Последнее слово девятого калибра - Вячеслав Денисов

Молниеносно развернувшись, словно ветряная мельница во время урагана, Антон вонзил сокрушающий апперкот слева по телу второго. Если первый удар получился слегка смазанным и пришелся не точно в подбородок, а в скулу, то со вторым получилось все просто идеально. И без того задыхающийся уголовник, хватая побелевшими губами воздух, отлетел к стене. Сложившись в одно мгновение, словно перочинный нож, он сейчас мучительно пытался восстановить процесс воздухоснабжения в своих дырявых легких.

Затрещало дверное стекло, разбитое затылком первого. Струге обернулся. Как он и предполагал, парень оказался из числа тертых. Удар он держал хорошо. В одно мгновение пришедший в себя «боец» отшатнулся от стены, на которую ему пришлось отлететь, и двинулся на врага…

Дважды нырнув к поясу уголовника, Антон прослушал над своей головой два отрывка из похоронного марша. Хорош тот боксер, который умеет держать удары, но гораздо лучше тот, кто их не пропускает.

Уголовник пришел в себя и снова бросился вперед.

Ххы!.. Хы!.. Хха!..

Умение нырять под удары и отшатываться в сторону позволяло противникам некоторое время тратить энергию вхолостую. Но замкнутое пространство лестничной клетки, по площади вдвое меньше стандартного ринга, заставляло обоих драться по правилам старинной дуэли, где исключена возможность отхода и смены позиции. Антон уже дважды получил по корпусу, и однажды рука «бойца» скольжением прошлась по темени.

Боли не было. В крови боксера во время боя вырабатываются такие дозы адреналина, что об истинных травмах приходится задумываться лишь через несколько часов после окончания схватки. Была лишь жажда смести со своего пути врага. Антону нужно было вниз, перед «бойцом» стояла задача обратная…

В любом случае эта стычка закончилась бы быстро. Это не арена Колизея, где можно убивать друг друга до вечера. Это гостиница МВД, правилами проживания в которой даже не предусмотрена ответственность за порчу имущества и хулиганские действия. Зато определен порядок действий после обнаружения в своем номере или в подвале мешков с гексогеном. Интересно, каким ветром постояльца гостиницы может занести в подвал? Однако такое предусмотрено. Но предусмотреть возможность того, что однажды внутри ее стен сцепятся федеральный судья и уголовник, дважды бывший чемпион Московской области, никому в голову не пришло.

Еще в годы спортивной молодости Антона Струге его соперники знали, что опустить перед Струге на средней дистанции левую руку означает одно – вспышку в глазах, которая исчезает лишь после того, как к носу подносят вату с аммиаком. Справа открыться было можно. Струге не силен в ударах левой. Но открываться перед ним слева…

Едва Антон увидел перед собой открытую левую половину лица «бойца»… Безвольно откачнувшаяся голова «бойца» подсказала о том, что тот «поплыл». «Поплыл» надолго, глубоко и смиренно…

Проход был свободен. Не желая вхолостую терять энергию для разворота к лестнице, Антон хлестко приложился к скуле еще не опустившегося на пол гангстера. Вот теперь можно спускаться.

«Теряю сноровку, теряю… – морщился Струге, растирая ссадину над ухом. – Вход перекрыть, дожидаться Выходцева… Только какой смысл вход перекрывать? Я не успею объяснить менту внизу, в чем дело, как эта четверка попрыгает, как крысы с тонущего корабля, из окон второго этажа… А может, успею?»

Он не успеет. К моменту приезда Выходцева и вызванного милиционером подкрепления о недавнем присутствии в гостинице бандитов будет напоминать лишь разбитое на девятом этаже дверное стекло да разбрызганные по стенам скудные капли крови.

Несостоявшуюся группу захвата через двадцать минут примет Лисс, а ровно через четыре минуты Выходцев и Струге поднимутся в номер 1024…

Глава 8

Кабинет федерального судьи

Ленинского районного суда г. Мрянска

Феклистова. Декабрь, 2002 год

– Разрешите, Владимир Игоревич?

Феклистов покосился на вошедшего секретаря – Олю Щеглову. Пять минут назад ей было велено строго-настрого запрещать входить посетителям в кабинет судьи. Оля должна была останавливать их в зале заседаний, смежном с кабинетом. В очередной раз форпост в виде хрупкой неопытной девушки не сработал.

– Владимир Игоревич, – запричитала, видя досаду на лице судьи, Оля, – я все помню! Но он сказал, что это безотлагательно и что вы знаете о его приходе!

