Любовь от кутюр - Ирина Масарновская

— Похоже, ты прав. Я теперь, после нашего объяснения с тобой, чувствую себя, как говорится, «голым человеком на голой земле», — она тяжко вздохнула. — Я действительно не люблю тебя, я просто благодарна тебе за все хорошее, что было и, возможно, еще будет между нами. Я сирота и физически, и духовно: ни родных, ни мечтаний, ни идеалов, ни надежд — и она грустными, полными слез глазами посмотрела на мужа.

Артем наклонился и погладил ее по голове, как маленькую девочку, потом, слегка приподняв пальцем ее подбородок, произнес:

— Лети, птаха, ищи счастье! А если я понадоблюсь — только свистни!

Еще раз поцеловав жену, Артем взял плащ и вышел в коридор. Через минуту Таня услыхала, как остановился на их этаже лифт, а потом пошел вниз. Все в доме затихло…

С этого дня прошло уже почти два года. Первое время Татьяна ничего не говорила Рите Зуевой о своем договоре с Артемом. Но потом ее темперамент взял свое, и Рита, видя в своем доме подругу то с одним, то с другим поклонником, сама напрямую спросила Орлову, когда та пришла к Зуевым с очередным другом:

— Татьяна! А как Артем смотрит на твоих дружков? И почему ты перестала ходить с ним к нам?

— Артем на все смотрит положительно, то есть он положил себя на тело Милки Куниной…

— Ну зачем же ты так? Я ведь не знала, что ты мстишь Голикову за измену, — обиженно сказала Рита и отвернулась к окну.

Татьяна подошла к ней и обняла за плечи:

— Прости меня за грубость, Ритуша, но я мщу не Артему, я мщу себе.

— За что мстишь? — недоуменно переспросила Рита.

— За то, что хочу счастья и не могу его найти, — сказала Татьяна. — Ритуша! Давай не будем об этом. Для окружающих и для родных мы с Артемом по-прежнему муж и жена. А по существу — мы свободные птицы.

— Не волнуйся, я умею хранить тайны! За это и Вадик меня ценит, — почему-то зашептала Рита.

— Ефремов тебя на руках должен носить и пылинки сдувать, а он, видите ли, за умение хранить тайны ее ценит! — съязвила Орлова и вдруг предложила Рите: — Хочешь, я познакомлю тебя с одним «боссом», профессором-хирургом из Кремлевки? — и, не получив ответа, продолжила: — Учти, вдовец, есть квартира, дача, машина… Может, и женится, хотя сначала снимет пробу…

— Я, конечно, могла бы тебя выставить за это предложение, но учитывая, что ты это делаешь из-за дружеских чувств ко мне, я тебя прощаю, — сердито выговаривала Рита. — Но впредь — учти. Мне никого не нужно в жизни, кроме моего Вади! — и она обожгла Орлову своим лучистым взглядом.

Больше подобных разговоров подруги не заводили, но с тех пор у них повелось, что Татьяна раза два в месяц заглядывала к Зуевым на огонек. А потом девушки уходили в Ритину комнату, и там Орлова исповедовалась перед Ритой, а скорее перед самой собой, рассказывая обо всех своих похождениях без утайки. А рассказывать Татьяне было что…

Артем перебрался к Миле Куниной и навещал Татьяну довольно редко, только чтобы что-нибудь забрать из личных вещей, а заодно за чашкой кофе поболтать о житье-бытье.

И Таня очень быстро привыкла к тому, что она полновластная хозяйка уютной двухкомнатной квартиры и собственной жизни.

Старшие Голиковы особенно не докучали ей ни визитами, ни телефонными звонками. Иногда, договорившись предварительно, Таня с Артемом навешали стариков и засиживались допоздна за обильным ужином. Потом Артем подвозил Татьяну в их прежний дом, а сам уезжал к Миле в Медведково.

Как известно, «от сессии до сессии живут студенты весело». Татьяна не слишком загружала свой мозг чтением учебников. Она ходила на лекции нерегулярно, а дружба, основанная на натуральном обмене заморскими тряпками со старостой Олей Шамякиной помогала Орловой всегда в день проверки посещаемости студентов оказываться на месте.

Та же Шамякина, прознав, что муж Татьяны временно сменил место жительства, осторожно попросила однажды у Орловой разрешения прийти к ней в гости со своим другом. Таня, немного подумав, протянула Шамякиной ключи от квартиры. Ольга взяла их, бросив на Татьяну счастливый взгляд.

После этого случая Оля стала усиленно сватать Орлову. Она была коренной москвичкой, общительным человеком с огромным количеством друзей и знакомых.

Едва Татьяна успевала переступить порог собственной квартиры, как раздавался оглушительный телефонный звонок, и Ольга, задыхаясь от возбуждения, радостным голосом предлагала познакомить Татьяну с потенциальным женихом.

