Королевская кровь. Книга 4 - Ирина Котова

Девчонки, похоже, тоже это чувствовали, потому что ужин проходил в унылом молчании, лязганье вилок о тарелки звучало слишком громко, и разговор не тек, как раньше, легко, переходя от одного члена семьи к другому, а обрывался — там, где обычно Мариан вставлял свое веское слово, или высказывался отец, и не было привычного уже ощущения ласкового Васиного взгляда, которая смотрела на нас, болтушек, как на своих цыплят, спрашивала, как прошел день, какие у кого планы. С появлением Ангелины в наши беседы добавился своеобразный судейский элемент — она с легкостью решала спорные вопросы, давала советы Пол по поводу приданого, подбадривала Алину, терзающуюся из-за приближающейся сессии, слушала Каролинку — сестричка, ранее молчавшая, внезапно разговорилась и охотно делилась тем, что происходит в школе. Надо признать, что теперь мы и спины держали прямее за совместными трапезами, и общались чуть более велеречиво, чем ранее — но первая неловкость ушла за день, и все встало на свои места. Все стало, как нужно.

И как-то само собой получилось, что после ужина мы все вместе собрались в комнате Поли — наверное, никому из нас не хотелось быть одной — смотрели по телевизору концерт, болтали и терпеливо ждали, когда вернутся родные.

Ангелина Рудлог после непростого разговора с младшей сестрой быстро переключилась обратно на текущие дела. Выхода не было — склонностью к длительным переживаниям она никогда не отличалась, а впереди была поездка в Милокардеры. И с утра, после общения с Дармонширом, она имела разговор с министром иностранных дел, Кинкевичем — несколько ударивший по ее самолюбию, надо признать.

Министр, получивший накануне распоряжение королевы о назначении старшей принцессы Рудлог на курирование работы с Песками, попросил о встрече и изъявил готовность посетить Ани в ее кабинете. Однако де-факто он теперь был ее начальником, и Ангелина сочла уместным самой прийти в министерство. Титул титулом, а субординацию в рабочих вопросах никто не отменял.

Официально ее должность теперь называлась Замминистра иностранных дел. Кинкевич, дипломат старой закалки, ничем не выдал своего неудовольствия, был сух, деловит и почтителен. Но провел с ней весьма содержательный разговор, который заткнул бы за пояс любое собеседование о приеме на работу, не лебезил, ловушек не расставлял и был достаточно честен.

— Я с огромным уважением отношусь к семье Рудлог, Ваше Высочество, — сказал он сдержанно, — но позвольте мне быть откровенным.

— Я и не рассчитываю на иное, — вежливо ответила Ани. — Пожалуйста, говорите прямо.

Министр говорил размеренно, веско, его квадратная физиономия с старомодными бакенбардами казалась бы слишком простой, если бы не глубоко посаженные умные глаза и не каменное выражение лица. Кинкевич был приятно полноват, одет с иголочки, курил трубку, и огромный тяжелый шкаф его кабинета был заставлен трубками — подарками от дипломатов других государств — но вряд ли эти подарки могли смягчить его в том, что касалось дел его страны. Ани в очередной раз отметила себе, что премьеру Минкену в сложнейших условиях конкуренции между партиями и бардака после переворота удалось собрать в свой кабинет профессиональную команду. Эти люди были патриотами Рудлога, монархистами до мозга костей, но даже трепетное отношение к имени Рудлог не мешало старому дипломату Кинкевичу заботиться прежде всего о функционировании своей службы.

— Ваш уровень подготовки прекрасен для начала работы в министерстве, но никак не для подъема такого сложного направления, как закрытая страна, с которой у нас до сих пор не подписан мирный договор, — сказал он без обиняков. — Однако я признаю ваш уникальный опыт и рассчитываю, что он поможет. Я выделил вам помощников из работников министерства для организации службы и крайне рекомендую прислушиваться к их советам и работать вместе. Потом, когда войдете в курс дела, сможете менять их, пока же этого делать не стоит. Признаться, выездная дипломатическая служба — непривычный вариант, но за неимением другого будем работать так. И, ваше высочество, я буду требовать с вас отчеты в том же порядке, как и с других заместителей.

— Я только приветствую такой подход, — подтвердила Ани ледяным тоном. — Благодарю вас за встречу, господин Кинкевич.

С утра в Теранови уже выехали несколько человек — им поручено было найти здание для дипломатической службы, обговорить условия сотрудничества с администрацией города, а Ани изучала список подчиненных, большинство из которых было куда старше нее, и предложенных им постов, смотрела личные дела — и понятно было, что работа в министерстве по Пескам велась и до ее назначения, иначе невозможно было бы подобрать людей и организовать их переводы за такое короткое время. Значит, она заняла чье-то место — еще один повод выкладываться, чтобы доказать, что не зря.

В ее покои постучали, зашла секретарь, остановилась у входа.

— Звонил следователь из отдела Тандаджи, Ангелина Викторовна, — сказала она, глядя в блокнот, — сообщил, что интересующая вас Валентина Комарова долгое время находилась в районном госпитале, перенесла несколько операций, на неделе ее привезли в дом в Орешнике, где она сейчас и проживает с матерью и детьми.

Ани поджала губы, посмотрела на папки с личными делами.

— Благодарю, Вероника Сергеевна. На сегодня вы свободны, — помощница с легким недоумением поглядела на нее, но кивнула, — завтра с утра жду вас здесь.

Секретарь вышла, а Ани, поколебавшись несколько мгновений, взяла трубку и набрала номер.

— Отец, хочу съездить к Валентине в Орешник, — сказала она, — поедешь со мной? Да, сейчас. Да. Тогда жду. Нет, я не хочу привлекать внимание. Попрошу боевых магов из гвардейского корпуса — когда за нами прилетали листолеты, они были на борту, должны были запомнить ориентиры.

Майор Васильев, оставшийся за командира гвардейской части и королевской охраны в отсутствие Байдека, быстро организовал сопровождение, гвардейский маг открыл телепорт — и вскорости Ангелина и Святослав Федорович уже стояли у заснеженного двора своего бывшего дома. Охрана молчаливыми тенями окружила их — было уже темно, Орешник светил окнами низеньких домов и немногочисленных пятиэтажек, на улице народу не было. Одна половина их расколотого дома, видимо, не выдержав тяжести снега, рухнула, и старый двор напоминал безжизненное кладбище — с той лишь разницей, что на кладбищах все же чистят снег.

В соседкином доме светилось одно окошко, и поздние гости пошли к дверям по хрустящему снегу, постучались.