Невозвращенцы - Михаил Черных

С этого момента началось увлечение Максима восточной жизнью и тамошними обычаями. Афзал много порассказал о жизни степняков, ордынцев и итильцев. Часть его рассказов была смешной, часть навевала сладкие воспоминания о сказках 1000 и 1 ночи, читаных в детстве. Расписывал Афзал все это с таким жаром, в таких красках, что Максиму хотелось бросить все и бежать туда жить. Окружающая действительность после таких сказок казалось пресной и убогой, а соплеменники — дикими неотесанными варварами. Побывать на юге, в великом городе Ургенч стало настоящей мечтой молодого ученика волхвов.

Как известно, если боги кого хотят наказать, они претворяют в жизнь самые заветные человеческие желания.

— Утекай! Утекай! — Покрикивал Косарь, размахивая оружием.

Бум. Который раз Максимус все сделал неправильно и пропустил удар. Легкий кусочек дерева, из-за набранной хорошей скорости ощутимо ударил его по спине. От боли тренировочная стеганка не спасла, и парень с вскриком разорвал дистанцию.

— Ррр!

— Ну что я тебе говорил?! Ты не рычи, ты меня слушай! — И, помахивая привязанным к палке на недлинной веревке небольшой сосновой гирькой, волхв стал постепенно выбирать дистанцию.

В последнее время Максима знакомили с другими видами оружия. В частности, как сейчас, с кистенем. Примитивное оружие на вид — что там: палка, веревка и грузик, не бином ньютона, оказалось на поверку очень и очень занятным. Легко сделать, просто освоить — не даром кистень считался и был любимым оружием разбойников, и очень, очень трудно защититься.

Конечно, в нем не было такого шарма, как в мече или сабле, не было и брутальности, как в тяжелой секире. Но несмотря на это, функциональность оставалась на высоте. Бить им зайцев на скаку было любим развлечением молодых и не очень воинов, а заодно и великолепной тренировкой координации.

— Не пытайся отбить удар! Все едино — гирька обернется вокруг и ударит тебя. Уходи, утекай! Не дай добраться до тебя. И рази мечом. Поле держи, чтоб между тобой и врагом было не меньше пяти-семи шагов.

Бум!

— Арр!!!

— Слушаешь ты ушами! А глазами ты должен следить за врагом. Не дай ему себя заморочить! Не отвлекайся! Уходи!

Вжик — загудел рассекаемый веревкой и грузиком воздух. В первый раз это не кончилось ударом. Максим просто оступился и чуть не упал, но факт остается фактом — волхв промазал.

— Так то лучше! Уходи. Но в следующий раз, когда отступаешь, помни, что ты не медведь на поводе у скоморохов, и вокруг не смеющаяся толпа, а враги. Тебя с таким уходом сосед добьет. Что?

— Ногу потянул вроде, — попробовал разжалобить волхва Максим, но «тема не прокатила».

— Бедняга. Видать, совсем ты бездыханный…Знать, отдохнуть надо тебе. Добре. Вот побегай по двору. Пока нога не пройдет. Трех десятков кругов тебе хватит? Вот и хорошо!

Максим выругался, кряхтя поднялся на ноги, и стал стягивать с себя стеганку.

— А это что за дела? Я же сказал, чтобы ты отдыхал. А чтобы хорошо и с пользой отдохнуть и подумать, ты еще прихвати вон меч деревянный с собой, и щит, вон тот, из горбыля срубленный. Ну и что, что тяжелый? Ты же не сражаться, о отдыхать. Ну что встал? Давай беги!

Максим поморщился. Тридцать кругов в полной выкладке выжмут из него все соки. И несмотря на это, тренировка продолжиться до тех пор, пока наставник не останется доволен прошедшим днем, что бывало ну оооочень редко. И время тут было не лимитировано — тренировка могла проходить час, а могла — и все пять, и закончиться после захода солнца. После таких тренировок Максим до лошади в буквальном смысле доползал на четвереньках.

— Что ты мне тут рожи кривишь? Давай, отдыхай! — подхлестнул его окриком Косарь.

И Максимус побежал.

К счастью, он успел «отдохнуть» только наполовину, как пришло спасение. Спасение приняло форму гонца от какого-то старшего волхва.

— Поздорову тебе, Косарь!

— И тебе поздорову, коли не шутишь. Чего тебе?

— Да вот, есть тут у тебя Максимус?

— Есть. Вон отдыхает.

— Ааа… Ясно все. Злобишься…

— А зачем он тебе?

— Его вызывают на суд волхвов. Он пойдет со мной. Сейчас же.

Отдышаться ему не дали, только скинуть тренировочную робу. Всю дорогу до центра города, где располагались основные храмы, Максим размышлял, что же он сделал такого, что потребовало его вызова на судилище. «Ведь здесь каждый первый был в том или ном роде судья, зачем же тащить его в высокий суд? Не представляю…» Впрочем, вскоре ему все было разъяснено.

