказать ей? Если у него и были какие-нибудь сомнения в том, кто именно отец Абигейл, то они давно испарились, после того как дело дошло до выбора имени. Анни колебалась между «Абигейл»[78] и «Зенобия»[79], а затем наделила ребенка обоими. Анни никогда не упоминала значения этих имен и, надо думать, не подозревала, что ему-то оно известно.

— Вам не обмануть нас, Джубал, — продолжала Анни твердо, — и Доркас, и Ларри, и я знаем, что Майк вполне способен защитить себя. А вот вы превратились в какого-то маньяка.

— В маньяка?! Я?!

— Ларри установил стереовизор в своей комнате, и мы по очереди смотрим все выпуски «Новостей», да и радио тоже слушаем, и все это не потому, что мы беспокоимся, а исключительно из-за вас. И когда имя Майка появляется в «Новостях», а это бывает частенько, мы узнаем обо всех событиях раньше, чем вам их сообщают эти дурацкие вырезки. И мне хочется, чтобы вы вообще бросили их читать.

— Откуда тебе известно про мои вырезки? Я же, черт знает, на какие предосторожности пустился, чтобы вы не пронюхали о них!

— Босс, — сказала она устало, — кто-то должен выносить мусор? Вы что же думаете, Ларри не умеет читать?

— Вот как! Это проклятый сортир работает отвратительно с тех пор, как уехал Дьюк.

— Напишите Майку, и Дьюк тут же появится.

— Ты же знаешь, этого я не сделаю! — Он с горечью подумал, что Анни, безусловно, права… а вслед за пониманием пришло невыносимое для его гордости подозрение. — Анни! Ты осталась здесь только потому, что так тебе велел Майк?

Она ответила не раздумывая:

— Я здесь потому, что хотела сама.

— Ммм… не уверен…

— Джубал, а еще иногда мне хочется, чтобы вы были помоложе и вас можно было бы выпороть. Могу я договорить?

— Валяй!

Интересно, а остался бы хоть кто-нибудь из них? Вышла бы замуж за Стинки Мириам и уехала ли бы она в Бейрут без одобрения Майка? Имя дочки «Фатима-Мишель» могло быть одновременно и данью ее новой религии, и желанием ее мужа доставить удовольствие своему ближайшему другу, а может быть, и кодовым обозначением, вроде двойного имени Абби. Если верно последнее, то знает ли Стинки о своих рогах? Или носит их с той же гордостью, с какой носил их Святой Иосиф? Гм… можно предположить, что Стинки известны сроки его гурии… даже братство по воде вряд ли могло заставить супруга закрыть глаза на такое важное дело. Впрочем, так ли оно важно? Как врач и агностик, Джубал в этом сомневался. Но для них могло и…

— Вы меня не слушаете.

— Извини. Задумался. (Прекрати, грязный старикашка… ишь ты, до чего дошел — копаешься в секретах смысла имен, которые матери дают свои детям! Дальше, чего доброго, примешься за нумерологию… там за астрологию, а еще дальше за спиритизм, пока маразм не зайдет так далеко, что останутся лишь больница да заботы по поддержанию жизни в теле, где разум уже угас настолько, что не может дать несчастному телу достойную смерть. Иди открой ящик под номером девятым в своей лаборатории — код «Лета» — возьми два грана, хотя и одного более чем достаточно…)