Год совы (СИ) - Ахмелюк Федор

- Три месяца. Почти. В начале июня ушла от тебя, в конце августа встретила его. У меня было пустое лето, так сказать.

- Все же пустое?

- Все же пустое.

Ахмелюк тронул машину, та, тихонько рыча мотором, покатила на второй скорости по Высокой на восток, в сторону Кувецкого Поля.

- А помнишь, как я первый раз к тебе пошла? – неожиданно спросила Иветта, выкидывая окурок в окно. – И перепутала улицу. И ушла в Ивовый переулок. Хорошо, что там в доме 18 никто не живет.

- Помню. Но зачем нам все это вспоминать? – спросил Ахмелюк, сворачивая на улицу Пушкина. – Ты желаешь быстрой езды или спокойной и размеренной?

- Я желаю оказаться на Кувецком Поле. Быстро или медленно, не важно.

- А там где именно?

- Где угодно. Теперь я вспоминаю, как мы ходили на заливные луга гулять. Я еще сказала, что это до ужаса странная прогулка. Мы с тобой нарвали сухой травы и развели костер, когда стало темнеть. Она хоть и сухая, а не горела, только дымила…

- Не рассказывай мне это, - буркнул Ахмелюк.

Что все это означает, дьявол побери? Зачем она все это вспоминает? Ей – неизвестно, но ему все это слушать… неприятно.

Неприятно? Почему?

С другой стороны, это был действительно хороший сентябрь, сухой, прохладный, с прозрачным пряным воздухом и ранними заморозками, он проедал деньги от полученного первого заказа на монтаж видеоролика и блаженно пинал балду две недели, а Иветта вовремя осталась без работы и пока ждала звонка со следующей с приглашением на собеседование, и они вдвоем зависали у него на Кувецком Поле, шатались по улицам и заливным лугам, ели сосиски и «Анакомы», смотрели по ночам какие-то дурацкие фильмы начала девяностых и слушали не менее дурацкую музыку тех же времен. И даже ему, ледышке по изначальной схеме, казалось тогда, что между ними стало тепло и что он начал меняться. Но зачем все это вспоминать СЕЙЧАС… сейчас? А какое ему дело? Нет, все же вспоминать это не надо. ТАКОГО сентября уже не будет. Можно, впрочем, позвать на такие шатания друзей, в том числе женского пола, есть несколько знакомых девушек, которые не испугаются, не откажутся и им не закатят сцену ревности. Но это все будет не то, совсем не то. Иветта была его девушкой, а те уже будут не его.

- Мне грустно, - сказала она.

- Почему?

- Что все это ушло и больше этого не будет.

Тем временем машина Ахмелюка повернула на улицу Выездную, главную улицу Кувецкого Поля, и, дребезжа на редких выбоинах на дороге, которые было не разобрать из-за бьющего в глаза света, катила вниз, к обрыву пойменной зоны, к тем самым заливным лугам, где пять лет назад они с Иветтой сидели возле мертворожденного костерка из сухой болотной осоки, обнявшись и глубоко утонув друг в друге.

- Наверное, не стоило бы мне на поле тебя везти, - осторожно предположил Ахмелюк.

- Стоит. Я очень давно там не была.

- Аж год, да?

- Десять месяцев. Я приезжала туда в начале августа прогуляться по улицам и подумать, не сглупила ли я, когда от тебя ушла.

- И что надумала?

- Ничего. Я не смогла разобраться. Времени прошло еще слишком мало, чтобы я могла что-то понять и осознать. Такие вещи за семь недель не делаются.

- Что ж, пусть будет по-твоему.

Ахмелюк подъехал к супермаркету на углу Рыбацкой и Выездной. Повернуть направо – в ту сторону будет его дом. Пойти прямо и слегка направо, вниз, под гору – будут те самые луга, именно по этой дороге они туда ушли, по Ивовому переулку. В лугах еще сыро, паводок еще не до конца отступил, так что повторить не удастся… повторить… зачем, что за бред. Его опутывают сетями воспоминаний? Зачем это Иветте? Она сама ушла от него. Он ее не гнал, но и назад не звал. И не принял бы, если бы она вернулась. В этом уже нет смысла.

- Здесь есть какое-нибудь высокое место, откуда хороший вид на луга?

- Конкретно здесь нет, но можно дойти до Мартовской, там есть выступ от горы, на котором я частенько сидел.

