Звери у двери - Анатолий Махавкин

Бочка, упомянутая вдовой, оказалась огромным деревянным коробом с массивной крышкой, которую мы с Пашей едва сумели поднять и положить в траву. Тёмная вода, словно живое зеркало, отразила очи неба, превратив их подмигивание в дикий танец сверкающих точек. Посреди этого золотистого безумия меланхолично скучал деревянный ковшик с длинной резной рукоятью.

Девчонки немедленно затеяли водное сражение, обрушив на нас с Пашкой целый водопад холодной чистой влаги. Товарищ сразу же трусливо ретировался в сарай, из глубин которого доносился нервный голос Вити, изредка прерываемый спокойными репликами Ильи. Я попытался оказать достойное сопротивление, но меня тотчас назвали бесчувственным тупым животным и погнали прочь, дабы я не мог помешать нежным кошечкам наводить марафет.

В каждой шутке имеется доля шутки, и я мгновенно сообразил, насколько сейчас эта доля невелика. Посему, больше не споря, пошёл внутрь сарая, перехватив пару откровенных взглядов. И если первый меня нисколько не удивил, то второй – поставил в тупик. Чего-то в женщинах я не понимаю. Может быть, ничего не понимаю.

Строение оказалось двухэтажным, если это можно так назвать. Нижний ярус почти полностью заполняло свежее сено, издающее резковатый, но всё же приятный аромат, от которого я почему-то ощутил возбуждение. Или запах тут ни при чём?

Голоса парней доносились из дальнего угла, там, где огромная куча скошенной травы сходила на нет. Желания кого-то успокаивать или вести задушевные беседы я не ощущал, поэтому полез по скрипящим ступеням ненадёжной лестницы наверх.

Сено было и здесь, но гораздо меньше, причём именно это местечко кто-то использовал для ночлега. На душистой подстилке лежал смятый кусок грязной тряпки, и я брезгливо отшвырнул его прочь. Ого! А здесь имелись окна. В скате крыши чернели четыре квадратных отверстия, освобождённые от крышек, сложенных у стены.

Красота! Я повалился в покалывающую сквозь одежду пушистую массу и уставился на мерцающие огоньки звёзд, пытаясь отыскать знакомые созвездия. Естественно, не нашёл: мне и медведей-то удавалось найти, если кто-то показывал. Вот такой я хреновый астроном.

Только сейчас стал слышен оглушительный хор многочисленных насекомых, словно обезумевших с наступлением темноты. Темноты? Странно, но я продолжал видеть достаточно чётко, словно рядом присутствовал источник рассеянного света. Видимо, особенность местных ночей.

Сквозь гвалт насекомых донеслись осторожные шаги и тихое потрескивание ступеней. Кто-то медленно поднимался наверх и, ощущая знакомый аромат, я мог точно сказать – кто. Потом этот кто опустился рядом и осторожно укусил за ухо. Холодные пальчики едва ощутимо скользнули по груди, легко справившись с пуговицами рубашки и пощекотали живот. Желание стало почти нестерпимым, и я, прижав нахальную конечность, повернул голову, касаясь губами упругой кожи щеки. Оля тихо засмеялась и отодвинулась.

– Нет, мой лев, – прошептала она, – сначала я хочу романтики. Посмотри, как сказочно красиво вокруг. Сама обстановка требует, так что давай, вдохнови меня.

Во мне бурлило, словно адское варево в колдовском котле, и желанное тело было близко до головокружения, но я хорошо понимал, насколько серьёзно настроена Ольга. Она собиралась получить всё, до последней капли.

До сих пор я не посвящал свои стихи никому, кроме Марины, изливая в них свою безответную любовь и отчаяние. Сейчас, глядя на совсем другую девушку, я ощущал нечто иное, и строки, приходящие в голову, не имели ничего общего с прежними сочинениями:

Гладкое тело в свете луныЗелёные очи, как полночь темныИ груди твои как холмы высокиА губы твои так маняще близки.Пальцы твои словно лёд холодныТы веки прикрыла – глаза не видны,А губы твои как огонь горячиИ слышу, как сердце безумно стучит.Под кожей твоей – жаркий пламень и лёдЦелуешь меня, губы – перец и мёдА очи твои то светлы, то темныИ близость твоя то – реальность, то – сны…

– Ну и? – Оля, практически обнажённая, легла на меня, обжигая пылающей кожей. – Скажи: хочу…

– Хочу тебя! – прохрипел я, и всё заверте…

Нет, это очень отличалось от предыдущего раза: я словно угодил в жерло пылающего вулкана, и пламя поглотило меня, обратив в часть себя. Языки огня ласкали тело, сжигали его и проникали внутрь, становясь мной. Казалось, Оля была везде и нигде одновременно. Её запах и вкус… Это было нечто неописуемое. Словно я заблудился в пустыне и, умирая от жажды, обнаружил живительный источник, которым никак не мог насытиться.

