Записки беглого вора. Для Гадо. Побег - Павел Стовбчатый

— Я тебе нравлюсь? — тихо спросила она после нескольких затяжек сигаретой, чуть привстав на постели и повернувшись грудью ко мне.

— Думаю, да, — как всегда уклончиво ответил я на её вопрос, хотя думал совсем не так. Она мне не очень нравилась, но её тело заслуживало внимания.

— Куда ты направишься, когда всё будет сделано? Наверно, уедешь за границу под фальшивыми документами. Я угадала?

Она кралась ко мне, как кошка, позабыв о том, что меня звали Котом.

— Возможно, и уеду, но не сразу, — соврал я. — Всё будет зависеть от обстоятельств. Ещё рано говорить на эту тему.

— А Гадо?.. Куда направляется он? Тебе известно? — спросила она как бы между прочим.

Я сделал вид, будто её слова меня насторожили.

— А почему ты интересуешься этим?

— Меня интересуешь ты, ты! — выпалила она, не раздумывая. — Я давно мечтала о встрече с таким человеком. Не люблю хлюпиков и притвор, от них пахнет рабством. Ты не такой.

— И кто, по-твоему, я?

Она посмотрела на меня долгим оценивающим взглядом и чмокнула куда-то в висок.

— Ты Кот. Умный Кот, который нравится милой кошечке. Больше ничего. Извини, я не набиваюсь тебе, нас свела сама судьба, — добавила она, изменив интонацию и выражение лица. — Мне кажется, тебе можно доверять. Полностью доверять, — подчеркнула кошечка с подтекстом.

— Что ты имеешь в виду?

— Ампулу с цианидом…

— Что?! — я приподнялся на постели.

— Я пошутила. Ты давно понял, что я имею в виду, — сказала она холодно. — Не хочу делиться своим с каким-то… киргизом.

— Он не киргиз, он таджик, — заметил я.

— Что это меняет? Наторгует себе на базаре, если доберётся до своей Киргизии. Зачем он тебе, скажи? Они все на одно лицо, все! Они терпят русских, когда это выгодно им! — воскликнула она, играя на национальности.

— Что ты предлагаешь?

«Сейчас она отдаст инициативу в мои руки», — подумал я, но ошибся.

— Есть только один вариант… И вообще, кто-то из нас двоих должен быть чистым. Я пока вне подозрений и буду оставаться таковой до тех пор, пока мы вместе.

— А если меня «прихватят» легавые? Знаешь ли ты, как пытают менты в натуре, когда им позарез нужны признания?! Или ты думаешь, они полные идиоты и не догадаются связать убийство бизнесмена Бориса с нашим побегом? «Сдают» своих не только негодяи и иуды. Человек не железный, не выдерживает, — намекнул я на ее «прочное» положение. — Ты не сидела в тюрьме, для тебя это всё — только романтика и рассказы. А я знаю, сколько стоит и весит даже один час неволи, знаю!

Она застыла, как изваяние, не сводя с меня глаз, груди ее слегка колыхались от вздохов.

В глубине души я дивился её безрассудной дерзости, хотя сама она не считала ее такой уж безрассудной. Сейчас она была настоящим игроком, правда голым, и играла ва-банк. По самой высокой ставке. Я ждал.

— Успокойся, — наконец сказала она. — Ещё никто не убит. Ты можешь отказаться в любой момент, я сделаю всё сама. Не волнуйся.

Выскочив из постели, она стала быстро одеваться, демонстративно отвернувшись в сторону.

Я не уловил в её голосе наигранности и фальши, скорее всего, Света говорила искренне. Злость и негодование, которыми она буквально дышала, подтверждали это сполна.

— Я сказал тебе только то, что должен был сказать. Мы не на футболе, дорогая, ты зря кипятишься.

Мне показалось, что она не обратила на мои слова никакого внимания.

— Я знаю, где мы, и не боюсь, как ты! Я хотела остаться чистой потому, что это разумно и необходимо. Ты же истолковал мои слова по-своему… Поступай, как знаешь, я тебя не неволю.

Моё самолюбие было задето, однако я не собирался уступать ей в чем бы то ни было. Я вообще не любил уступать женщинам, даже если это были сущие тигрицы. Их сила и ярость только подзадоривали меня. Как говорил один мой приятель: «Отнесись к женщине, как к вещи, и она будет цепляться за тебя, как собака». Впрочем, это было давно.

— Угомонись! Сядь, надо все как следует обдумать, — сказал ей я. — У нас есть «ствол»… Сейчас он — у него. Может, обойдемся и без оружия…

— Нет. Тут нечего думать, Андрей. Менты будут искать не труп бизнесмена, а его самого, ты забыл.

Она снова вернулась ко мне и присела рядом.

