Правосудие - Александр Лекаренко

Он без церемоний опирался на их плечи, рука его мяла замшу на груди Эвелины, но прощупать маленькую девичью грудь через толстую дубленку было довольно затруднительно — зато другая его горсть наполнилась полной мерой.

- Ничего не поздно, — сказала Эвелина.

- И ничего не холодно, — сказала Рита, — сейчас разведем костер и выпьем.

Ярко светила мелкая, как копейка, луна, сосны стояли редко и отбрасывали длинные тени, хозяин шел впереди, удерживая, рвущихся с поводков собак, сзади молча шагала навьюченная припасами Берта.

- Ну, вот мы и пришли, — сказал охотник, хлестнув арапником по голенищу сапога, отчего собаки сразу сели. — Это правильное место.

- Ну, вот и подсуетись, — сказал Владимир, убирая руки и засовывая их в карманы, — раз ты тут все знаешь.

Женщины с облегчением расправили плечи, Берта сбросила рюкзак в хрустнувший снег.

- Перед тем, как насладиться дичью, — сказал охотник, — мы должны ее забить, мы должны насладиться охотой, — он принял из рук Берты тяжелый охотничий арбалет.

- Что? — Владимир презрительно скривил губы. — Что ты гонишь, какая охота? У тебя что, еще и мяса нет?

- Есть, — охотник вложил арбалет в руки Рите. — Ты — мясо. Раздевайся.

- Ритка, у него что, крыша съехала, у твоего козла? Обдолбался, что ли?

Охотник быстро взял в руку цевье арбалета и нажал другой рукой на палец Риты, лежавший на спусковом крючке. Тетива тренькнула, Владимир взвыл, — стальная стрела впилась ему в правое плечо.

- Теперь тебе раздеваться будет намного труднее, — охотник подошел к упавшему на колени Владимиру и хлестнул его арапником поперек лица, Владимир взвыл еще громче, тонко и хищно завизжали собаки, перебирая лапами по снегу, — но ты разденешься и побежишь.

- Не надо! — изжелта-побледневшее лицо Владимира заливала кровь и слезы. — Я…

Охотник снова ударил его по голове:

- Раздевайся.

Не переставая подвывать, Владимир начал стягивать с себя дубленку. Рита отвернулась, ее трясло, но Эвелина не отводила глаз, Берта смотрела бесстрастно.

- В пяти километрах отсюда, всего в пяти километрах, — говорил охотник, — оживленная трасса. Если ты добежишь туда, можешь остановить машину и рассказывать все, что хочешь, мы тебя отпустим. Я дам тебе фору в сто метров, потом спущу собак, и мы будем на тебя охотиться.

- Это убийство! — прорыдал Владимир. — Я…

- Конечно. Никто не собирается играть с тобой в благородство.

Мы будем убивать тебя долго, больно и мучительно. Снимай трусы и обувь.

- Я больше не могу! — беззвучно сказала Рита.

- Возвращайся в дом, — тихо сказал он ей на ухо и вынул из ее рук арбалет.

Владимир не хотел вставать, пришлось бить его. Потом он вдруг вскочил и рванул изо всех сил, ломая хрупкий наст огромными ступнями, вслед за Ритой. Собаки без команды сорвались с места и мгновенно сбили его с ног. Рита испуганно оглянулась и пошла быстрее, втянув голову в плечи.

Охотник подбежал к хрипящему и воющему клубку тел и арапником отогнал черных.

- Сидеть!

Затем несколько раз перетянул бело-красное.

- Беги!

Владимир поднялся и, шатаясь, побежал в лес. Собаки повизгивали, но не смели двинуться с места.

Охотник посмотрел в лицо Эвелине — о Берте можно было не беспокоиться. Эвелина была бледной, ее глаза отливали серебром в свете луны, алый рот приоткрыт, из него часто вырывались облачка пара.

- Ты как? — спросил он.

- Нормально. Смотри, убегает!

Он крикнул «Ату!» — и собаки снова сбили дичь с ног, охотники медленно подошли вслед за ними.

- Я заплачу… — хрипел Владимир. — У меня есть бабки…

- Эвелина! — охотник передал Эвелине арапник. Собаки с визгом отскочили прочь. Владимир завизжал, извиваясь на снегу, во все стороны полетели капли крови.

- Хватит! — охотник перехватил тонкое запястье Эвелины, по ее подбородку текла кровь, лоб был забрызган кровью. — Беги! Владимир побежал.

На первый взгляд, от него мало что осталось, но он был сильным, здоровым мужчиной и мог бежать еще долго.

- Ату!

Собаки снова сбили его на землю, и снова охотник отогнал их, не дав добраться до горла и паха, Владимир скорчился на снегу в позе зародыша, прикрывая широкими ладонями затылок. Берта пнула его в мошонку, красным грибом застрявшую под волосатыми ягодицами.