Сколько всё это продолжалось – не знаю. Казалось, энергия, бушующая внутри, не даст остановиться никогда, однако в один миг мир затрепетал, и волна экстаза прокатилась по всей вселенной, сшибая звёзды и взрывая их. Я даже видел эти разноцветные огоньки, плавно опускающиеся во мрак.

А потом вдруг не осталось ничего, кроме самого мрака. Впереди бледно светилась распахнутая дверь, и мне нужно было пройти в неё. Неудержимо тянуло вперёд, но я твёрдо знал: с другой стороны притаился некто могущественный и враждебный всей моей сущности. Страх сковывал тело, но я продолжал приближаться ко входу… Куда? Не знаю. Внезапно я ощутил, как тварь с той стороны устремилась навстречу, наращивая скорость с каждым мгновением. В самый последний момент мне удалось разорвать незримые путы, и я рванулся прочь, исходя беззвучным воплем…

И проснулся.

Казалось, в ушах затихают отзвуки далёкого вопля, но понять, мой ли это крик, вызванный жутким сновидением, или чей-то ещё, я не мог. Впрочем, звук вполне мог быть всего-навсего частью кошмара.

Ночь продолжалась. Всё так же загадочно перемигивались звёзды под громогласный хор неутомимых насекомых. Еле слышно посапывала спящая Оля – её-то определённо ничего не беспокоило. Лицо девушки в рассеянном свете казалось совершенно незнакомым: оно стало ещё краше и приобрело ангельские черты.

Полюбовавшись великолепной грудью и стройными ногами, я неторопливо оделся и очень тихо спустился вниз.

Почти у самой лестницы, наполовину зарывшись в траву, лежал на боку Витёк. Физиономия у парня казалась такой несчастной, словно у маленького мальчика отняли любимую игрушку. Хихикая, я искренне пожалел о неработающем фотоаппарате, после чего прокрался к выходу и окунулся в бесконечный простор летней ночи.

Снаружи оказалось совсем светло: огромная луна тяжело тащила по звёздному небу своё опухшее тело, окрашивая серебристой краской деревья в саду. Казалось, кто-то заменил растения платиновыми муляжами, не жалея драгоценного металла. На мгновение у меня мелькнула мысль пойти разбудить Олю и показать ей всё это чародейство, но, сделав несколько шагов, я передумал.

Чуть дальше, среди низкорослых деревьев, напоминающих ивы, на толстом бревне, превращённом в лавочку, сидел кто-то, понуривший голову. И этот «кто-то» подозрительно походил на Наташу. Кажется, девушка пребывала не в самом лучшем настроении. Лучше всего было просто уйти, и я намеревался так и сделать.

– Иди сюда, – сказала Ната, и её шёпот странным образом перекрыл весь ночной гомон.

Я медленно подошёл и сел рядом. Её светлые (Что за?..) волосы скрывали лицо, но я словно видел выражение непонимания и боли, написанное на нём.

– Какая луна! – почти простонала девушка и повернулась ко мне. – Она так не похожа на обычную, правда? Знаешь, у меня ощущение нереальности, будто мы попали на совсем другую планету, с другими законами и правилами, и теперь прошлое постепенно превращается в дым, туман, – она помолчала, а потом медленно убрала волосы с лица. Странно, но её черты почему-то напоминали Ольгу, как это бывает у близких родственников. – Я пыталась заняться любовью с Пашей, но он начал кричать, словно мои прикосновения жгли его. И я ушла. А теперь мне тоже больно! Больно вот здесь.

Она коснулась груди, и её глаза, отражая лунный свет, вспыхнули жёлтым. На несколько безумных мгновений мне показалось, будто свет этот вовсе не отражённый, но я тут же отбросил нелепую мысль прочь, уж слишком она повышала градус сумасшествия, которого и так хватало в последнее время. Да и вообще, голова оказалась полна совершенно иными мыслями, препятствующими размышлениям на иные темы.

Короче, я, с некоторым испугом, осознал, как сильно хочу Наташу, и неизвестно откуда почувствовал встречное влечение. Возможно, в этом безумии была повинна фантастическая луна, лишавшая последних остатков разума; возможно – откровенный взгляд, пойманный мною у бочки с водой.

Голова Наты опустилась, и её волосы (Да нет, они совершенно очевидно стали гораздо светлее!) полностью скрыли лицо. Наружу проникали только слова, которые летучими мышами кружились надо мной, и лишь спустя некоторое время позволяли уловить их и осознать значение.

– Со мной что-то происходит, – она потрясла головой, будто пыталась избавиться от некоего наваждения, – весь день меня словно несли вперёд какие-то невидимые крылья. Эта… – девушка пошевелила тонкими пальцами, подбирая подходящее слово, – эйфория – прежде я никогда не испытывала ничего подобного – она как оргазм, который всё никак не желает заканчиваться. – Ната подняла голову, и я различил блеск глаз сквозь светлые пряди волос. – А потом я вдруг осознала, что хочу тебя. Безумие, да? Как будто всё происходящее с нами: этот светящийся круг, непонятное место и невидимые крылья, было лишь прелюдией к чему-то большему, главному. И это главное – ты. Мне должно быть стыдно, да?