Год совы (СИ) - Ахмелюк Федор

- Лучше бы ты, блин, певцом был, хоть девкам бы нравился, - угрюмо пробурчал отец, насаживая следующего опарыша взамен утащенного хитрой рыбой.

- Такие певцы уже лет двадцать никому не интересны, кроме школьниц, а мне в свою очередь не интересны школьницы, я педофилией не страдаю. И вообще, я перечень просил.

- Главный пункт ты выполнил, в армию сходил, базара нет. Мешок картошки из машины до дома дотащить тоже можешь, тут тоже базара нет. Но остальное – это ни в какие ворота не лезет. Вот музыка твоя. Ну что вот ты слушаешь, а? Художества эти твои. Ладно бы ты голых баб рисовал, ну или просто красивых, это еще можно понять, а японки? Что в них такого? Видок твой дурацкий. Вечный мальчик. Здоровый мужик, у иных вон двое детей уже в твои годы, а у тебя даже подруги нет. Занимаешься хренью какой-то. Спортом не интересуешься. Машинами в наше время даже гомики интересуются, это сейчас всем доступно, так что не прокатит. Ну вот что у вас за развлечения такие, бестолочи вы пепси-кольные? Только сраки за компами отсиживаете! Учеба, работа, спорт, служба, политика, да хоть бабы, в конце концов – неее, я лучше за компом посижу, пепси-колы своей попью, сериалы дурацкие посмотрю… Потерянное поколение…

Отцу Букарева было уже под шестьдесят, сын у него появился поздно. Конечно, он знал, что это непреложный закон мироздания: каждое последующее поколение посыпается претензиями от предыдущего и записывается в потерянные, но он и сам не заметил, как докатился до той поры, когда уже самому впору материть молодежь.

- Теперь опровержения по пунктам. – Букарев-младший старался говорить по возможности спокойно, но внутри кипела буря. – Музыка. Бать, в твою молодость было два вида музыки: совковая эстрада – качественная, не спорю, но отцензуренная донельзя людьми, которые уже в силу возраста в молодежи ничего не понимают, и западный рок, который слушали втихаря под угрозой вылететь из партии с клеймом предателя. Ну так эта система еще лет тридцать назад на свалку истории полетела. Сейчас музыки всякой – хоть задницей жуй, выбирай, что уху мило. И все это можно слушать безо всяких последствий. Хоть попсу, хоть рок, хоть рэп, хоть русский и хоть западный. Хоть чукотские шаманские напевы слушай, всем пофигу. Насчет меня. Рок мне не нравится стилистически, хотя его я иногда тоже слушаю. Он однообразен и немелодичен, по крайней мере на мое ухо. Ну не моя это музыка. Шансон тоже не интересует, мне эти темы не близки. Я не сидел и блатная культура меня не интересует. Военные песни? Самому не смешно? Ты вон даже вроде как со мной согласен, что в армии сплошной идиотизм. Бери и копай от забора до обеда. А война мне отвратительна. Рэп я вообще за музыку не считаю. Евродэнс и электронщина – бездушно как-то, тоже не мое. Остается поп. Почему девочки, а не мальчики – я б на твоем месте забеспокоился, если бы сын мальчиков слушал. Киркоровых там всяких с Басковыми. Поп-певцов, музыка которых рассчитана не на школьниц и не на теток за сорок, по пальцам пересчитать. А тут все чин по чину: красивые девчонки, красивые голоса, мозги мучить не надо. Самое оно. Про художества ты знаешь. Аниме – это то же самое кино, только нарисованное, оно мне интересно, а следом стала интересна манга, комиксы японские. Знаешь, вроде книги, но только иллюстраций больше, чем текста. Это их изобретение, и рисовать его нужно в их манере, иначе это не манга, а закос. Вторичный и убогий. У меня там и школьницы есть, и школьники, и взрослые мужики и тетки, и всякая нечисть антинаучная. Ты же не читал мою мангу. Возьми, почитай, что я дома оставил. На видок мне пофиг, одеваюсь, как удобно. На спорт мне тоже пофиг: ну неинтересно мне, бать, смотреть, как куча здоровых мужиков гоняет по полю мяч, шайбу или еще чего-нибудь. Или два качка друг друга мутузят в мясо. Что-нибудь вроде гимнастики или тяжелой атлетики я бы еще посмотрел, но не командные виды спорта и не боевые искусства точно. Ну так такой спорт и увидишь только на Олимпиаде. Баскетбол или волейбол и тот раз в год показывают, не говоря уже про штангистов. Ну а в компе просто есть все, что мне интересно, вот я в нем и сижу. Только и всего, бать. Только и всего.