- Нет. Не пойду. Слишком тяжело. – Иветта опять полезла в сумку.

- Опять курить собираешься?

- Да. Наверное. Нет. Не знаю. Я вообще ничего не знаю, что происходит.

- Что-то хорошее, думаю, - выскочило из Ахмелюка.

- Разве хорошее?

- Ну а разве нет? Тебя покинул тип, которому нужна была фактически только твоя женская система, раз он так себя повел. Люди, которым важна ты как данность, с тобой бы так не поступали. Ну или он просто эпический дурак.

- То, что он дурак, я уже не смогу оспорить. – Она подошла к нему сзади, обняла и прижалась к спине.

- Честно говоря, не люблю прикосновений. Или мы любовники, или вы врач, или кошка. Четвертого не дано, так что уберите от меня руки, сударыня.

- Вот как? Тогда считай меня кошкой, - приглушенно донеслось из-за спины.

- Пусть будет по-твоему, - Ахмелюк достал сигареты. Сзади доносились какие-то странные звуки, в которых можно было различить всхлипывания. Иветта опять заплакала.

- Почему все кончилось? – бормотала она сзади. – Почему я не могу хотя бы на миг расслабиться? Почему, стоит ослабить немного контроль, все превращается в большую грязную задницу?

Ахмелюк молчал. Перед глазами крутилась многосерийная лента. Они в кафе в областном городе… в ночной электричке… на заливных лугах, в скверике возле дома культуры, у его родителей, у него дома… Яркие картинки все время норовили слиться в одну и наконец слились – начало июня 2015 года, рассвет, стоящий на пустой автобусной остановке он и плачущая молодая женщина, уткнувшаяся в его спину.

- Что ты имела в виду под контролем? – совершенно севшим голосом спросил Ахмелюк, думая, что ему еще везти эту плаксу домой и что скорее всего он перегнул палку со своими переживашками и воображением, а на самом деле у нее просто завтра начнется дамская кровавая неделя и настроение ни к черту. Пресловутый ПМС, мать его.

Иветта молчала.

- И под задницей, - уточнил он.

- Под контролем – то, что такие вещи, какие происходят между мужчиной и женщиной, я стараюсь инициировать сама, не пускать на самотек. И то с переменным успехом получается. Под задницей – само по себе это обстоятельство и к чему оно приводит, если я пытаюсь просто отдаться мужчине, позволить ему за мной ухаживать и меня любить, ничего не делая сама, только отвечая ему.

- Слушай, ну ты же не дура. Ты же не блондинка из анекдота. Ты удивляешься каким-то совершенно здравым и естественным вещам. Никто не сделает лучше тебя самой. Делай всегда все сама. Тебе имело бы смысл самой от него уйти.

В сумке у нее что-то резко, как металлоискатель, запищало. Она отстранилась от стоявшего изваянием Ахмелюка, вытащила телефон и приложила к уху. Мужской голос что-то надрывно орал, будучи явно взбешенным.

- Ты мог только позвонить в пятом часу утра, чтобы лишний раз напомнить, какая я дрянь и что я неполноценный кусок мяса? – горько спросила Иветта невидимого собеседника. – Ищи себе дальше дуру с исправной маткой и пустой головой. Я не племенная корова. Я подпущу к себе скорее твоего брата-педика, чем тебя. Пошел в жопу, козел-осеменитель. Дорогу знаешь. Или высоси у себя свое семя, как делают неудовлетворенные козлы. Хуже тебе не будет.

Она раздраженно швырнула телефон в сумку и молча смотрела во влажный от росы асфальт, пока не услышала глухие хлопки ладонями. Ахмелюк тихо аплодировал ей.

- Что?

- Вот так, собственно, и надо было поступать. С самого начала.

- Откуда же я знала, что ему нужно просто кого-нибудь опылить.

- Выпить пива я тоже скорее позову его брата-педика, чем его, - заключил Ахмелюк. – Тебе стало легче?

- Стало.

- Отвезти тебя домой?

- Нууу… Я не знаю. Давай еще постоим. Просто постоим. Потом поедем… куда-нибудь, только не домой.

- У тебя есть ключи от дома на Подгорной?

Иветта достала из сумки увесистую связку и потрясла ей.

- Я не помню, какой именно. В дверь врезано два замка, один открывается маленьким желтым ключом, а второй… только экспериментально определять.