Ночной карнавал - Елена Крюкова

Врешь, матушка, старый князь хотел тебя спалить в срубе. За непослушание. За сопротивление его повеленьям высочайшим.

Ты бредишь, Мадлен. Стукни себя по голове. Выбей дурь без остатка.

Выбеги отсюда, из Нострадам. И беги домой, на рю Делавар, что есть силы. Чтоб только пятки сверкали. Авось тебя полицейские не изловят. Без авто — запросто загремишь в изодранном одеянии, растерзанная, в царапинах и порезах, в каталажку. Тебе никто не поверит, что ты Царица и Великая Княгиня. В желтый Дом отправят. В Дом, желтый, как твои давно не стриженные кудри.

Мадлен, шатаясь, ощупывая порванное платье на груди, собирая в комок клочки мотающейся ткани, вслепую пробралась к выходу. Вот она, тяжелая дверь. Не поддается. Ну, раз-два, взяли!.. Никак. С разбегу, что ли, одолеть ее?..

Она нажала, налегла всем телом. Скрип. Щель. Бьет свет. Это свет от фонаря, Мадлен. Не думай, сейчас не день. Нет еще. Ночь. Глубокая ночь.

Ночь после Страшного Суда.

Она криво усмехнулась алыми, роскошными губами. Увидела себя в дверном стекле. Ее красоте ничего не делается. Она как заколдованная. Ни усталости, ни старости. Ни смерти?! Каспар ей все показал. Дальше ехать уже некуда. Это был край. До края ей еще далеко. Ну, щель, расширяйся. Давай. Еще. Вот так. Можно вылезти. Бочком, втянув живот, вжавшись в притолоку. Как дверь открывает кюре? Каши она мало ела, что ли.

Она выпросталась, выскользнула на свет, как младенец из утробы матери, из тьмы Нострадам.

На улице мела метель. Вот так зима. Вот так весна. Весной в этом задрипанном Пари и не пахнет.

Да, Оледенение… Что ж, она закажет барону шубу из оленьих шкур. И шапку из канадских песцов. Пусь раскошеливается. Не впервой.

Она чуть не вскрикнула. Перед дверью собора стоял граф.

Он смотрел на нее, не мигая.

— Я знал, что ты здесь, Мадлен.

В руке он держал нож.

Она с усмешкой поглядела на нож, на Куто.

Знал бы ты, бедный Куто, где я была сейчас. Что я видела.

Я теперь, Куто, ничего не боюсь.

Я и раньше-то не боялась, а теперь и подавно.

Граф протянул нож ей и разлепил губы.

Удивленно, как пенье соловья в сугробах, слушала она его речь, и ей застилало глаза буранной вуалью.

— Вот тебе нож, — сказал хрипло граф и протянул нож ей, ткнул ей прямо в руки, чуть не порезав кожу. — Убей меня, Мадлен. Я не могу жить без любви твоей. Не могу.

Она взяла нож, замахнулась на него.

Лоскутья разорванного платья разъехались у нее на груди и животе, и Куто на мгновенье увидел ее всю, такую, какую знал и любил — розовые соски, смуглые ключицы, загоревшие под Солнцем Зеленолазой, Третий Глаз на пупке.

Свободной рукой она схватила махры парчи, запахиваясь. Будто стыдилась его, прежде бесстыдная.

Их глаза сошлись, как сходятся клинки.

Она бросила нож в сторону. Он упал на лед со звоном.

Они молча, неистово обнялись.

И колокол Блэз на башне Нострадам пробил ночной час: один, другой, третий.

Еще не прошла ночная стража веков. Еще старый Каспар собирал, в глубине и тьме потрескавшейся картины, в сугробах дальней земли, свои пожитки, навьючивал поклажу на грустного двугорбого верблюда.

И крепче, и безысходнее обнялись любовники.

И блестел нож в свете голубой, как парча платья Мадлен, одинокой Луны.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ПРАЗДНИК ВИНА

— Вот они!

