Элвис жив - Николай Михайлович Романецкий

А взамен явится нечто светлое, радостное, давным-давно позабытое, способное направить устоявшуюся жизнь в другое русло; где не станет бесконечного недовольства собой, того самого чувства, о существовании которого не знают друзья и соратники, но о котором прекрасно ведает сам человек. Как будто, сам того не желая, обманывает всех окружающих…

Нет в человеческих чувствах ничего лучше надежды. Будь то ожидание, пока мимо тебя, сидящего на берегу реки, проплывет труп твоего врага; будь то безудержная жажда мирской славы и зрительских аплодисментов. Все мы – прима-балерины, даже если никто не ждет нас на этом празднике жизни. Такова человеческая натура, и ничего с нею не поделаешь. Хоть лопни от натуги…

Машина уверенно преодолела последний кривой подъем, и вот оно, знакомое с молодости местечко – главная цель неожиданно предпринятого путешествия. А может, и совершенно ожиданного. Может, в подсознании оно жило давным-давно, вместе с недовольством и надеждой, и периодически снилось по ночам, просто ты, еще даже не проснувшись, забывал подобные путешествия. Потому что они могли подвигнуть тебя на непредсказуемые, никому из друзей и знакомых не нужные поступки, способные привести только к конфликтам и всеобщему недовольству друг другом. В общем, к тому, что нормальные взрослые люди стараются себе не позволять. А если позволяют, то не удивляются потом отзывам типа «совсем крыша прохудилась…»

Максим съехал с серпантина, аккуратно припарковался на знакомой крошечной площадке, заглушил двигатель и вылез из машины.

Как и много лет назад, от здешнего пейзажа захватило дух, но на сей раз некому было сказать ему: «Какая красота, Максимушка!»

Он постоял немного, благодушно разглядывая соседние, уже прикрытые снежными шапками вершины и вдыхая полной грудью давно забытую свежесть, с которой никогда не встретишься на городских загазованных автомобильными выхлопами улицах.

Потом открыл багажник, достал купленный столик, перенес через дорогу, где рядом с пропастью располагался еще один пятачок земли – тут даже трава росла, правда, сейчас уже совершенно пожелтевшая и жухлая. Разложил столик, едва ли не заняв весь пятачок. Однако нашлось тут местечко и для пары раскладных стульчиков. А потом занялся нехитрой сервировкой.

Если бы его спросили, зачем он мается этой хренью, он бы не дал никакого внятного ответа. Но внутри себя знал – надо. Необходимо, и в первую очередь ему, потому что никого тут больше не было и быть не могло. Разве что какая-нибудь шальная альпинистская компания притащилась бы. Посторонние не ездят, но свято место никогда пусто не бывает. Еще один закон жизни…

Расставил на столе бутылки с шампанским, фужеры, нехитрый закусон, состоящий из конфет и апельсинов.

Потом поменял получившуюся расстановку. Раз, второй, третий… И наконец остался доволен достигнутым результатом.

Солнце уже почти касалось соседней горы.

Надо торопиться, а то скоро на площадку падет тень и разрушит всю праздничность. А возвращаться придется и вовсе в темноте.

* * *

Максим и Лена сидели, не глядя друг на друга. Как будто окружающие горы были для них намного важнее.

Впрочем, глядеть на гостью и не требовалось. Второй стульчик заняла та самая девушка, юная, худенькая и большеглазая, ничуть не изменившаяся с тех пор, когда они здесь побывали в последний раз. И в том самом платье, розовом, с белыми рюшами…

На столе красовалась откупоренная бутылка шампанского, рядом – два наполненных фужера, открытая коробка конфет и нарезанные на дольки апельсины на одноразовой тарелке.

Максим взял в руку один из фужеров.

– Ну, с днем рождения! – Он с улыбкой поднял посудину, даже не повернув головы в сторону именинницы.

– Спасибо, Максимушка! А когда он у меня? – улыбнулась в ответ Лена, также глядя куда-то вдаль, где не было ничего, кроме пока еще чистого неба.

– Э-э-э… – Максим вдруг понял, что, когда у Лены день рождения, он напрочь не помнит.

Почесал затылок, но это не помогло. Память не возвращалась. Зато в груди родился растерянный и виноватый смех.

Лена, по-прежнему не поворачивая головы, тоже рассмеялась.

Некоторое время они продолжали хихикать, словно не могли справиться с собой. Потом замолкли.

– Вот видишь, – сказал Максим, делая глоток шампанского. – Я обещал, и вот. Я на Нашем Месте.

Лена тоже приложилась к фужеру:

– Я не приду, Максимушка. Я там много лет не была. А ты молодец. Хотя и забыл.

– Что забыл? День твоего рождения? Ну… не сердись, что ты, правда, ты же никогда это не любила: свечки, торты, пожелания здоровья и счастья в личной жизни, всю эту чушь…

– Ты забыл, что я есть, – сказала Лена, все еще глядя в небо. – Я могу ждать долго, но…

– Но не так долго? – с обидой спросил Максим. – Это ты хочешь сказать?

Он наконец глянул на нее. И чуть не свалился в пропасть: на месте Лены сидела крашеная баба лет сорока, с морщинами вокруг глаз и уже поплывшей в талии фигурой.

– Ты заметил? Мы до сих пор не умерли. Друг без друга. – Лена повернула голову и глянула Максиму прямо в глаза. – Почему?

И у него не нашлось ответа на этот вопрос.

* * *

Максим по-прежнему стоял у накрытого стола на краю пропасти, а через дорогу ждала его возвращения огненная «альфа ромео». За столом никого не было. Бутылки с шампанским не открывались, упаковка на коробке конфет была не повреждена, апельсины сохраняли девственную целостность.

Максим стоял, размышляя: то ли у него реально поехала крыша, то ли ее слегка сдвинул свежий горный воздух.

Скорее, наверное, все-таки второе, коли больше за столом по-прежнему никого не наблюдалось.

Ну и неудивительно – после стольких-то лет жизни в напрочь прокуренной атмосфере кабаков, оркестровок и курилок!

И тем не менее неожиданный удар гор он выдержал.

– А вот хрен вам! – заорал он, сам не зная кому, но будучи уверенным, что его слышат. – Не дождетесь!

Он бы не удивился, кабы где-то от его крика сорвалась со склона лавина и неудержимо понеслась вниз, все снося на своем пути. Но заснеженные вершины все так же безмятежно сияли, не обращая ни малейшего внимания на незваного гостя, без спроса проникшего в их безмолвное царство.

– Не дождетесь! – снова крикнул он. И одним резким ударом ноги сбросил праздничный стол в пропасть.

Мгновением позже следом отправились и стульчики.

Да, это все пустота и тишина виноваты! Для городского жителя горы – самый настоящий наркотик, тут еще и не такое привидится. Кислородное голодание, то-се… Хотя какое может быть кислородное голодание на такой высоте?

Он поскреб затылок.

А может, именно за «тем-сем» и лазают наверх альпинисты? Ловят глюки, как от выкуренной травки.