Невозвращенцы - Михаил Черных

И приключения не заставили себя долго ждать. Шум оказался криками о помощи, которые издавал зажатый татями в угол мужчина. И хотя был тот при сабле и ноже, но нападавшие проявляли не дюжую сноровку, да и было их в четыре раза больше. Долго разбираться кто прав, а кто виноват, Максим не стал. По всем канонам жанра нападавшие четверо на одного — злостные убийцы, а защищающийся — невинная жертва. Однако сразу же насмерть бить в спину татей, которые так были увлечены беседой со своей жертвой, что пропустили появление подмоги, Максим не стал. И хотя по местным законам грабителя и убийцу можно было бить смертным боем на месте, благоразумие подсказывало другой выход.

Противников было все же четверо, у каждого в руке по обнаженному клинку, и застрянь сабля в теле, а с его навыками такое станется, то останешься безоружным против троих. «И еще. Может они совсем и не тати? Как тогда за лишение жизни отпираться на суде? Сделаем по-другому…» — подумал Максим.

Осторожно, чтобы не обратить на себя внимания, парень соскочил с лошади. Тихонько взял кол, как будто специально для него здесь к стене прислоненный, и так же тихо, без криков, учеба уже повыбила привитые голливудскими боевиками стереотипы, двинул ближайшего к себе татя по голове. И тут же, не отвлекаясь на оседающее тело, переключился на следующего. Счет быстро превратился из 4:1 в 1:2. Ноль-два сделать не получилось. Последний, самый старший из братьев, а рассмотренные мельком в скупом свете звезд лица не оставляли сомнения в том, что нападавшие были родственниками, каким-то образом увернулся от удара и прижался спиной к стене. Вид обнаженного меча и длинного ножа в руках, плавные движения опытного бойца ясно давали понять, что без крови тут дело не обойдется.

Понял это и спасаемый. Бочком-бочком противники совершили разворот на 90 градусов, и когда путь к бегству стал открыт, оба парня «сделали ноги», оставив поля боя за нападавшими. Выбежав на улицу Максим не сказал ни слова. Только кивком указал на лошадь, как спасенный, с ловкость потомственного степняка не касаясь ногами стремян вскочил на лошадь. Эту же операцию спаситель проделал гораздо медленнее и неуклюже.

Отъехав подальше от места схватки, парень, а степняк оказался моложе своего спасителя, все так же грациозно соскочил с лошади (все же удобства в езде ему было мало — в седле то ехал Максим), и низко поклонился.

— Благодарствую тебя, воин. Если бы не ты, убили бы меня тати… — проговорил спасенный.

— Ммм? — промычал Максим, не зная что сказать.

— Ой, прости меня. Я неучтив. — Неправильно расценил его мычание степняк. — Меня зовут Афзал, сын Нарата. Дитя Велеса.

— Максим. Дитя Велеса.

— Максимус?

— Да. — вздохнул Максим. О своем настоящем имени, похоже, придется все же забыть. — Максимус.

— Благодарю тебя, Максимус. Во век не забуду. Отплачу тебе…

— Да ладно тебе. Оба на одном курсе учимся!..

Так помимо Тихомира у Максима появился еще один друг. Афзал происходил из древнего и богатого степного рода, который кочевал на границе Золотой Орды и Великого Княжества киевского. Его отец, Нарат, был главой семьи, в которую входило около пятнадцати кочевий, многие табуны лошадей, основное богатство, и бесчисленные овечьи отары. О мощи рода говорило то, что в случае войны Афзалов отец приводил своему князю три сотни отборных степных лучников с тремя заводными, а в тяжелой ситуации мог бы выставить войск и вдвое больше.

Своего среднего сына (самый старший брат Афзала погиб, сражаясь за орду против россов. Следующий по старшинству погиб сражаясь уже за россов, против орды, после того как новый глава рода целовал на верность князю Владиславу. И вообще — братьев у Афзала было столько, что он даже не знал их точного числа.) Нарат отправил учиться в Святоград для того, чтобы лучше понять россов, тем более, что его сын отличался почти ганзейской торговой хваткой. И ничем ради этого не пожадничал.

Побывав первый раз дома у своего нового друга, Максимус был до глубины души удивлен. Нет. Он был просто поражен! Для начала, жил Афзал не как все, в кельях «студенческого городка» Святограда, а за городом. Домом ему служил настоящая степная юрта, отличающийся от обычной только своей новизной и дороговизной пошедших на нее материалов. Внутреннее убранство превосходило любые ожидания. Как-то раз Максим побывал в личных покоях Лихомира, так вот: покои великокняжеского наследника терялись на фоне увиденной в юрте роскоши. Шелк, меха, серебряная посуда, дорогое оружие на стенах… Богатство просто слепило глаза, втаптывало простого человека в пыль! И это при том, что одевался и вел себя Афзал в Святограде очень скромно. А тут такое!..

