Нокаут на шестой минуте - Питер Гент

— Но ведь если она увидит, что столько людей против, да еще Юго-Западная перестанет работать… Ведь должно же быть в ней заложено какое-то уважение к человеку! Ведь есть же законы робототехники, по которым ни один робот не имеет права причинить вреда человеку!

— Нет таких законов, милая моя девочка, — терпеливо втолковывал ей Андрон. — Насилие над личностью — это моральная категория. Она свойственна только человеческому сознанию. И в разное время эти категории менялись. В древней Спарте воровство было в порядке вещей, но пойманных воров убивали. Убийство слабых детей тоже там практиковалось. В древней Скандинавии убийства, грабеж и разбой были обычным делом. На Востоке некогда купля и продажа женщин были заурядным явлением. И лишь с ростом общественного самосознания человечество заклеймило все эти пороки. Но для Системы-1 какие-либо нравственные категории попросту не существуют. Она обеспечивает движение транспорта. Лишь для этого она была создана и прекрасно с этим справлялась. А мы навесили на нее решение наших проблем…

— Тише!.. — прошептала Марина, вся напрягшись. — Дрожит!

— Кто дрожит? — не понял Андрон.

— Рельса дрожит…

Теперь и он ощутил слабую вибрацию. В отдалении послышался слабый звук.

— Может быть, поезд? — встревожился он.

— Нет, поезда здесь не ходят… — ответила Марина. И вдруг вздрогнула. — Дрезина! У них же есть дрезина!..

Они бросились бежать. Гул все нарастал. Вдали показались блики света.

— Скорее! Наверх! — крикнула девушка. — Здесь перрон.

Он вскочил наверх и протянул ей руку, помогая забраться. В ту же минуту фары осветили ее и пустынная станция наполнилась заливистым свистом и радостными криками:

— Вот они, голубчики!.. Удрать хотели!.. Вот я т-тя щас фейсом-об-рельс!..

Схватив Андрона за руку, Марина перебежала платформу и укрылась в закутке на противоположной стороне.

Преследователи бросились к эскалаторам. Топот их ног, ругань и смех громовым эхом отзывались под сводами безжизненной станции.

— Ну, все, — шепнула Марина, переведя дух. — Теперь — наверх.

— Куда?

— Там дальше есть решетка, а за ней — вентиляционная труба. С лесенкой… Я не лазила, но Никодимыч ходил, говорит — пролезть можно.

«Лесенка» оказалась проржавевшими скобами, но труба действительно была. И пролезть по ней было возможно, если только хорошенько втянуть живот. Они карабкались вверх, все выше и выше, насквозь продуваемые гулким студеным ветром. Останавливались на минутку-другую, чтобы передохнуть, прижать к губам, к прохладным щекам кровоточащие ладони — и лезть снова.

И неожиданно, как все кошмарные сны, кончился и этот кошмар — они лежат на полу, на грубом, неровно замазанном бетонном полу неглубокого колодца, над которым искрится звездами ночное небо. И можно отдышаться, и прижаться лбом к сладостной прохладе бетона, и говорить…

— Ты не обиделся на меня? — шепчет Марина.

— За что?

— Так… За то, что флаер твой угнала. Да еще и синяк наставила.

— Сама угнала?

— Нет. Мальчишкам шепнула по телефону. Они и помогли.

— Ну и правильно сделала. И синяк правильно нарисовала. На самом нужном и видном месте.

Она прыснула:

— Какой ты смешной!.. Ну, что? Будем выбираться? Подсадишь?

— Нет, я первый.

Она хмыкнула:

— Куда тебе, инвалиду! А ну, сцепи руки и стой смирно!

Вскоре снаружи послышался ее громкий шепот:

— Давай сюда!.. Здесь никого нет!..

Подпрыгнув, он достал карниз и, подтянувшись, забросил на него колено, рывком перекинул тело. Колодец был окружен высокой чугунной решеткой, в которой имелась небольшая полуоткрытая дверь.

— Марина! Где ты? — позвал он. Ответом ему было молчание.

Андрон выбежал наружу и замер на месте.

Девушка стояла поодаль от него, освещенная широким лучом света, который бил из тяжелого лоснящегося брюха зависшей над ней клюги.

Переулок наполнял унылый, монотонный голос:

— Человек! Стоять! Вы задержаны…

Глава четырнадцатая

ЛЮДИ И МАШИНЫ

Когда Синтия Лайменс вошла в комнату, Таня и Гриша сидели в уголке, на одной табуретке, нахохлившиеся, не по-детски серьезные. Они с надеждой посмотрели на нее.

— Не знаю, — призналась женщина, — ничего не знаю. Машина приняла ваш вопрос. А это уже много.

— А она могла и не принять? — с вызовом спросил Гриша.

— А как же? Машины любят корректное обращение.

Оба засмеялись.

— Может быть, еще расшаркиваться перед ней прикажете? — фыркнула Таня. — «Многоуважаемая госпожа машина…»

— Ну, этого она, пожалуй, не поймет, а вот некорректно поставленную задачу вернет с уничтожающей рецензией. Сколько на этом наших кандидатов погорело…

— Тетя Синти, — с тревогой спросил Гриша, — а вдруг она и наш вопрос…

— Может быть, — призналась она. — Обычно перед ней таких абстрактных вопросов не ставят. Но память об этом вопросе у ней останется. И все свои последующие действия она будет согласовывать с этим пунктом. Понимаете, раньше все ее действия выполнялись с точки зрения экономической целесообразности. Она рубила леса в местах, близких от деревообрабатывающих комплексов, сажала их в местах, нуждающихся в кислороде, строила металлургические комбинаты поблизости от рудников, белковые заводы в местах скопления рыбы и водорослей. Все было подчинено только выгоде. Причем выгоде для человечества. Теперь же мы с вами ввели в нее требования нравственной целесообразности, потребовали оценить свои действия с моральной стороны. И тут она должна призадуматься. Понимаешь?

Мальчик встрепенулся и захлопал слипающимися глазами.

— Да… в общем я… Мы пойдем, да? — Он толкнул Таню локтем.

— Куда это вы пойдете?

— Нам надо еще в пикетах стоять, правда, Таньш?

Вместо ответа девочка сонно застонала.

— Хорошо, — согласилась Синтия. — Вы обязательно пойдете, только через полчаса. А пока идите в мою комнату, прилягте и отдохните.

Она властно завела их, сонных и упирающихся, в комнату, уложила на диванчик и погасила свет. Когда спустя несколько минут она принесла им свой плед, они уже сладко спали. Синтия укрыла их и еще несколько минут стояла рядом, ласково убрав с девичьего лба спутанную прядь русых волос. Слезы текли из ее глаз, рука дрожала, она кусала губы, чтобы не разрыдаться в голос. И выбежала наружу, услышав короткий мерный зуммер, возвещавший дежурным, что нагрузка на основные логические блоки резко возросла. Требовалось вводить запасные подстанции.

— Пошла, пошла родимая! — весело закричал маленький Веня Корольков, которого для солидности и с легкой иронией прозвали Никодимычем. Провожая свернувший в сторону от основной магистрали поезд с платформами, груженными песком, он сорвал шапку и резко подбросил ее вверх, сопровождая это громким разбойничьим посвистом.

Он знал, что сделал большое и нужное дело, хотя и не представлял себе, для чего именно потребовалось переводить на другой путь груженый поезд.

Состав не достиг нужной станции. Приемники остались пустыми. Захваты работали вхолостую. Первое звено завода-автомата по производству полупроводников осталось без работы. Завод подал информацию в ближайший центр об остановке конвейера. Вся