Букет прекрасных дам - Дарья Донцова

Старикашка пришел в восторг и тут же купил девице прехорошенькую золотую цепочку. Ната была очень довольна. Кавалер, объяснивший ей, что женат, мог встречаться с девчонкой только раз в неделю. Остальные шесть дней Наташа была вольна делать, что хочет, а для траханья, простого и грубого, для элементарного удовлетворения молодого здорового организма имелся Толик. Вот так они существовали, все страшно довольные: старичок, Наташа и Анатолий.

— Парень-то почему радовался? — удивился я.

Света захихикала:

— «Папик» Натке денег давал, а та Толяну отстегивала. Думаю, Толька знал все про дедульку. Вот такой компот. Да вы не переживайте, новую найдете.

— Что же вы мне правду про Наташу и Толю рассказываете, если считаете, будто я любовник сестры, — поинтересовался я.

— Так вы сами про Федотова упомянули, — не полезла за словом в карман девчонка, — значит, знали все. И потом, она ведь умерла, а вы другую найдете. Кстати, вам Ната очень нравилась?

— Почему вы спрашиваете?

— Я не сумею ее заменить? — прищурилась Света и выпятила вперед плоскую грудь. — Вот уж про меня никто не сможет сказать, что я вожу любовника за нос. Я честная. Вы платите — я ваша.

Подобное понятие о честности, ей-богу, удивляет. Я не успел сказать ни слова, как Света ухватила меня за руку и зашептала:

— Ну к чему вам время тратить на поиски новой девушки? На меня гляньте.

Испугавшись, что она сейчас начнет раздеваться, я быстро сказал:

— Светлана, вы прелестны, но, к сожалению, ошибаетесь.

— Да, — вскинула бровки собеседница, — и в чем?

— Во-первых, я не подхожу вам по возрасту.

— И что из этого?

А действительно, что? Не с того аргумента начал.

— Я никогда не имел никаких дел с Наташей.

— Розы тогда зачем принесли? И деньги?

Вздохнув, я решил признаться:

— Меня наняли собрать сведения о подругах погибшей Риты Родионовой. Вы знали ее?

— Конечно, — фыркнула Света.

— Хорошо?

— Учились вместе, только Риточка со мной даже не разговаривала. Кивнет утром, и все дела.

— Почему?

— По кочану. Она богатая, мы бедные, дельфин и русалка.

— Кто? — изумился я. — При чем тут дельфин и русалка?

— При том, что они, как известно, не пара, — хихикнула Светочка, — вы радио слушаете?

— Очень редко.

— Оно и видно. А кто вас нанял?

— Бабушка Риты, Элеонора.

— А-а-а, ну-ну, — пробормотала девчонка недоверчиво, — деньги, значит, заберете.

— Оставьте себе.

Света мигом спрятала конверт в карман, я подождал, пока она одернет свитерок, и поинтересовался:

— А Наташа что-нибудь конкретное говорила о кавалере?

— Что именно?

— Возраст, например.

— Нет, упомянула только, что старый, ну вот, как вы, например.

Тяжелый вздох вырвался из моей груди. Светочке небось только-только исполнилось восемнадцать, и я, справивший сорокалетие, должен казаться ей Мафусаилом. Впрочем, кавалеру могло быть и пятьдесят, и шестьдесят, если он хорошо следил за собой.

— А имя она не упоминала?

— Иван, — ухмыльнулась Света, — по странному совпадению его тоже зовут Иван, впрочем, он просил, чтобы Ната звала его Вава.

— Как? — оторопел я.

— Вава, — засмеялась девица, — правда, идиотизм!

В машину я сел в полной растерянности. Иван, да еще и Вава! Хорошенькое совпадение.

Домой я явился к обеду. Элеонора выслушала доклад, несколько раз погоняла туда-сюда запись на диктофоне и ухмыльнулась.

— Ты, оказывается, шалун! Завел с девчонкой шашни!

— Интересно, кто же это решил назваться моим именем?

— Никто, — спокойно ответила Нора, — просто того похотливого козлика, любителя свежего женского тела, тоже зовут Иван. Совсем не редкое имя для старичков.

И она весело рассмеялась.

— Но Вава?

Нора, продолжая улыбаться, подъехала к письменному столу и достала папочку.

— Ну-ка, прочти.

Я вытащил несколько газетных вырезок и уставился на подчеркнутые красным фломастером строки: «Скажи, Ваня, какое из воспоминаний детства больше всего тебя раздражает?» — «Ну, наверное, дурацкая кличка Вава, которую мне дали одноклассники!»

— Что это? — удивился я.

— Интервью с известным эстрадным певцом Иваном Аржа, — пояснила Нора, — дальше листай.

