Приключения капитана Гаттераса - Жюль Верн

– Возвратимся теперь къ нашему капитану,– началъ Джемсъ Уэлль. Если онъ существуетъ, то можетъ ждать насъ только на Диско или въ Уппернавикѣ, на берегахъ Гренландіи. Впрочемъ, это разъяснится черезъ нѣсколько дней.

– Вы сообщите содержаніе письма экипажу? – обратился докторъ къ Шандову.

– По моему, дѣлать этого не слѣдуетъ. – сказалъ Джонсонъ.

– Почему? – спросилъ Шандонъ.

– Потому что таинственность и фантастичность дѣла могутъ поселить въ матросахъ уныніе. Ихъ и безъ того безпокоитъ будущность экспедиціи, предпринимаемой при настоящихъ условіяхъ. Если-же ко всему этому присоединится еще нѣчто сверхъестественное, то въ критическую минуту намъ нечего и разсчитывать на экипажъ. Не знаю, согласны-ли вы со мною, г. Шандонъ?

– A вы, докторъ, какъ полагаете? – спросилъ Шандонъ^

– По моему, Джонсонъ правъ,– отвѣтилъ докторъ.

– A вы, Джемсъ?

– За недостаткомъ лучшаго мнѣнія,– сказалъ Уэлль,– а присоединяюсь къ мнѣнію, высказанному этими господами.

Втеченіе нѣсколькихъ минутъ Шандонъ размышлялъ и затѣмъ снова внимательно пробѣжалъ адресованное на его имя письмо.

– Господа,– сказалъ онъ,– не смотря на всю основательность вашего мнѣнія, принять его я не могу.

– Почему, Шандонъ? – спросилъ докторъ.

– Потому что изложенныя въ письмѣ инструкціи чрезвычайно точны. Мнѣ приказано объявить экипажу благодарность капитана. До сихъ поръ я слѣпо исполнялъ его распоряженія, какимъ-бы образомъ они вы передавались мнѣ, а потому и на этотъ разъ я не могу…

– Однакожъ… замѣтилъ Джонсонъ, опасавшійся дѣйствія, которое такого рода сообщеніе могло произвести на матросовъ.

– Я вполнѣ понимаю причину вашей настойчивости, любезный Джонсонъ,– сказалъ Шандонъ,– но потрудитесь прочесть:

«…и проситъ васъ объявить экипажу его благодарность»

– Въ такомъ случаѣ, дѣйствуйте сообразно съ полученными вами приказаніями,– отвѣтилъ Джонсонъ, вообще строгій блюститель дисциплины. Нужно собрать экипажъ?

– Да, распорядитесь,– сказалъ Шандонъ.

Вѣсть о письмѣ капитана быстро разнеслась на бригѣ. Матросы немедленно собрались на мѣстѣ, гдѣ обыкновенно дѣлались смотры, и Шандонъ громко прочелъ таинственное письмо.

Экипажъ молча выслушалъ и затѣмъ разошелся, дѣлая тысячу различныхъ предположеній. Клифтонъ предавался бреднямъ своего суевѣрнаго воображенія. Приписывая значительную долю участія въ этомъ дѣлѣ собакѣ-капитану, онъ при встрѣчѣ съ послѣднею отдавалъ ей честь.

– Не говорилъ-ли я вамъ,– повторялъ онъ матросамъ,– что этотъ песъ умѣетъ писать.

На это замѣчаніе никто не отвѣчалъ, тѣмъ болѣе, что на него затруднился-бы отвѣтить даже самъ Бэлль, плотникъ.

Тѣмъ не менѣе, для всѣхъ было нясно, что, за неимѣніемъ капитана, его тѣнь или его духъ присутствуютъ на бригѣ. Благоразумнѣйшіе изъ матросовъ воздерживались отъ какихъ-бы то ни было предположеній.

1-го мая, въ полдень, обсервація дала 68° широты и 56°32′ долготы. Температура поднялась и термометръ показывалъ двадцать пять градусовъ ниже точки замерзанія (-4° стоградуснаго термометра).