- Беги!

В этот раз ему дали бежать дольше, потому что он бежал медленней, сильно пятная кровью снег. И упал в конце дистанции.

- Вставай, дядя Вова! — Эвелина пошевелила ногой стрелу в его плече. — Уже близко.

Он всхлипнул, скорчился и вдруг начал кричать — протяжно и тонко. Охотник согнулся над ним, заглядывая в лицо — без ненависти, без сожаления — черный вопросительный знак над красной креветкой на белом снегу. Владимир был похож на новорожденного — с окровавленными волосами, прилипшими к черепу, красный, скользкий и вонючий. Он был похож на каждого новорожденного в мире, на любого человека, приходящего в этот мир в крови и дерьме и уходящего из этого мира в крови и дерьме. Он был жертвой и палачом, как все. Он ничем ни от кого не отличался, он был родным братом охотника, красным вопросительным знаком — «зачем»? А низачем. Просто — не повезло.

Эвелина присела у головы Владимира и произнесла фразу, возможно, понятную только им двоим.

- Ангел мой, — сказала она, — ты постоишь на коленях или поваляешься на спинке?

Потом она встала и ударила его ногой в лицо. Но девочка не умела бить ногой в лицо. Сапожок скользнул по окровавленной голове, и девочка села попой в снег. Папа помог ей подняться, Берта начала деловито избивать охающее тело, собаки визжали, ярко светила луна. Тело поднялось и побежало, оно уже ничего не видело и натыкалось на деревья, впереди появились столбы света от фар пролетающих машин, послышался шум моторов.

- Уже близко! — крикнула Эвелина, беглец налетел на дерево и упал навзничь, быстро-быстро дыша, от него валил пар.

- Ты что, действительно позволишь ему бежать до дороги? — спросила Берта.

- Нет, конечно, — охотник ухмыльнулся. — Он ведь может и добежать. Эвелина! — негромко окликнул он, доставая из чехла охотничий нож. — Кончай его!

Эвелина взяла нож, она выглядела возбужденной и очень заинтересованной.

Присев на корточки возле жертвы и высунув язык, она ударила клинком в грудь, сталь расщепила ребро. Владимир резко сел, один его глаз почти вываливался из глазницы, разорванной собачьим когтем. Берта мгновенно сбила его на землю ударом ноги в голову. Эвелина ударила еще раз, в живот, нож вошел по самую ручку. Владимир снова сложился пополам, и снова Берта сбила его на спину.

- Заканчивай это, — сказал охотник, обращаясь к Берте. — Эвелина, отдай нож.

Берта взяла нож и быстро перерезала Владимиру горло. Волной хлынула кровь и, дымясь, начала пропитывать снег. Охотник усмехнулся: все, как на охоте. Смерть этого человека ничем не отличалась от смерти любого другого человека, от смерти кабана на снегу — в двух шагах от оживленной дороги, по которой мчались слепые машины, чтобы залить своей кровью, калом, слезами — снег, асфальт или белые простыни — где- то в другом месте.

Охотник посмотрел в небо — ничего там не было, кроме мертвой луны. Охотник посмотрел в лицо Эвелины — на Берту можно было не смотреть, она была мертва уже давно. На лице Эвелины было оживление и любопытство: она была жива. Охотник взял двумя пальцами кровь с шеи Владимира и мазнул ею Эвелину по лбу, взял кровь и мазнул ею по лбу Берты:

- Причащайтесь, кто как может.

На лбах охотниц остались по две параллельные линии, он слизнул кровь с пальца, она была соленой и отдавала медью — как у всех. Тушу следовало разделать, пока она не замерзла.

- Здесь его нельзя оставлять, — сказал он. — Берта, выпотроши его, брось кишки и мочевой пузырь на снег, пузырь пробей ножом — к утру от них ничего не останется. Остальное заберем с собой.

Собаки повизгивали, с их черных губ свисали розовые слюни, и Берта бросала им куски, разделывая тушу, — хозяин не возражал. Эвелина, приоткрыв рот, заворожено следила, как суки хватают мясо на лету и, чавкнув, мгновенно проглатывают, они успели усвоить не менее четверти дяди Вовы, его сердце, легкие, печень и почки, а потом продолжали хватать его за руки, когда охотники поволокли тело прочь от дороги. В исходной точке, где Владимир получил первый удар стрелой, они разожгли жаркий костер из сосны и сожгли в нем его одежду, разрезанную на куски обувь, кисти его рук, его ступни, скальп и половые органы - собаки не жрали половых органов. Затем, обсмолив горящими сосновыми лапами шерсть с туши, они расчленили ее на куски и понесли домой.

Глава 20

Рита была почти в таком же состоянии, как накануне Эвелина. Но не ее было дело — лыко вязать, на ногах она держалась и языком плела легко.