— Мой отец, да будет его жизнь долгой, а смерть легкой, всегда был мудр. И ради того, чтобы в чужой стране я не забыл заветов предков, он взял с меня клятву. Жить я должен буду согласно нашему родовому укладу, дабы не забыть зова крови своей, и не прельститься чуждой роскоши. И вот, видишь, я живу, как поклялся.

— Да уж! Куда роскошнее! — Максимус развалился на горе из маленьких шелковых подушек, которые для тепла были накрыты медвежьей шкурой. Под весом тела верхняя часть подушек расползлась, нижняя — промялась, и лежать в них стало почти так же мягко, как и в перине. — Тогда скажи, почему ты… Э… Как бы это так сказать то…

— Почему я скрываю все это?

— Да.

— Я не скрываю ничего. Просто мой мудрый отец не уставал повторять, что не следует быть белым жеребцом в табуне черных. Поэтому я стараюсь не выделяться. Так. Погоди пока.

Афзал несколько раз хлопнул в ладоши. Полог юрты откинулся и внутрь, кланяясь, зашли два пожилых степняка. Один из них расстелил небольшой вытертый коврик и стал быстро сервировать его блюдами с различными кушаньями, другой расставил по юрте несколько аккуратных жаровен с углями, для обогрева жилища. Закончив работу, они также молча кланяясь вышли и задернули за собой полог.

— Ну-ка! Что у нас есть тут? — Афзал отработанным движением выдернул пробку из небольшого кувшинчика с вином. Взял с импровизированного стола две разновеликие пиалочки и наполнил их жидкостью из сосуда. В воздухе разлился приятный запах — вино было весьма и весьма недешевым. — Ну давай! Как у вас положено, за знакомство!

Вино было великолепным. Прекрасный мягкий вкус, изумительно послевкусие. Даже не поймешь, из чего такое делается — совсем не чета той кислятине, которую Максим, бывало, пивал со своими друзьями при выездах «на природу». Оставалось только пожалеть, что пиала была очень маленькой. В «стакане» Максима помещалось не больше двух глотков, тогда как у хозяина чаша была нормальных размеров. Впрочем, Афзал не давал таре простаивать, и споро наполнял обе.

Разговор прихотливо вился, травились байки, затрагивались самые различные темы: и грустные, и веселые, и острые, и совершенно примитивные. Уже хорошо набравшись, глядя как хозяин в надцатый раз наполняет его мензурку, Максим отважился спросить.

— А тебя не задолбало, все время подливать? Дай уж мне нормальный стакан!

Афзал в ответ посмотрел на него удивленным, даже каким-то протрезвевшим взглядом, после чего громко и заразительно рассмеялся. Чтобы не обидеть ненароком хозяина Максимус, на всякий случай, рассмеялся тоже.

— Ужель ты совсем не знаешь наших обычаев? — успокоившись спросил Афзал?

— Ну…

— Понятно. Тогда слушай…

Оказывается, Максим и не понял, что ему в очередной раз выказали уважение, а он и не понял ничего. Конечно, у Афзала были и более вместительные пиалы, да хоть кружки. И самую маленькую дали гостю не для того чтобы обидеть, а совсем наоборот. Ведь если дать большую кружку — то подливать туда надо будет редко. Чем меньше кружка — тем чаще нужно будет подливать. Чем чаще хозяин подливает гостю — тем считается больше внимания и уважения он оказывает. Поэтому дать большую кружку можно либо ближайшему и давно знакомому другу или брату, показывая что их отношения выше таких мелочей, либо незнакомцу, для завуалированного оскорбления, а дать маленькую — выказать вежливость и почтение.

Подумав, Максимус счел этот обычай не лишенным некой логики. Ведь действительно, чем больше хозяин ценит своего гостя, тем больше он уделяет ему внимания. «Но раз пошел разговор напрямоту…»

— Слушай, а расскажи еще чего-нибудь про ваши традиции. А то ведь я ничего о них, оказывается, не знаю.

Глаза Афзала блеснули. Сам того не желая, Максим, проявил вежливость в кубе. Во-первых, стал расспрашивать хозяина, позволяя ему угодить гостю рассказом. Во-вторых, поинтересовался у чтящего свои обычаи человека предметом его культа. А так как получилось у него это не нарочно, искренне… Ведь не даром говорят: «хочешь подружиться с человеком, позволь ему рассказать о себе и будь внимательным слушателем».