Я хочу в школу - Андрей Жвалевский

— А что?

Отвечает вопросом на вопрос, глаза смотрят в сторону.

— Мне показалось, я видел тебя на улице.

— Где?

Руки потянулись к краю блузки, стали нервно теребить ткань.

Женю накрыло холодом. Вика — мафия… Больно-то как…

У него не было сил выяснять отношения, он просто встал и ушел. Вика бросилась следом, догнала на лестнице.

— Куда же ты? Сейчас контрольная по физике! Ты обещал…

Она выглядела беззащитной и растерянной. У Жени все внутри сжималось, когда он смотрел на нее. Если бы она позволила, зацеловал бы до смерти. Как тот… На видео…

Женя сжал зубы и почти бегом вылетел из школы. Сиганул через турникет, ушел домой как был, в пиджаке и туфлях. По снегу.

Он не чувствовал холода, он вообще ничего не чувствовал.

Димка очень хотел собрать всех Птиц, как раньше. Чтобы все сидели на ковре и пили чай. И чтобы Молчун тоже был, ковырялся в своем планшете. И тогда Димка встал бы, протер очки и сказал: «Птицы! Что вы, с ума посходили? Нам же еще учиться всем вместе! Мы же скоро вернемся в свою, нормальную, школу!»

Он понимал, что дома, в родной тридцать четвертой, все наладится. Впалыч выслушает всех вместе и каждого в отдельности. Появится новый, совершенно потрясный проект (Анечка, например, вдруг ляпнет: «А сколько нужно эльфу нектара для нормальной жизни?»). Все уйдут с головой в работу — и всё станет, как раньше. Как положено. Но почему-то казалось, что надо разобраться сегодня, сейчас. Без Впалыча и родных стен. Это по-честному.

Димка почти уже начинал собирать Птиц, брал трубку, открывал адресную книгу… Но первой в списке шла Кошка. Она, конечно, не могла быть первой по алфавиту, и Дима специально вписал ее с двумя «а» в начале — «ааКошка». Он чаще всех ей звонил, она и в быстром наборе была на цифре 2 (единица по умолчанию автоответчик). Но сейчас Димка смотрел на «ааКошку» — и понимал, что никого он не соберет. Потому что все будет не так. Женька и слушать не станет. Анечка выслушает, но ничего не скажет. Молчуна вообще не отпустят никуда.

А Кошка начнет спорить, но не так, как при обсуждении проекта — когда от ее наездов и наскоков Димка только бодрился. Она начнет бить по больному, врать и передергивать. Если вообще придет.

Если вообще кто-нибудь придет.

Димка отложил телефон и уткнулся в учебник, где очень скучно и напыщенно рассказывалось о любви Пушкина и Натальи Гончаровой. И сразу вспомнилась поездка в Питер, экскурсия в домик Пушкина на Мойке, где им целый час рассказывали про смерть поэта. Почему-то исключительно про смерть, про последние дни, панихиду, похороны. Впечатлительная Анечка тогда вышла из музея с глазами, полными слез. Какая-то сердобольная тетенька испуганно спросила у Ани: «Девочка, что случилось?» И Анечка дрожащим голосом сообщила: «Пушкин умер!»

Кошка тогда так хохотала, что Димке пришлось ее отпаивать водой с газом, а Кошка пила, хохотала и икала…

Димка понял, что бессмысленно улыбается, глядя мимо учебника. Он спохватился, прогнал улыбку — надо было делать уроки.

Будильник сначала был выключен, а при повторном срабатывании отправился в стену, от соприкосновения с которой замолк навсегда. Женька не хотел идти ни в какую школу. Он решил заболеть. Просачковать. Не пойти — и все! Все четвертные у него уже проставлены, а видеть эту лживую физиономию… Женька спохватывался: это не Вика виновата, это он что-то не так сделал. Она просто не хотела ему говорить, боялась обидеть.

Женька перевернулся на другой бок, свернулся калачиком и накрылся одеялом. Когда-то давным-давно он так прятался от грозы у бабушки в доме.

Мама заходила пару раз, тихонько звала, но будить не стала. Ее всегда подтянутый и собранный сын забыл куртку в школе, не помнил, обедал ли он, да еще и будильниками швыряется. Наверное, мама даже заподозрила, что тут замешана девочка. Трудно сказать — у Женьки была очень тактичная мама. После трех робких попыток напомнить сыну о школе она плотно прикрыла дверь и дала ему уснуть.

Сон получился смутный и неприятный, Женька его не запомнил. Может быть, из-за способа, которым его из сна выдернули.

— Вставай, медведь, весну проспишь! — заорали над ухом и для убедительности ударили сверху подушкой.

Женька подскочил на кровати. Это была Кошка — кто же еще. И что самое интересное, это была та самая Кошка, с которой они могли моря переплыть и горы своротить (и однажды своротили — после неудачного моделирования сдвижки тектонических плит).