Из-за угла вылетело безумное авто, чуть не врезалось в обнимавшихся Мадлен и графа.

Они отпрянули друг от друга, но не выпустили друг друга из объятий. Граф инстинктивно прикрыл своим телом Мадлен.

Машина круто затормозила, развернувшись резко, с режущим уши визжаньем. Застыла на черном льду. Дверца отворилась, ударила железной ладонью холодный воздух ночи. На мостовую выпрыгнули Пьер и барон.

— Ну, Мадлен, — довольно выдохнул Черкасофф, — мы перерыли весь Пари. Вы неуловимы. Мы не могли предполагать, что вы так искусно запрячетесь. Вы опытный игрок. А еще прикидывались. Поздравляю. О, граф! — Он шутливо поклонился. — Вы уже подружились с вашей очаровательной куколкой! От великого до смешного один шаг! От убийства до объятия…

— Что вы намерены делать, барон? — спросил граф, видя, как Черкасофф кошачьей, с ленцой, походкой приближался к любовной паре.

Мадлен глядела на барона. Холеный, гад. Усики расчесанные. Бородка напомаженная. Шевелюра стоит веером над низким лбом. Он подходит все ближе, и смутное чувство опасности закрадывается в сердце Мадлен. Как часто она сталкивалась с опасностью — нос к носу. Она, как ищейка, чуяла ее за версту. Вот и сейчас. Ее хозяин нечто замышляет. Что? Не пора ли дать деру?! Граф растяпа. Он долго будет моргать, нюхать воздух, мяться, медлить. Он упустит момент.

Она рванулась бежать в тот миг, когда Черкасофф с удивительной ловкостью, быстрее молнии вытащил из кармана наручники и нацепил их Мадлен на запястья.

— Ах, попалась, птичка, стой, не уйдешь из сети, — пропел он насморочным голосом и засмеялся. — Вот вы и в капкане, дорогая.

— Что это?! — Мадлен возмущенно вырывалась. — Это новый способ разговора?! Или теперь принято в великосветских салонах пугать друг друга?!.. Сначала привязывают к столбу, хотят сжечь… потом защелкивают наручники у тебя на кистях?! Мне кажется, вы забываетесь, барон!

— О да, — он неприкрыто смеялся. — Вы забавляете меня, Мадлен. С защелкнутыми наручниками декламировать такие пафосные речи… клянусь, это трогательно, не менее, чем выступление Анжель Дефанс в Комедии. Вы хитрая. Вы прекрасно знаете, что зла я вам не причиню. Поэтому и беситесь сколько влезет. Побеситесь. Сейчас поедем. Кстати, вы не задрогли в порванном вашим похитителем платье? В машине у меня для вас обещанное манто из выдры. Льщу себя надеждой, что оно вам понравится.

Черкасофф с одной стороны, Пьер — с другой подхватили Мадлен под руки и поволокли к машине.

— Больно рукам! — закричала она. — Сейчас же снимите эти железяки!

— Боюсь, крошка, что ты нас тогда покусаешь, — веселясь, парировал барон, вталкивая ее в гладкое стальное яйцо авто. — А у нас на вас виды, бесценная. Мы должны перепробовать с вами все варианты удовольствий. Все сорта воспитательных мер. Вам же интересно, что дальше станет с вами? Через несколько минут… часов?.. Нет?.. Держу пари, что вы все-таки живая, а не мертвец. И сердце ваше дрогнет. Пьер, гони!

— Я так не играю, барон, — набычившись, сказал Пьер, отогревая замерзшие руки дыханьем, кладя их на руль. — Видите? Там? Граф стоит и ждет своей участи. У него должна быть лучшая участь. Возьмем его с собой? С ней?.. Ей будет веселее.

— А нам? О нас ты подумал?

— Думаю, и нам тоже скучать не придется. Мы усыпим их вместе. Они увидят разные сны. Они станут как шелковые. Слово чести.