В краю солнца - Тони Парсонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кива взорвалась:
— Тебе здесь нравится, потому что дома у тебя не было друзей! — закричала она. — Только я и хомяк! Сестра и жалкий хомяк!
— Неправда, — обиженно ответил Рори, — у меня были друзья, просто я никого из них не выделял. Я дружил со всеми.
У Кивы на глаза навернулись слезы.
— А у меня была Эмбер, — проговорила она, и при мысли об оставшейся в Лондоне подруге ее лицо жалобно скривилось. — О, Эмбер, Эмбер, Эмбер!..
Я шагнул к дочери и осторожно дотронулся до ее плеча.
— Ангел, в нашей жизни большие перемены. К ним просто надо привыкнуть.
Она посмотрела на меня так, словно я совсем ничего не понял.
— А я не хочу привыкать! Я скучаю по школе. По Лондону. По Эмбер.
— Есть ведь скайп, — сказал я, понимая, что это слабое утешение. — Есть и‑мейл.
— Что за чушь?! Как можно дружить по скайпу?!
— Не смей так разговаривать с отцом! — оборвала ее Тесс.
— Все в порядке, — поспешно проговорил я, — пустяки.
— Нет, не пустяки!
Жена пододвинула стул и села рядом с Кивой. Та сделала вид, будто ее не замечает.
— Посмотри на меня, — приказала Тесс, и Кива тут же подняла голову. — Послушай, что я тебе скажу.
Кива задрала подбородок, обиженно поджав губы. Тесс приблизила свое лицо к лицу дочери.
— Мы переехали, потому что папа получил здесь работу, — заговорила она. — У меня вот не было ни папы, ни мамы.
— Тесс, не надо, — попросил я.
— Нет, надо. Пусть послушает.
— Я и так все знаю! — поспешно вставила Кива. — Не нужно рассказывать!
Она с трудом сглотнула, и повисло молчание. В каждой семье есть темы, которых стараются не касаться. В нашей — это сиротское детство Тесс. Мы говорили о нем редко, в основном когда ссорились. Мы хотели, чтобы оно навсегда осталось в прошлом, хотели больше к нему не возвращаться — и почему–то не могли.
Тесс заговорила:
— Мое самое первое воспоминание — это дом, который не был мне домом. Вместе со мной там жило много других детей. От всех родители отказались, потому что не хотели или не могли о них заботиться. Потом меня отдавали на воспитание в чужие семьи. В каких–то ко мне относились неплохо, в каких–то хуже. Иногда со мной дурно обращались сами взрослые, иногда — их родные дети: одни не хотели, чтобы я оставалась в их семье, другим просто нравилось меня обижать.
— Тесс, хватит… — произнес я, пытаясь поймать ее взгляд, пытаясь ее остановить. — Она еще слишком маленькая.
Тесс не обратила на меня внимания.
— Настоящего дома у меня не было никогда. Так что тебе — тебе, Кива, — очень повезло.
Кива заплакала.
— Я знаю, знаю, знаю… — проговорила она.
— У тебя есть дом, — сказала Тесс. Гнев понемногу ее отпускал, но все же она продолжала: — У тебя есть папа, мама и брат, и твой дом там, где они. Ты понимаешь меня?
— Да. Да. Да.
Кивины слезы падали на страницы забытой книги.
— Вот и хорошо, — улыбнулась Тесс. — А теперь иди ко мне.
Они обнялись, извиняясь и повторяя, что любят друг друга, и я подумал: она классная мать. По временам Тесс бывала с детьми гораздо строже, чем я, но я знал, что она не может видеть, как они плачут.
Пока девочки обнимались, Рори посмотрел на меня и приподнял брови, как бы говоря: «Хорошо, что мы не стали вмешиваться и дали им самим разобраться».
— Англия никуда не денется, — говорила Тесс, укачивая Киву и вытирая ей слезы. — Когда мы приедем в гости, вы с Эмбер по–прежнему будете друзьями. Но наш дом теперь здесь, правда?
Она посмотрела на меня. Снаружи доносились звуки ночи: далекий рокот длиннохвостой лодки, пчелиное жужжание мотоциклов, шелест ветра в листве казуарин. Я осознал, что Тесс ждет ответа.
— Правда, — кивнул я.
Прорицатель ошибся: тьма была не в одном шаге.
Но она приближалась.
7
Когда ветер бывал достаточно силен, чтобы шевелить верхушки деревьев, красная спутниковая тарелка на крыше соседского дома хлопала, как сломанная дверь. Мы с женой стояли у окна спальни и смотрели на нее сквозь натянутую на раму сетку от комаров.
— Ты не можешь как–нибудь ее закрепить? — спросила Тесс. — А то сами Ботены — люди пожилые.
Красная антенна продолжала раскачиваться взад–вперед.
— Ты же знаешь, что могу, — ответил я.
Я подумал об инструментах, которые нашел у задней стены сарая. Их было немного, но много мне и не понадобится.
— Это опасно не только для них самих, — добавила Тесс. — Это опасно для нас. Опасно для детей.
Сарай был по–прежнему забит бутылками с водой — я подозревал, что нам ее хватит на всю оставшуюся жизнь. Однако у задней стены, на маленьком, заляпанном краской верстаке я нашел то, что искал: дрель, ключ–трещотку, тюбик с силиконовым герметиком и несколько дюбелей разных размеров. Дрель покрывал ржавый налет, но когда я воткнул ее в розетку и включил, она заработала. Тесс наблюдала за мной с порога сарая. Подошли Кива и Рори с «Оксфордским детским атласом» в руках и встали рядом с матерью.
— Лестницы нет, — сказал я.
— За углом их дома есть стремянка, — сообщила Тесс. — Тебе ее хватит?
— Хватит.
Со стремянки я увидел, что вода повредила скобу, держащую ногу антенны. Но главное, кронштейн был затянут слишком туго, поэтому тарелка и билась о крышу во время сильного ветра. Я посмотрел вниз, на маленькую группу у подножия лестницы, к которой успели присоединиться господин и госпожа Ботен.
— Что за умелец устанавливал эту антенну? — спросил я. Улыбнулась только Тесс.
Даже с моими старыми поломанными инструментами работа оказалась несложной. Я разобрал всю конструкцию, просверлил четыре новых отверстия для кронштейна, надел на него скобу и закрепил ногу, на которой держалась тарелка. Затем попросил проверить, работает ли телевизор, и они всей толпой вошли в дом. Назад вернулись только взрослые. Я представил, как мои изголодавшиеся по телевидению дети жадно переключают каналы, а забытый атлас мертвым грузом лежит у них на коленях.
Тесс подняла оба больших пальца:
— Отлично!
Когда я спустился со стремянки, господин и госпожа Ботен тихо переговаривались между собой — наверное, совещались, не попытаться ли мне заплатить. Старый таец посмотрел на меня, я посмотрел на него, и он не стал предлагать мне деньги. Я был этому рад.
— Вы многое умеете, — сказал он.
— Я не всегда был шофером, — ответил я.
Несмотря на спутниковую тарелку на крыше, которая теперь стояла прямо и ровно, дом Ботенов выглядел именно так, как я представлял себе классическое тайское жилище: все в нем будто омыли мягким медовым светом. В нишах и на черных лакированных шкафчиках сидели статуэтки Будды. На стене висела фотография короля. Вокруг длинного деревянного стола были расставлены шесть стульев — настолько симметрично, словно они позировали на камеру. Все безупречно, изящно и очень чисто.