Кошка искрила энергией и хаотически перемещалась по комнате. В углу, чтобы не мешать перемещениям, терпеливо блестел очками Димка.

— Вставай, говорю! — не унималась Кошка. — Пролежни будут!

Женька вопросительно посмотрел на Димку как на более адекватного.

— Впалыч звонил, — пояснил тот. — Через час собрание в актовом зале. В нашем актовом зале!

Чувство было такое, как будто все вернулись с полярных экспедиций — народ шумел, бурлил и хлопал друг друга по спинам. Хотя все это время учились рядом, в соседних школах, но… Нет, это была другая планета. Много других планет, между которыми, конечно, существует межгалактическая связь, но это не то. И вообще, в командировке хорошо, а дома лучше.

Директор и Впалыч пришли вместе. По их лицам ничего было невозможно прочитать, и это сильно остудило пыл находящихся в зале. Они ждали радости, моря эмоций и праздничного фейерверка.

— Дорогие ребята! — начал Впалыч.

После чего встал, сел и, сцепив руки, уставился в стол.

Зал замер.

— Знаете, — тихо сказал Впалыч, — я два дня эту речь репетировал. Я ж психолог… Ну вы в курсе…

Такой тишины, какая воцарилась после этих слов, в этом зале не было никогда.

— Я все продумал. Я знаю, в какой последовательности вам нужно преподносить новости. Я консультировался…

Впалыч поднялся и прошел вперед.

— А сейчас я стою перед вами и понимаю, что все это сработает, конечно, но нам всем от этого не будет легче.

— Что? — выдохнула Лиза.

Высокая пятнадцатилетняя блондинка, лидер группы «Цветы», сидела в первом ряду и изо всех сил старалась не заплакать.

— Мне очень больно — сказал Впалыч, — но я вынужден вас огорчить. Нашей школы больше не будет.

— Нет! — пронеслось по залу.

А потом все заговорили разом. Кричали, что этого не может быть, что надо бороться, что нельзя сдаваться…

Анечка плакала, сидя на последнем ряду.

— Тихо! — сказал Михаил Александрович.

Все затихли.

— Родные вы мои… — сказал директор, — неужели вы думаете, что мы не боролись? Мы провели в министерстве всю четверть, мы не вылезали из кабинетов. Мы просили и умоляли. Мы предоставляли цифры и отчеты. Мы даже пытались взятку дать…

— Не взяли? — удивился Дима.

— Не хватило, — мрачно пошутил Впалыч.

— Простите нас, — сказал директор, — мы не смогли спасти нашу школу. Приказ о расформировании уже подписан, и подписан на таком уровне, что ничто нас не спасет…

— А мы? — дрожащим голосом спросил кто-то из мелких.

— А вы останетесь там, где провели эту четверть.

А Впалыч добавил:

— Но если у кого-то совсем не сложилось, то вы можете перейти в любую другую школу города. Это ваше право.

Анечка зарыдала, и ее кинулись утешать. И в это время с заднего ряда поднялся Ворон.

— Ну и хорошо! — заявил он. — Все равно это не школа была, а бардак. Я б здесь по-любому не остался.

Он махнул рукой и направился к двери. За ним поднялось и вышло еще несколько человек.

Пару секунд ушло на осознание того, что произошло.

— А что будет с вами? — спросил Женя.

Директор нервно дернулся.

— Какая разница? — отмахнулся он. — Главное вас пристроить…

И тут взвыла Кошка.

До этого она сидела молча, сцепив руки в замок и покачиваясь на стуле.

— Вы… вы…

Кошка вскочила.

— Вы хоть понимаете, что вы сделали?

От ярости Кошка проглатывала половину слов, но смысл был понятен.

— Лучше б я не знала, что так бывает! Если б мы с самого начала учились, как все… Мы бы были, как они! Мы б не знали, что бывает по-другому! Мы бы шли в школу, как на каторгу! Мы бы умели матом ругаться! Вы нас убили, понимаете, да? Мы ж теперь пушечное мясо!

Женя подошел к ней и хотел ей что-то сказать.

— Не трогай меня! — заорала Юля. — Не трогайте меня все!!!

Ее колотило. Кошка бросилась к двери и уже оттуда заорала:

— Я ненавижу вас!!! Я всех ненавижу!!!

После громового раската хлопнувшей двери Впалыч сказал нарочито спокойным голосом:

— Это хорошо, что она все высказала…

Зимние каникулы

Обычно на зимних каникулах 34-я школа отрывалась. Каждая группа готовила что-то свое — даже не проект, а «злостное хулиганство», как в притворном ужасе заявлял Михаил Александрович. В предновогодние дни не щадили никого. На любого учителя (что уж говорить об учениках) могла напасть банда снежных орков или снежный человек трех метров роста. Причем орки были в исключительно натурально выглядящих (хоть и искусственных) шкурах, а снежный человек оказывался составлен из пяти-шести «хулиганов». Жертву немедленно утаскивали в логово, купали в снегу или заточали в снежный каземат.