Империя проклятых - Джей Кристофф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лаклан прищурился, и в глазах у него читались удивление и подозрение в равной мере.
– Она – сокровище, оружие, на поиски которого отправили Хлою, – сказал я ему. – Именно из-за нее Серорук отозвал всех угодников-среброносцев с заданий, приказав вернуться в монастырь. В жилах этой девушки течет кровь Спасителя, Лаклан. Именно поэтому холоднокровки охотятся на нее. Именно поэтому объединились закатная плясунья и угодник-среброносец, чтобы защитить ее. Именно поэтому Хлоя и Серорук пытались принести ее в жертву. И я расправился с ними, желая спасти жизнь этой девушки. Она – единственное, что еще стоит защищать в этом забытом богом мире. – Я стиснул зубы, сердце бешено колотилось в груди. – Единственное, что имеет для меня значение с тех пор, как Фабьен Восс забрал у меня жену и дочь.
При этих словах его глаза распахнулись, губы приоткрылись в шоке.
– О, Габи. Брат, я…
Я медленно взял его за руки, убирая их со своего горла.
– Я больше ни во что не верю, Лаклан. Но я верю в Диор Лашанс. А она прямо сейчас томится в лапах Дивоков, и из-за этого в опасности весь мир. Я поклялся защищать эту девушку. Как и та женщина наверху, которую ты только что застрелил. Поэтому либо убей меня, либо отвали к чертям. Ведь так уж случилось, что этой поганой ведьме плоти я обязан жизнью.
Я оттолкнул Лаклана, и он позволил мне подняться. Глаза у него были полны недоумения и печали. Держась за сломанные ребра, истекая кровью, я взял Пьющую Пепел и встал на дрожащие ноги. Голос Пью звучал у меня в голове серебристой песней, полной страха, боли, печали.
«О, Габриэльгабриэль, огневолосая…»
Желудок скрутило в узел, когда я, спотыкаясь, вернулся в комнату с расколотым вдребезги камином, пол которой был залит кровью. У разбитой стены корчился Ксавьер, пытаясь подняться на колени, опираясь на здоровую руку. Но мои глаза видели только…
«О, нетнетнетнетнет…»
Когда я подбежал к Фебе, сердце у меня колотилось где-то в горле, а желудок ухнул вниз. Она лежала, свернувшись калачиком, в красной луже, обнаженная кожа в крови, в спине зияла ужасная обугленная дыра. Я осторожно перевернул ее, нежно прижимая к себе. Но хотя она была смертельно ранена серебром, двумя выстрелами почти в упор, я все равно поразился, увидев…
– Семеро Мучеников, – выдохнул я. – Ты жива…
– К-кто-нибудь к-когда-нибудь говорил тебе, что… ты скорее хорошенький, чем… проницательный? – едва слышно прошептала она.
На губах у нее вздулся и лопнул кровавый пузырь, и она закричала, когда я перенес ее на стол, чтобы лучше осмотреть раны. Первый выстрел сильно задел ее плечо, но именно второй нанес настоящий ущерб: ребра были раздроблены совсем рядом с сердцем. К своему ужасу я увидел, что рана почернела от ожогов, и под кожей проступил черный узор вен. И в этот момент я понял: выходного отверстия не видно, а значит, пуля все еще внутри.
– Феба, ты меня слышишь? – прошептал я, тряся ее. – Феба?
Она застонала, а я схватил свою фляжку и вылил водку ей на рану. Феба взвыла, как ошпаренная кошка, выплюнув целую радугу ругательств сквозь окровавленные губы.
– Что-то не так… я ч-чувствую это…
– Серебряная пуля до сих пор внутри тебя.
– А-а, эти у-ублюдки, – рассмеялась она, сплевывая кровь, и уронила голову, ударившись о дерево. – Эти сраные ублюдки вроде как у-у-убили меня, да?
– Чушь. Ты пережила Дантона Восса, переживешь и это.
– Это не переживу. – Она сглотнула, облизав влажные красные губы. – Н-не серебро…
– Просто лежи спокойно, – взмолился я. – Не разговаривай.
В седельной сумке у меня был аптечный набор из монастырских запасов. Ксавьер все еще пытался подняться, и, пройдя через комнату, я успокоил его одним сокрушительным ударом в челюсть, взял аптечку и положил ее на стол. Кровотечение было сильным, освещение – паршивым, и я видел, как по венам Фебы медленно расползается темное пятно – яд серебра в крови. Стиснув зубы, я принялся за работу, пальцы дрожали, пока я ковырялся в ране щипцами. По коже у меня текла обожженная кровь, Феба застонала и наконец закричала от боли, а я тысячу раз выругался. Но как бы я ни старался, как бы ни желал…
– Я не могу ее нащупать…
Окровавленной рукой я отбросил волосы с глаз.
– Черт бы тебя побрал… вместе с долбаным богом…
– Перестань, – взмолилась Феба, схватив меня за запястье. – П-пожалуйста.
– Хрена с два я перестану.
– Ради Лун, перестань, я н-не хочу, чтобы последнее, что я ч-чувствовала на этой земле, было то, как ты меня разделываешь.
– Заткнись, Кисуня. Хоть раз в своей гребаной жизни просто делай, что тебе…
Слова у меня закончились, ее голос затих, когда она прижала красную руку к моей щеке, и на губах у нее снова запузырилась кровь.
– Я не требовала от тебя никаких об-бещаний. Н-никаких клятв. Но сейчас… поклянись, что спасешь Цветочек.
– Не собираюсь я тебе ни в чем клясться. И ты никуда не уходишь…
– Ты н-нужен Диор, Габи. Попрощайся с ней от меня. И скажи… – прохрипела она, запрокидывая голову, чувствуя серебряный яд в венах. – О-о, простите, тетя Цинна… Я попыталась…
Феба свернулась калачиком, тихо всхлипывая, а мои глаза распахнулись.
– Тетя Цинна… – прошептал я.
Провидица. Странница по снам. Величайшая целительница Высокогорья…
– Она сможет тебя вылечить? Твоя тетя?
Закатная плясунья только поморщилась, страдая от боли, вызываемой ядом.
– Я же говорила тебе, дурак, – простонала она. – Если ты отправишься в горы, ты умрешь.
Это было все, что я хотел услышать. Когда Феба застонала в знак протеста, я перевязал ее раны, натянул на нее платье и завернул в меха. И закинув себе на плечи все, что смог найти, я поднял раненую плясунью на руки. Кровь у меня все еще кипела, а в жилах бушевала какая-то отчаянная темная сила, пока я несся во двор замка, перепрыгивая через шесть-семь ступенек за раз. Теперь Лаклан стоял на коленях посреди разбитого двора, а истекающий кровью Робин помогал ему подняться с каменных плит, наблюдая, как я бегу в конюшню.
Из конюшни я выскочил на спине Аржена, Колючка следовала за нами. Окровавленная Феба лежала у меня на руках. Взгляд моего ученика был