Суд проходил в небольшом зале одного из храмов Даждьбога. Помимо волхва-судьи, воина Даждьбога, присутствовали несколько молодых мужчин, явно имевших отношение к разбирательству, Радульф и пара-тройка зевак. Адвокатов и обвинителей не было: эта функция возлагалась на самих судящихся. Конечно, оба могли привлекать сколько угодно свидетелей обвинения и очистников.

Суд проходил согласно всем росским традициям — под открытым небом: «Не гоже прятаться от людей и богов!». На улице сегодня было пасмурно, видимо лето постепенно сдавало свои позиции, что для начала серженя[87] было очень странно. Максим опасался, как бы не пошел дождь или даже снег, а он весь распаренный, после тренировки.

Ждали только Максима, который неожиданно оказался обвиняемым. Суд начался, как только все заняли свои места. В начале суда, Радульф, который не мог пропустить такого события в жизни его подшефного, кое-что объяснил Максиму. Дело в том, что как волхв-дитя, он был подсуден лишь высокому суду волхвов, либо княжескому, не меньше. Этим то и объяснялось то, что его вызвал именно сюда. А вот в чем причина…

— Вы братья Рысьи? — обратился судья к четырем мужчинам, стоящим на месте обвинителей. Все они производили впечатление отлитых из одной формы: лица, телосложение, даже походка были у них практически одинаковыми. Ну, как если форма с каждым следующим разом немного растачивалась. И были они Максиму смутно знакомы. Ну очень смутно.

— Да, волхв, — ответил старший

— Вы ищите Правды?

— Да волхв.

— Говорите!

— Почти год назад, мы с братьями по городу шли. По Святограду. От купца Лисицина, он может подтвердить — с ним мы обговаривали цены на бобровые шкурки, да и многое другое. Но это не о том все. Шли мы вечером, град нам не знаком. Запутали. У людей спросить дорогу не было, вот мы у первого встретившегося и спросили путь до двора постоялого нашего. Как вдруг на нас сзади напал тать это. Трех моих братьев оглушил со спины, да меня побоялся в честном бою, и утек. Пока я братьев своих поднимал и проводник мой исчез. Как звать его мы не знаем, но вот нападавшего за год нашли. Это он! — и старший из Братьев указал пальцем на Максима.

— Что ответствовать будешь, дитя-волхв?

— Это все х…ня! Тогда ночью я поспешил на крики о помощи. В темной подворотне четверо с оголенными саблями напали на одного. Я плохой воин, да и крови проливать не хотел, так что взял кол и по спинам их стал бить, пока они жертву свою не прирезали.

— Так ли это было, как ответчик молвит?

— Нет! Он лжет! У меня три видака есть, готовых согласиться! А у него?

— Маскимус?

— Спасенного зовут Афзал. Это волхв-дитя Велеса, как и я. Можно его спросить.

— И где он? Почему его здесь нету?

— Можно за ним послать…

— Да. Так и будет сделано.

Быстро утихли шаги — гонец побежал в сторону храма Велеса. Прошел час, потом другой. «Черт! Где Афзал! Когда он нужен, то вечно где-то пропадает. А эти, что так лыбятся? Как будто думают, что Афзал не появится. Ничего, придет степняк, мы их к ногтю прижмем! Как вошь!» — раздумывал Максим.

Впрочем, все оказалось не так просто. Спустя три часа прибежал гонец, и сообщил, что Афзал отбыл из города четыре дня назад, и неизвестно когда вернется.

«Они что, знали? — молодой волхв глянул на довольные уверенные лица обвинителей. Похоже, знали. Или еще все хуже? Афзала прирезали по-тихому, как и хотели тогда, а с меня-то, что им надо?»

— Знать, нет у тебя видака? А других? — спросил судья.

— Нет, — ответил Максим.

— Раз так, то я решаю. За побитие дитем-волхвом четырех братьев Рысьих, по Правде росской. Да заплатит Максимус, головное, одну гривну за всех. Также, в счет Святограда виру — четыре гривны. Коли не сможет заплатить сразу, так холопом отслужит пусть. Я сказал!

— Б..! Ну у вас суды, как… как у нас! П…ц полный! Свидетелей нет, значит виновен! И вообще, они же братья, значит — заинтересованные априори, и не могут быть свидетелями!

— Странен ты зело. Сколько тебя не знаю, а все дивлюсь глядече. А коли они братья, так что, и слова не имеют? Что ты злобишься?

— Неверно все это!

— Глупый ребенок. Твое слово, как дитя-волхва, весит столько, сколько слово трех видаков. Было бы их трое, а не четверо, али Афзал твой был бы рядом, и разговоров бы не было. А так… Не прав ты оказываешься. Тем более, Рысьих бил?