— Он просто исчезнет, понимаешь? Я знаю хорошее место, хватит на всех… Твой Гадо не уступит нам долю за здорово живёшь. Обмануть его вряд ли удастся. К тому же я не хочу, чтобы кроме тебя и меня о нашем деле знал кто-то еще. Мне не хочется в тюрьму, я хочу жить, жить! — Она почти кричала, и я подумал, что за стенкой нас могут услышать.

— Говори тише, я не глухой! Я тоже хочу жить, хорошо жить, но убить бедолагу, едва вырвавшегося на волю, — выше моих сил. Он «отпыхтел» больше десятки, пойми! Он вырвал оттуда меня. Я не могу, не могу! Если я послушаю тебя и пойду на это, я буду мучаться и презирать себя до конца дней! Всю жизнь!

Мои слова должны были как-то пронять ее, я надеялся на это и потому говорил как молил. Конечно, она была права в своей непробиваемой жестокости — выживает сильнейший и беспощаднейший, но прав был и я.

Сложив руки вместе в один кулак, она заходила по комнате, как арестантка, что-то обдумывая про себя. Я встал, чтобы одеться. Когда я надевал туфли, в стенку три раза стукнули. Не очень сильно, но так, чтобы услышали.

— Это Гадо, — тихо сказал я и тотчас ответил тремя такими же несильными ударами. — Надо идти, он уже беспокоится, — поторопил я Свету.

— Мы так ничего и не решили, — заметила она. — Надеюсь, ты не станешь рассказывать ему о нашем разговоре? Или?..

— Нет. Он сразу убьёт тебя как муху. Просто задушит, — показал я руками.

— Значит, я для тебя всё-таки дороже!

— Возможно.

— Тогда оставь все на моей совести, ты ни при чём. Пошли.

Она прекратила разговор и направилась к двери.

Нам предстояло ещё многое уточнить и обдумать, времени оставалось совсем мало.

Гость, как и договаривались, появился в половине одиннадцатого ночи.

Он был бодр, весел и прямо с порога прижал Свету к себе. Мы поняли это по шелесту её платья и топтанию вперемежку с поцелуями.

— Я тут кое-что прихватил с собой… — произнёс Борис баритоном и, передав Свете дипломат или саквояж, щёлкнул замком. — Дай мне вазу для цветов. Сейчас наберу воды, — сказал он и двинулся к ванной комнате, где находились мы. Гадо тут же выставил «ствол» вперед и приготовился. Чего-чего, а цветов мы, конечно, не учли. Сценарий, таким образом, «ломался» с самых первых минут Бориного пребывания на «опасной территории».

— Погоди, Борис! — Умница Света моментально сориентировалась, заявив, что в ванной течет ржавая вода. — Я возьму на кухне, она — из родника. Ношу, как все, аж за два километра! — посетовала на жизнь лгунья и приняла цветы из рук Бориса.

— Ничего, скоро будешь пить одно шампанское! — многообещающе заявил тот и, видимо, снова «пригвоздился» к возлюбленной.

Света кокетливо захихикала, уводя его подальше от ванной. Они скрылись в комнате, и оттуда вскоре донеслась легкая музыка.

Мы условились, что начнем действовать ближе к двенадцати, если он не передумает и останется с ней на всю ночь. По сценарию Света должна была выйти под каким-нибудь предлогом на кухню и подать нам условный сигнал. До тех пор ванная была на ней, раньше времени он никак не должен был туда войти. Утомлённого и разнеженного любовью «брать» намного легче — так решила она, и мы были с ней согласны. У «клиента» Бори наверняка имелся «ствол», поэтому переоценивать свои возможности и зря рисковать не стоило. «Лучше пусть он будет в постели, голеньким. Это упростит дело», — подумали мы. Разумеется, были обговорены и запасные варианты, на случай непредвиденных обстоятельств. Все могло статься…

— Как думаешь, они уже отужинали, трахаются? — шёпотом спросил у меня Гадо, после того как мы проторчали в ванной минут сорок почти безмолвно. Ванная была маленькой, душной и влажной, мы все время стояли на ногах у самой двери, боясь присаживаться на что-либо. Мне жутко хотелось курить, и я думал о сигарете.

— Наверное, трахаются, — ответил я ему едва слышно. — Думаю, она постарается, как настоящая профессионалка, мало не покажется!

— Да, — усмехнулся Гадо. — Стерва, настоящая стерва! Я бы ее тоже «проверил», да жаль, некогда будет. О Аллах, пусть все пройдет гладко! — вспомнил он вдруг Аллаха. — Если нас остановят гаишники — это конец.

— Не блажи, проскочим! За руль сядет она, чего ты боишься? Тут все в елочку, я думал над этим.

— А если менты полезут в машину шмонать?

— После того как она сунет им «бабки» и расскажет «сказку» про тетю?! Так не бывает, не Запад…

— Могут попасться и не гаишники…

— Тогда вообще не обязательно останавливаться.

— Вообще-то ты прав. Тачка у него вместительная, я — в багажник, а ты — сзади, на полу. Вот только номера… Если запомнят, ей — крышка.