Высыпав наконец из себя эту тираду, Букарев прикрыл глаза – закружилась голова. Поплавок наконец дернулся и резко пошел ко дну. Руки среагировали чисто аппаратно, вершинка удилища согнулась в дугу, и спустя несколько секунд на песке уже трепыхалась толстая, с запавшими от жира оранжевыми глазами серебристая рыбина – самая типичная добыча рыбака на Укмети, плотва обыкновенная.

- Нормальная такая, - цокнул языком отец. – Давно мне таких не попадалось. Эту даже и вялить не надо, можно на уху пустить. Уху будем варить?

- Да не знаю. Можно, конечно…

- Что ты все «не знаю» да «не знаю»! Определись уже!

- Не будем, - отрезал Букарев. – Я думал часам к одиннадцати домой вернуться. Деньги заканчиваются, надо бы заказ поискать и в издательство позвонить.

- Разумно. Все разумно, кроме остального твоего поведения.

- Ну опять? Я же все объяснил, бать, чего и почему.

- Да потому что не поймешь, что из вас при таком раскладе вырастет. Мой вариант проверенный хотя бы, а ваш…

- Твой на момент твоей молодости тоже был непроверенный. Мир же не рухнул?

- Так в мое время и…

- Знаю, знаю. И нечисти голубой всякой не было, и мужики с бабами не перемешивались. Бать, вот поверь мне: этим занимаются только те, у кого на это действительно есть какая-то причина. Они бы и раньше занялись, да посадили бы или гопы убили. Кому это не надо, тот бабой из мужика не станет.

- Вообще, конечно, тут ты прав: на ровном месте человек дурью маяться не станет. Ну а у тебя-то какое место неровное?

Снова здорово. Дискуссия пошла по кругу.

- Так а со мной что не так? Я с мужиками сплю? Пол поменять хочу? – скривился Букарев. – Бать, ты совсем-то в извращенцы меня не записывай уж, обидно, блин.

Отец почему-то замолчал и уставился на поплавок, который вяло покачивался из стороны в сторону – это означало, что вокруг приманки ходила сытая мелкая плотва, дергавшая ее не столько с голоду, сколько из звериной жадности.

Вспомнился сон с Камелиной, которая своим неземным голосом уговаривала не потерять себя и не сломаться под гнетом требований к абстрактному мужику, которые какому-нибудь мужику конкретному могут быть вовсе не нужны, но геморрой создадут обязательно – чисто потому что «так надо», а кому надо – адепты религии «надо» объяснить, как правило, затрудняются. У Букарева был козырь: армия была уже позади, и не совсем бесславно, находились, правда, типы, утверждавшие, что звание ефрейтора дают обычно стукачам и привелегированным бездельникам, но обычно затыкались после утверждения, что Букарев просто стоял на должности старшего механика какой-то там аппаратуры, а это ефрейторская должность, рядового на нее поставить нельзя, вот и дали лычку, да еще дежурным по роте ходил периодически. Точно те же проблемы были у Егора Ахмелюка, несмотря на его очевидно более развитую маскулинность.

Он закрыл глаза. Откуда-то из тумана выплыли большие, как спелые вишни, темные глаза, томно смотревшие из-под густой челки, затем вырисовывались и остальные черты лица. Камелина, кто же еще. «Я тебе помогу» - одним взглядом говорила она ему, правда, Букарев не мог понять, как именно она ему поможет. Если только моральной поддержкой. Но сказать отцу, что найти мужество признаться самому себе в несостоятельности требований общества к абстрактному мужику тоже нужно – нельзя: отец, скорее всего, противопоставит – дескать, мужество нужно, чтобы эти свои нездоровые стремления заткнуть и быть мужиком по ГОСТу: если с лычками – так уж хотя бы младшим сержантом, смотреть футбол, любить бокс, старых западных рокеров или русский шансон, если рисовать – то пейзаж, портрет, баталию или другой какой мало-мальски мужской жанр живописи. Не придет же она, в самом деле, к его отцу и не начнет его расхваливать! Отец его на смех поднимет: скажет, подговорил эту дурочку, которая сама-то баба только в туалете, а не может даже картошку пожарить. Своих отсутствующих кулинарных способностей певица Ирина Камелина не скрывала и не раз говорила об этом в интервью разным местным газетам, которые неизменно задавали известный всякой популярной женщине вопрос: а что вы, мадам, на кухне сотворить горазды?