Докторъ забавлялся, глядя на продѣлки бѣлой медвѣдицы и двухъ медвѣжонковъ, находившихся на окраинѣ одного pack'а, который несся вдоль берега. Сопровождаемый Уэллемъ и Симпсономъ, Клаубонни хотѣлъ преслѣдовать ихъ на шлюпкѣ; но медвѣдица, не обладавшая, повидимому, геройскимъ духомъ, проворно убралась съ своими чадами, и доктору пришлось отказаться отъ охоты.

При попутномъ вѣтрѣ ночью бригъ прошелъ мысъ Чидли (Chidley) ивскорѣ высокія горы Диско показались на горизонтѣ; заливъ Годавнъ (Gadavhn), резиденція датскаго генералъ-губернатора, остался влѣво. Шандонъ не счелъ нужныхъ останавливаться и вскорѣ Forward оставилъ позади себя челноки эскимосовъ, пытавшіеся подойти къ бригу.

Островъ Диско извѣстенъ также подъ именемъ острова Кита. Отсюда, 12-го іюля 1845 года, сэръ Джонъ Франклинъ отправилъ въ адмиралтейство свое послѣднее донесеніе. Къ этому-же острову присталъ, 27-го августа 1859 года, на возвратномъ пути въ Англію, капитанъ Макъ-Клинтокъ, привезшій несомнѣнныя доказательства гибели экспедиціи Франклина.

Докторъ обратилъ вниманіе на совпаденіе этихъ двухъ фактовъ, наводившихъ на столь печальныя воспоминанія; вскорѣ однако горы Диско скрылись изъ глазъ.

У береговъ громоздились массы тѣхъ обширныхъ ледяныхъ горъ, которыя даже оттепели не могутъ отдѣлить отъ материка. Безконечный рядъ ихъ вершинъ принималъ самыя причудливыя формы.

На слѣдующій день, къ тремъ часамъ, на сѣверо-востокѣ показался Сандерсонъ-Гопъ; материкъ остался вправо отъ брига, въ разстояніи пятнадцати миль. На горахъ лежалъ какой-то темно-красный оттѣнокъ. Множество китовъ изъ породы finners, съ плавниками на спинѣ, рѣзвились вечеромъ между плавающими льдинами, выпуская воздухъ и воду своими дыхалами.

Ночью, съ 3-го на 4-е мая, докторъ въ первый разъ увидѣлъ, какъ солнце только задѣвало линію горизонта, не погружаясь въ него своимъ лучезарнымъ дискомъ. Съ 31-го января, описываемыя имъ на небѣ пути все болѣе и болѣе увеличивались; втеченіе цѣлыхъ сутокъ было свѣтло.

Людей непривычныхъ изумлялъ и даже утомлялъ этотъ постоянный свѣтъ. Нельзя себѣ представить, насколько ночная темнота необходима для глазъ. Доктору было чрезвычайно трудно привыкнуть къ этому безпрерывному свѣту, которому отраженіе солнечныхъ лучей на ледяныхъ равнинахъ сообщало еще большую степень энергіи.

3-го мая, Forward прошелъ семьдесятъ вторую параллель. Двумя мѣсяцами позже онъ встрѣтилъ-бы много китобоевъ, занимающихся своимъ промысломъ въ этихъ высокихъ широтахъ, но теперь проливъ былъ еще недостаточно свободенъ отъ льдовъ и промысловыя суда не могли проникнуть въ Баффиново море.

На слѣдующій день, бригъ, миновавъ островъ Женщинъ, подошелъ къ Уппернавику – самому сѣверному датскому поселенію на берегахъ Гренландіи.

X. Опасное плаваніе

Шандонъ, докторъ, Джонсонъ, Фокеръ и Стронгъ, поваръ, сѣли въ китобойную шлюпку и отправились на берегъ.