«Почему герой вашего нового романа носит какую-то совершенно неблагозвучную и немужественную кликуху Вава?» — «Вот тут я с вами категорически не согласен. Вава — так звали меня в детстве родители. До сих пор при звуках этого имени меня обуревают счастливые воспоминания. Имя Иван мне не по душе. Скажу по секрету, жена и дочь зовут меня только Вава».

Я поднял глаза на Нору.

— А это разговор с модным писателем Иваном Потворовым. Если дальше посмотришь, там еще несколько отрывков из бесед с разными людьми на эту тему.

— Но зачем вы их собираете?

Нора фыркнула:

— Решила поработать психотерапевтом. Я великолепно знаю, как ты дергаешься, услыхав «Вава», вот и решила избавить тебя от комплекса. Видишь, многих Иванов в детстве звали именно так, но кое-кому это нравилось. Так что можешь успокоиться.

— Интересно, почему?

— Тебе Николетта не объясняла?

— Ну, вроде в младенчестве, когда я только начал лепетать, на вопрос: «Как тебя зовут?», отвечал: «Вава».

— Думаю, что и у других та же история, — вздохнула Нора, — детские прозвища самые живучие. Многих Сергеев отчего-то зовут Серый, а Володей — Вованами или Вовчиками.

Я молчал. Честно говоря, Нора меня удивила. Надо же, составляла досье, чтобы показать мне.

— Ладно, — хлопнула хозяйка рукой по подлокотнику, — собирайся.

— Куда? — изумился я.

— Съездишь к этому Анатолию и порасспрашиваешь его.

— Зачем?

— Да так, — пожала плечами Нора. — Ты, главное, не спорь, делай, что тебе говорят, и все, думать стану я. Хорошо? Действуй, Вава!

Делать нечего, пришлось покориться и вновь ехать в тот дом, где жила Настя Королева.

Глава 9

Дверь в квартиру Анатолия распахнулась сразу, вернее, я даже не успел нажать на звонок, как она открылась, и на лестничную площадку вышла грузная тетка лет шестидесяти, в отвратительно грязной куртке и жуткой, клочкастой, самовязаной шапке. В руках она держала объемистую и весьма замурзанную хозяйственную сумку.

— Вы к кому? — безнадежно устало поинтересовалась женщина и подняла на меня выцветшие глаза.

Но кожа на ее лице еще не успела окончательно увянуть, и я понял, что тетка ненамного меня старше, просто она из простонародья и не слишком заботится о внешности. Ест сколько хочет, в основном макароны и хлеб с маслом, вот и превратилась в доменную печь, растеряв всякое сходство с прекрасной дамой.

— Вы к кому? — словно эхо повторила баба, ставя сумку на заплеванный пол.

— Мне нужен Анатолий.

Женщина скользнула по мне взглядом и тихо поинтересовалась:

— Из органов, что ли?

— Каких? — удивился я.

— Внутренних, — ответила она и стала методично запирать целый ряд замков, которыми щетинилась неказистая дверь.

В моем понимании внутренние органы — это печень, почки, легкие… Но баба явно имела в виду милицию. Интересно, зачем она так тщательно запирает квартиру? Насколько я успел заметить, посетив вчера Анатолия, красть там нечего, и уж совсем смешно крепить запоры на хлипкой деревяшке, которую можно элементарно вышибить легким движением плеча.

— Из нашего отделения, что ли? — бормотала баба, пряча связку ключей в карман. — Насчет заявления?

Неожиданно мой язык сам по себе брякнул:

— Нет, я из министерства, из МВД.

Женщина попятилась:

— Чего еще на мою голову?

Я страшно обозлился сам на себя. Ну какого черта соврал? А главное, как естественно, походя, сделал это! Сейчас женщина потребует документы и с позором спустит меня с лестницы. Но собеседница неожиданно навалилась телом на перила и заплакала.

— Господи, ну за что мне это? Ну чем прогневала создателя? Что же все мне говно да говно на башку льет…

Я совершенно не переношу женских слез и ощущаю себя полным идиотом, когда при мне плачут. Рыдающая баба размазывала жидкость по лицу грязно-серой варежкой, а у меня нехорошо защемило сердце.

— Ну-ну, — заквохтал я, похлопывая ее по плечу, — ну-ну, не стоит так расстраиваться, все, что нас не убивает, делает нас только сильней.

Женщина стащила с головы шапку, мне в нос ударил запах давно не мытых, сальных волос и сказала:

— Авось помрут, сил моих нету больше.

— Кто должен скончаться?

— Да ироды мои, Толька и Гришка, — произнесла собеседница и вновь заплакала, но на этот раз тихо, поскуливая, словно обиженное животное.

— Толя дома?

— В больницу свезли вчерась, — шмыгнула баба носом и показала на грязную торбу, — вот волоку туда шмотье…