Правдой это можно было назвать лишь наполовину. Феклистов действительно ждал заместителя директора Мрянского тракторостроительного завода, но не сегодня. В повестке, которую под личную роспись получил Баварцев, говорилось о том, что судья вызывает его на процесс к десяти часам утра, в пятницу. Сегодня был вторник. Любой судья в данной ситуации мгновенно поймет, что человек пришел договариваться. И сейчас Баварцев обязательно бросит фразу, которая все поставит на свои места. Он скажет: «Владимир Игоревич, я хотел побеседовать перед процессом». «Побеседовать» – значит, объяснить судье, что тому гораздо выгоднее было бы что-то сделать, нежели не сделать, или наоборот. Все зависит от настроения и возможностей судьи. А также – от его психологического настроя «побеседовать». Феклистов знал это наперед, поэтому слащавая улыбка на лице заместителя директора вызывала у него не удивление по поводу того, что подсудимый пришел каяться и искать общее с судьей, а неприязнь.

Феклистов был из тех, кто в своей деятельности руководствуется одним, святым для многих судей правилом. Без жалости и гнева. Очень простой, на взгляд обывателя, принцип. Рассуди по справедливости, в соответствии с Законом. Не лукавь и разгляди лукавство в других. Разреши верно, забыв об эмоциях.

За десять лет судейской работы Иван Николаевич постиг для себя две важных истины. Первая заключалась в том, что вынести справедливый, в соответствии с законом приговор – не самое трудное. Самое трудное в другом. Это другое и является истиной второй. Тебе всегда будут препятствовать вынести законный приговор. И в большинстве случаев заниматься этим будут люди, которым государство дало право и вменило в обязанность этого не делать. Напротив, государство в их лице показывает всем, под его флагом страждущим, лицо одного из своих столпов. Лицо власти. Власти судебной.

Феклистов – тертый калач. Его о колено не перешибешь, в процессе не заговоришь, не запугаешь и, что самое отвратительное, – не купишь. Он повидал многих, да и его познало немало. Но всякий раз, когда после объявления приговора к нему в кабинет прибредали некоторые адвокаты и говорили свою сакраментальную фразу о том, что-де приговор все равно будет отменен, Владимир Игоревич бледнел. Не от испуга или ярости. Нет, эти чувства для судьи стали чуждыми уже через пару лет службы. Он всякий раз менялся в лице от обиды. От обиды, что, как сказал этот адвокат, так оно и будет.

«Все равно ведь приговор отменят, Владимир Игоревич…» – произносит адвокат, из деликатности утаивая окончание этой фразы – «хоть он и законный».

К Феклистову в позапрошлом году зачастил адвокат Маминов. Хамоватый тип, предназначенный лишь для того, чтобы в процессах нести околосудебный бред. Феклистов знал, что господин Маминов, даже не слишком маскируя это, берет с клиентов деньги. Все бы ничего, ибо на этом принципе и основана адвокатская практика. Дело в другом. Маминов брал деньги «под судью Феклистова». Для тех, кто уже переварил первое блюдо упомянутой кухни, подается второе. Брать деньги «под» выглядит следующим образом. Маминов: «Добиться справедливого решения в отношении вашего сына можно, но это стоит денег». Убитый горем отец подсудимого: «Сколько вы попросите?..» Маминов: «Господи! Да разве мне это нужно?! Я питаюсь исключительно из тех сумм, которые вы официально проплатили в кассу коллегии адвокатов! Не я же выношу приговор…» Папа: «А сколько нужно судье?» Господин Маминов, со вздохом: «Пять тысяч долларов США…»

Но как же так?! – воскликнет изумленный обыватель. Ведь судья Феклистов – неподкупен и обязательно вынесет законный приговор?! Но ведь мы ведем речь о том, как бы его сделать… Как бы помягче выразиться?.. Достойным пяти тысяч!

Значит, второе блюдо плохо переварилось. Поднесем блюдо третье, после которого, по всем кулинарным правилам, обязательно последует десерт.

А судья Феклистов действительно вынесет приговор законный. И вовсе не потому, что не имеет понятия о виртуальных пяти тысячах в иностранной валюте. Напротив, ему, как человеку, прекрасно знающему принцип и смысл работы Маминова в качестве правозащитника, о пяти тысячах хорошо известно. Пусть Феклистов не знает конкретной суммы, но о существовании приблизительной представление имеет. Просто потому Феклистов будет беспристрастен, что его не сука родила и не она же воспитала. Феклистов раз в месяц получит аванс, потом – зарплату, по итогам квартала – премию, и еще раз – по итогам года. И все это как раз будет равняться той сумме, которую ему предлагали за один-единственный приговор. И Феклистов уже давно плевал бы через платиновые фиксы, грея живот под солнцем Греции, если бы из пятисот вынесенных им приговоров он брал бы по пять тысяч за каждый десятый.