Губернаторъ, его жена и пятеро дѣтей,– все чистокровные эскимосы – вѣжливо вышли на встрѣчу посѣтителямъ. Докторъ, въ качествѣ филолога, зналъ кое-что по-датски, и этого было вполнѣ достаточно для установленія съ туземцами дружескихъ отношеній. Впрочемъ, Фокеръ, переводчикъ экспедиціи и вмѣстѣ съ тѣмъ ice-master, зналъ словъ двадцать по-гренландски, а съ двадцатью словами человѣкъ можетъ уйти далеко, если только онъ не черезчуръ ужъ честолюбивъ. Губернаторъ родился на Диско и никогда не покидалъ своего отечества. Онъ показалъ путешественникамъ весь городъ, не особенно, впрочемъ, обширный, состоявшій изъ трехъ деревянныхъ домовъ, занимаемыхъ губернаторомъ и лютеранскимъ пасторомъ, да изъ школы и изъ магазиновъ, которые снабжались провіантомъ судами, потерпѣвшими крушеніе! Прочія городскія зданія состояли изъ снѣжныхъ хижинъ, въ которыя эскимосы входятъ ползкомъ чрезъ единственное продѣланное въ стѣнѣ отверстіе.

Большая часть населенія отправилась къ Forward'у, и многіе изъ туземцевъ выѣхали на средину залива, въ своихъ «каякахъ», длиною въ пятнадцать, а шириною не болѣе двухъ футовъ.

Докторъ зналъ, что слово эскимо значитъ: употребляющій, въ пищу сырую рыбу; но ему также было извѣстно, что слово это считается браннымъ. Поэтому онъ постоянно называлъ туземцевъ гренландцами.

За всѣмъ тѣмъ, по пропитанной жиромъ одеждѣ изъ шкуръ тюленей, по такимъ-же сапогамъ, по маслянистой и смрадной наружности, не дозволявшей различать мужчинъ отъ женщинъ, не трудно было догадаться, какою пищею питаются эти люди. Подобно всѣмъ рыбояднымъ народамъ, эскимосы покрыты накожными сыпями, что нисколько не мѣшаетъ имъ пользоваться вождѣленнымъ здоровьемъ.

Лютеранскій пасторъ и его жена, съ которыми докторъ надѣялся побесѣдовать спеціально, уѣхали въ Провенъ, лежащій на югъ отъ Уппернавика; такимъ образомъ Клоубонни пришлось ограничиться бесѣдою съ самимъ губернаторомъ. Но этотъ высокій сановникъ, повидимому, былъ не особенно развитъ; чуточку поменьше развитія – и онъ былъ-бы чистымъ осломъ; чуточку побольше – и онъ умѣлъ бы читать.

Не смотря на это, докторъ разспрашивалъ губернатора на счетъ торговли, обычаевъ и нравовъ эскимосовъ и узналъ при помощи языка жестовъ, что моржи на копенгагенскомъ рынкѣ стоятъ около 1,000 франковъ за штуку; за медвѣжью шкуру обыкновенно платится сорокъ датскихъ талеровъ, за шкуру песца – четыре, бѣлой лисицы – два или три талера.

Докторъ пожелалъ также, съ цѣлью пополненія запаса своихъ свѣдѣній, побывать въ эскимосской хижинѣ. Нельзя себѣ представить, до чего способенъ дойти ученый, желающій чему нибудь научиться! Къ счастію, отверстія хижинъ оказались черезчуръ ужъ узкими, такъ что пылкій докторъ не могъ въ нихъ протискаться. Впрочемъ, это случилось къ его счастью, такъ какъ ничего не можетъ быть отвратительнѣе скопленія живой органической и неорганической матеріи, мяса моржей и тѣла самихъ эскимосовъ, прогнившей рыбы и смрадной одежды, служащихъ обстановкой эскимосской хижины. Ни одного окна для возобновленія воздуха, дышать которымъ нѣтъ возможности; только вверху хижины продѣлано одно отверстіе, черезъ который выходитъ дымъ, но не смрадъ.