ГКЧП: Следствием установлено - Валентин Георгиевич Степанков

class="p1">Лишь Павлов, демонстрируя, что звонок президента его нисколечко не выбил из колеи, по ходу чтения сделал замечание: в отношении тех, кто будет выступать против ГКЧП, надо принимать самые жесткие меры.

Зато у Грушко от волнения перехватило горло. Он передал Постановление ГКЧП для чтения, как эстафетную палочку, Егорову. В этот момент в беседке объявился Крючков.

«Крючков вернулся, нам мой взгляд, несколько озабоченный, — вспоминал позже в мемуарах “Неповторимое” генерал Варенников. — Но сказал, что с Горбачевым шел общий разговор, ничего конкретного. На прямой вопрос Бакланова: “Вы сказали, что мы здесь беседуем?”» — Крючков ответил отрицательно».

Из показаний В. Крючкова

Претензий президенту я каких-либо не предъявлял, иначе говоря, с требованиями или просьбами не обращался. Наверное, потому, что претензии еще не были четко сформулированы собравшимися. Обсуждение документов только началось. Не был я уполномочен товарищами на то, чтобы информировать Горбачева о нашей встрече. По этой причине не считал возможным уведомлять президента о намечавшейся поездке.

После провала заговора Крючков пытался убедить следствие, что участники встречи на объекте «АБЦ», договорились о том, чтобы «попросить Михаила Сергеевича на какое-то время отключиться от работы» и убедить его «временно передать полномочия Президента СССР Янаеву».

Разумеется, Крючков лукавит. Если бы речь зашла о «временном» отстранении Горбачева — участников встречи на объекте «АБЦ» тут же, как ветром, выдуло из беседки. Они хорошо знали Горбачева и понимали, что «временно» власть он никогда и никому не передаст.

…В 18.15, когда обсуждение всех вопросов завершилось, Язов с военными отбыл с объекта «АБЦ». Остальные по предложению Крючкова остались на ужин.

В машине, по дороге домой, Язов — человек, которому в провале заговора суждено было сыграть ключевую роль — посочувствовал Горбачеву: «Подписал бы Договор, а потом в отпуск отправлялся. И все было бы хорошо…»

«И ты, Брут!»

СПРАВКА

о лице, проходящем по делу о заговоре с целью захвата власти

БОЛДИН Валерий Иванович. 1935 года рождения. Русский. Образование высшее. Окончил в 1961 г. Московскую сельскохозяйственную академию им. Тимирязева, в 1969 г. — Академию общественных наук при ЦК КПСС. Специальность — ученый, агроном-экономист. Кандидат экономических наук.

Работал в аппарате ЦК КПСС и в редакции газеты «Правда». С 1981 по 1985 гг. — помощник секретаря ЦК КПСС. С 1985 по 1987 гг. — помощник Генерального секретаря ЦК КПСС. С 1987 по 1991 гг. — заведующий общим отделом ЦК КПСС. В 1990–1991 гг. — член Президентского совета СССР. С мая 1991 г. — руководитель Аппарата Президента СССР. Награжден орденами Дружбы народов и Трудового Красного Знамени.

Недаром Дмитрий Язов помянул Брута, когда руководитель Аппарата Президента СССР Болдин согласился войти в число парламентеров от ГКЧП, летавших 18 августа в Форос с ультиматумом. Валерий Иванович был одним из наиболее приближенных к Горбачеву людей.

Его фамилия ничего не говорила широкой общественности. Пресса писала о Болдине вскользь, о нем мало кто знал, между тем он сыграл важную роль в разработке концепции перестройки. Готовил для Горбачева доклад, с которым тот выступил на пленуме ЦК КПСС в конце 1983 года по поручению уже тяжело болевшего Генерального секретаря ЦК КПСС Ю. Андропова. В том докладе были намечены контуры будущей перестройки. Болдин вместе с Александром Яковлевым работал и над программной речью Горбачева на XXVII съезде партии, открывшем шлюзы перемен.

В мемуарах «Крушение пьедестала» Болдин рассказывает, в какой задушевной атмосфере готовился Горбачев к этому чрезвычайно важному выступлению.

«…Михаил Сергеевич попросил А.Н. Яковлева и меня приехать в Пицунду, где он отдыхал с семьей. Была поздняя осень, но в Пицунде еще можно было гулять. Горбачев предложил провести читку текста в беседке на берегу моря. Метрах в пятидесяти шуршал прибой, влажный ветер продувал насквозь, и мы — Михаил Сергеевич, Раиса Максимовна, Александр Николаевич и я — укутавшись пледами, читали вслух доклад».

И еще одна цитата из мемуаров — уже в другой, далеко не романтической тональности:

«…Не знающая покоя работа по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки, нередко включая воскресенье. Субботы — всегда, воскресенья — как правило. Я работал, как паровоз, — тянул то, что по-хорошему должны были делать несколько человек… За эти годы я ничего не нажил и был нищ, как большинство прежних чиновников, и брал кредит, чтобы что-то купить. И когда подошел рынок, то понял, что придется идти не мне, так детям и внукам в наем к тем, кто оказался ловчее и умудрился нажить деньги, пока я участвовал в подготовке речей Горбачеву о переходе к социализму с человеческим лицом и коммунистическими перспективами».

— Болдина, — свидетельствует старший референт Аппарата Президента СССР Анатолий Кудрявцев, — я могу охарактеризовать следующим образом: скрытен, между подчиненными и собой соблюдал дистанцию в отношениях, любил воспитывать, очень пунктуальный, в работе с документами никогда не допускал нарушений заведенного порядка. На мой взгляд, Болдин отличался большой работоспособностью, насколько я знаю, в течение трех лет он работал без отпусков и, даже находясь на больничном, продолжал работать. Впрочем, болел он редко. Обладал хорошей памятью.

Все документы к президенту проходили через Болдина. Он мог любой документ задержать, а мог представить в первую очередь. Вопросы личного приема решались в Секретариате Президента. Насколько я понимаю, и наиболее срочные вопросы на высоком уровне решались там. Секретариатом Президента руководил тоже Болдин…

Болдин как будто задался целью на собственном примере доказать, что недостатки человека всего лишь продолжение его достоинств: аккуратность оборачивалась педантизмом, работоспособность доходила до самоистязания, осторожность — до абсурда. Один из его личных водителей (в распоряжении Болдина были два персональных автомобиля и шесть шоферов) так рассказывал о нем: «Я даже не знал, кем он работает. Выезжая куда-нибудь, он никогда не называл адрес, просто указывал направление: прямо, теперь налево, здесь снова прямо… остановись…»

Болдин был хранителем очень многих тайн, в том числе и тех, которые могли серьезно сказаться на имидже Михаила Сергеевича. Например, Болдин лично показал Горбачеву документы, свидетельствующие о массовых расстрелах польских военнослужащих в Катыни. Однако Горбачев на все просьбы поляков предать гласности обстоятельства Катынской трагедии неизменно отвечал, что достоверных, подтвержденных документами, сведений о тех событиях нет.

Ознакомил Болдин президента и с хранящимися в ЦК секретными протоколами Пакта Молотова — Риббентропа. Внимательно изучив документы, Горбачев велел «убрать их подальше». Они могли стать несвоевременным подарком для прибалтов, которые уже тогда вырывались из «союзных объятий»…

Среди первых распоряжений, отданных Горбачевым сразу после освобождения 21 августа, был приказ кремлевскому коменданту — не пускать Болдина в Кремль. А в ночь на 24 августа его арестовали. Потом был обыск.

День, когда открылись японские суперзамки