Иногда Таня сдавалась и соглашалась встретиться с очередным кавалером, но только где-нибудь за пределами квартиры: в кино, в кафе, в сквере — где угодно.

Обычно в женихи себя предлагали либо маменькины сынки с ранними залысинами и застарелыми гастритами, либо старые холостяки со вставными зубами, готовившие себе нянек или сиделок. Попадались иногда и чужие мужья, которых особенно устраивало наличие у Татьяны жилья.

Каждое очередное знакомство заканчивалось стандартно. Проводы из кафе, сквера, кино до Татьяниного дома, чаще на метро, чем на такси, просьба о чашечке чая и вороватая попытка ее раздеть через пять минут после того, как чай был выпит… Один иногородний приятель Шамякиной, приехавший в командировку в Москву из Донбасса и получивший пощечину от Орловой, когда полез к ней под юбку, объяснил ей:

— Чего руки распускаешь? Если ты такая правильная, сделай себе пластическую операцию, а то ведь внешность у тебя такая, что посмотришь — и сразу хочется!

Татьяна вытолкала его взашей и решила больше не поддаваться ни на какие Ольгины предложения.

Спустя неделю после визита командировочного Шамякина пригласила Татьяну к себе на вареники. Орлова поколебалась слегка, но потом согласилась.

Оля Шамякина и сама была похожа на вареник. Худые руки и ноги и очень мясистая часть от шеи до бедер как спереди, так и сзади. Зато головка ее вызывала симпатии и мужчин, и женщин.

С черными вьющимися кудряшками, с коротким носом, круглыми глазами и губами, похожими на букву «О», она казалась сверхпростодушной и кукольно-бесхитростной, хотя на самом деле была практична и трезва.

Муж Ольги, худенький юркий мужичок, работал сутками на «скорой», и Ольга как-то пожаловалась Татьяне, что ее Ванек устает на дежурстве и не тянет как мужик. Потому-то она и водила любовников, правда, не к себе в дом, а на квартиру к Орловой.

— Танюша! Ну не сопротивляйся! Эдик тебе должен понравиться! — говорила Ольга, когда подруги, сидя на кухне у Шамякиных, ели вареники с вишнями. — Если хочешь знать, я бы и сама не прочь с ним завести шашни, но в его вкусе такие женщины, как ты!

— То есть? — Татьяна вопросительно глянула на «сваху».

— Ты — яркая, очень соблазнительная и умная, — Ольга говорила, любуясь Татьяной.

— Спасибо, женщины редко говорят друг другу правду, — очень серьезно сказала Орлова и вдруг весело захохотала: — Оля! Ты, наверное, так всегда говоришь обо мне тем кавалерам, что хотят обязательно попить чайку у меня на Беговой? Да?

— Ладно тебе, как ни говорю, а все мимо, — незлобливо отмахнулась от нее Шамякина. — Но на это раз, думаю, тебе повезет, Эдик Мезин — парень что надо! — уверенно заявила Ольга.

— А что ему от меня надо? — поинтересовалась Татьяна.

— Хочешь, как на духу расскажу про него все, что знаю сама? — пропустив мимо ушей колкость, спросила Шамякина.

— Ну, валяй! — благосклонно согласилась Орлова.

— Мне нравится цинизм Мезина, — задумчиво проговорила Ольга. — Я знаю его с детства. Мы жили в одном дворе на Герцена. Он был немного старше меня и дружил с моим братом Женькой. Эдик закончил филфак МГУ, западное отделение. Владеет несколькими языками. Одарен, но очень ленив, — сообщая эти подробности, Ольга следила за реакцией Татьяны.

Та медленно водила чайной ложкой по скатерти, словно и не слушала подругу. Ольга обиженно замолчала.

— Так чем занимается сейчас этот одаренный циник? — Татьяна весело посмотрела на Шамякину. — Сколько у него покинутых жен и детей?

— Сейчас он одинок, — поспешно проговорила Ольга.

— Ну конечно, непризнанный талант, не понятый семьей гений, — иронизировала Татьяна.

— Конечно, Эдик — не святой. Сначала он бешено прорывался в Союз писателей, публиковал лакейские статьи о разных секретарях при литературе, воспевал их произведения, как Гомер подвиги Одиссея, а потом, прорвавшись, занялся общественной деятельностью, — сказала Ольга, гордая за знакомого.

— Знаем мы этих общественников, — вставила Татьяна. — Небось, доставал продукты для Дома литераторов ценой дефицитных билетов на Высоцкого.

— И вовсе нет! — насупилась Ольга. — Мезин руководит молодыми писателями.

— Ах, вон оно что! Значит, Мезин не хухры-мухры, а Руководитель! — Татьяна подняла вверх указательный палец. — Я не люблю, чтобы мной руководили, — грозно произнесла она, а потом улыбнулась мечтательно: — Я хочу, чтобы меня любили, и только тогда я позволю, чтобы по мне руками водили…