ГКЧП: Следствием установлено - Валентин Георгиевич Степанков

работу». Молчал долго Болдин. Стоял у окна, у меня за спиной, а затем тоже вышел вперед, высказался. Вижу: договоренность была — все должны сказать, все должны быть повязаны. Я повторил, что ни на какие авантюры не пойду, никому полномочий не передам, никакого указа не подпишу.

Из показаний Валентина Варенникова

…Беседа с нашей стороны проходила корректно. Михаил Сергеевич же допускал в своей лексике непарламентские выражения. Для меня это было странным. Но затем я все это отнес на счет того, что беседующие люди были близки друг к другу, хорошо усвоили традиции и поэтому общались так, как это было заведено. Мною первоначально было принято решение — отсидеться и отмолчаться, тем более что мне никто никаких конкретных задач по этой встрече не ставил, но беседа сложилась так, что я был вынужден подать реплику, а затем и предоставить президенту широкую информацию о высказываниях офицерского состава. Офицеры, в частности, спрашивают, почему проект Союзного договора не отражает результаты референдума, проведенного в стране, а также требования Съезда народных депутатов СССР о сохранении Союза? Почему сепаратистским, националистическим и всех видов экстремистским силам позволено действовать так, как они считают нужным? Почему военнослужащие во всем ущемлены, особенно в связи с выводом наших войск из Восточной Германии? Почему у нас не выполняется Конституция СССР, хотя президент на ней присягал перед всем советским народом? Михаил Сергеевич сказал: «Я все это уже слышал…»

Вопрос. Уточните, при каких обстоятельствах закончилась встреча в Форосе?

Ответ. Когда встреча закончилась, Горбачев сказал, и эта фраза была обращена ко всем членам группы, что «работа с вами вместе после того, что случилось, невозможна…»

Позже в мемуарах Варенников напишет: «Меня уже раздражала горбачевская манера нагло говорить и хамить… Общая атмосфера была непристойной, тем более для президентского уровня… Горбачев обильно насыщал речь нецензурщиной. Явно было видно, что он хотел сбить с толку… Горбачев перебивал собеседников, многократно повторял, что его не надо учить, все это он прекрасно знает, что никаких открытий в этом не видит, что посильные меры в этих областях принимались и будут приниматься.

Для подкрепления доводов Бакланова и Шенина в разговор включился Валерий Иванович Болдин. Будучи человеком вежливым и культурным, он начал было говорить, как принято в нашем обществе, но Горбачев буквально перешел на лай и фактически не дал ему говорить».

Из протокола допроса М. Горбачева

…Мое итоговое суждение было таким: «Возвращайтесь и доложите мою точку зрения. И передайте, что если возникла такая ситуация, то немедленно надо собирать Верховный Совет или съезд». Они поняли, что задуманное не проходит. Стали прощаться. Я повторил: «Уезжайте и доложите немедленно мою точку зрения».

Вопрос. Вы попрощались с ними за руку?

Ответ. Да. Я все же считал, что после такой встречи, после этого «душа», доложат всё и взвесят, обдумают. Потому что разговор мой с ними был очень резкий…

Горбачев протянул руку, скорее всего, чисто автоматически. О том, что президент находился в шоке, свидетельствуют, в частности, записи, сделанные им во время разговора. В коротеньком списке членов ГКЧП, продиктованном Баклановым, Горбачев сделал несколько ошибок. В частности, вместо «Пуго» написал «Буго»…

Болдин, подобно утопающему, хватающемуся за соломинку, будет настаивать на допросе, что Горбачев в сердцах бросил: «Черт с вами, действуйте!». Это станут утверждать и другие, столь же дружно «забывая», что президент следом добавил: «…но после этого нам уже вместе не работать».

То, что прощальная фраза звучала именно так, генерал Варенников, которого трудно заподозрить в симпатиях к Горбачеву, засвидетельствовал не только на допросе, но и в мемуарах: «Пожимая нам руки, Горбачев, как бы между прочим, сказал: “Теперь, после таких объяснений, нам, очевидно, не придется вместе работать”».

Важно знать отношение и Раисы Максимовны к происходившему.

Горбачевы были дружной и любящей парой. Михаил Сергеевич очень внимательно относился к советам супруги, поскольку видел в ней не просто умную женщину, но и достаточно квалифицированного политика. Он привлекал ее к работе над своими докладами, статьями, книгами, обсуждал с ней все государственные дела и гордился тем, что она, в отличие от жен всех предыдущих генсеков, активно и открыто занимается общественно-политической деятельностью.

Это было непривычно и многих раздражало. Но все в окружении Горбачева знали, что по-другому не будет. В. Болдин написал в мемуарах: «Становилось все более очевидным, что супруга генсека — это не просто его советник или вариация теневого кабинета. Нет, это была самостоятельная политическая фигура, которая не только в зарубежных поездках, но и у себя дома занимала сильные позиции, потеснив многих лидеров партии и государства. И с этим не считаться было нельзя…»

Как только визитеры прошли к президенту, Раиса Максимовна покинула веранду и села в кресло, расположенное в холле у входа в кабинет. С нею были и остальные взрослые члены семьи.

Из показаний Р.М. Горбачевой

Понимая, что все очень серьезно и это может вылиться в еще более серьезное, — у меня даже была мысль, что его (Горбачева — В. С?) арестуют сейчас, — я взяла своих детей Анатолия и Иру, и мы пошли к кабинету, чтобы видеть, что будет дальше.

Первым (после переговоров) шел Варенников… Он вышел, на нас не обратил внимание. Пошел по лестнице со второго этажа. Вторым шел Болдин. Ко мне подошли Бакланов и Шенин и сказали: «Здравствуйте». Бакланов протянул мне руку, Шенин тоже сделал попытку, но я на их «здравствуйте» не ответила, руки им не подала и не встала.

Раиса Максимовна Горбачева в своих показаниях правдива. В этом убеждают свидетельства представителей противной стороны, в том числе и Валентина Варенникова:

«Я обратил внимание, что слева, в стороне от моего движения, сидела в кресле Раиса Максимовна в окружении детей. Естественно, я на ходу слегка поклонился и пошел к выходу. Мои товарищи подошли к жене Горбачева. Видно, были близко знакомы, особенно Валерий Иванович Болдин. Однако они меня не заставили долго ждать — видимо, разговор с супругой генсека-президента не получился».

Из показаний начальника специального управления КГБ СССР В. Генералова

Минут через сорок четверка вернулась. По внешнему виду вернувшихся можно было понять, что разговор с президентом состоялся не в том ключе, как они хотели. Особенно это было видно по состоянию Болдина и Шенина. Они очень нервничали.

Болдин и сам проговорился в мемуарах, приведя в них первые после встречи с президентом слова Олега Бакланова: «Но ведь еще недавно он считал введение чрезвычайного положения единственным выходом». Подтверждением предельно внятной реакции президента на ультиматум можно считать и тот факт, что парламентеры так и не решились предъявить ему на подпись