Любовь от кутюр - Ирина Масарновская

Ирина Масарновская

Любовь от кутюр

Часть первая

Чисто по-женски подперев ладонью щеку, Алина сидела за огромным письменным столом и глядела в окно, видя за стеклами вовсе не то, что там, за окном, было. Лицо ее оставалось сосредоточенно-внимательным, даже каким-то чересчур строгим, только в глубине глаз то и дело вспыхивали искорки.

— Алина! Ну соглашайся! Дело того стоит, да и звучит как здорово: «Рекламное агентство «Алина»! — с жаром говорила сидящая напротив нее рыжеволосая молодая женщина. — Георгий уже и договор подписал с Вилли Шнитке.

— А ты откуда об этом знаешь? — не повернув головы, тихо сказала Алина.

— Я? — удивленно и вместе с тем как-то испуганно переспросила собеседница. — Да ты, видимо, забыла, что Громадский при мне у тебя в кабинете показывал проект соглашения.

— У меня в кабинете или у тебя в постели? — Алина мельком глянула на подругу.

Татьяна невольно сжалась под ее взглядом.

— Ладно, Орлова, замнем для ясности, — нечто похожее на усмешку скользнуло по лицу Алины, но так и не расслабило его. — Ты же знаешь, что мне теперь плевать на все, что связано с Громадским. И потом, я человек незлобливый, мягкий.

— Ага, мягкий! — не то подтвердив сказанное, не то усомнившись в нем закивала головой Татьяна. — Эта мягкость твоя — на толщину кожи. А под кожей — сталь!

— И при этом, как вы правильно заметили, госпожа Орлова, сталь высшего качества, — ле-ги-рован-ная! — произнеся по слогам последнее слово, Алина вышла из-за стола и заходила по мягкому ковру перед Татьяной, сидящей на роскошном бархатном кресле и не спускающей с нее настороженных глаз. — Да, да, Татьянюшка, моя сталь — это жизненные принципы. Мой долг перед людьми. Ответственность за дело, которое сама поставила на ноги и везу! — Алина, гордо вскинув свою точеную головку, молча застыла у окна.

— Сама-то ты, сама, но без Громадского вряд ли твой салон так котировался бы в Москве, — задиристо парировала Орлова. — Да и вообще, если бы не Георгий, неизвестно еще, был ли бы этот салон вообще.

— Ну что ты заладила: если бы, если бы, — резко оборвала ее Алина. И вдруг, словно спохватившись, спросила совсем дружелюбно: — Ты не видела сегодня Юлию?

— Она с десяти утра на примерке у Кузнецовой, — обиженным тоном ответила Татьяна.

— Бедная девочка! Вчера работала до полуночи и сегодня чуть свет — уже на ногах! — вздохнула Алина.

— Ничего себе чуть свет — десять утра, — огрызнулась Орлова. — Ты бы ее удочерила, что ли, может она бы и не была тогда такой бедной.

— Опять ты за свое «бы»! — с упреком заметила Алина. — Ну что ты к ней цепляешься? Манекенщица — от Бога, умная, работящая, добрая…

— Комсомолка! Активистка! Скалолазка! Что там еще? Огласите весь список, пожалуйста! — уже почти кричала в лицо Алине Орлова.

— Успокойся, Тань! — Громадская обняла за плечи подругу и заглянула ей в глаза. — Господи! Да ты никак ревнуешь Юленьку! К кому ревнуешь?! Ко мне? Хотя нет, к Георгию!

— Кто мне Георгий, чтобы к нему ревновать? — запальчиво проговорила Татьяна. — Это твой муж.

— Бывший, Танюша. Бывший, из прежней жизни, — повторила Алина, и память услужливо перенесла ее в другое место на несколько лет назад, в такую же далекую юность…

Даже в своем поношенном желтом плаще Алина не чувствовала себя в столице провинциалкой. И в то же время ей так хотелось хотя бы примерить ту изысканную, великолепную одежду, что была выставлена в витринах, на которые указывала ей Рита, не переставая при этом без умолку болтать.

Москва привела Алину в совершеннейшее восхищение. Она была потрясена ее широкими проспектами, бульварами с рядами старых лип, со сверкающими магазинами, элегантными и надушенными женщинами.

После родного тихого Орла, столица казалась семнадцатилетней девушке пещерой Али-Бабы. Только надо было найти заповедную дверь в нее и сказать: «Сим-Сим! Откройся!» — и там, за той волшебной дверью, жизнь — сказка. Со всеми вытекающими из этого последствиями. Она надеялась одна справиться с такой сложной задачей, самонадеянно отвергнув любезно предложенную помощь своей двоюродной сестры Риты Зуевой и ее домашних.

Алина уже два полных дня гостит у них. Ей нравится шумная, веселая атмосфера дома Зуевых.

Ритина мама, Галина Дмитриевна, шьет на дому. У нее одеваются многие известные актрисы. Вчера, например, она видела там Людмилу Гурченко, а сегодня должна заехать за костюмом сама несравненная Пьеха.

«Вот бы Лидке Прудниковой рассказать!» — подумала Алина и украдкой вздохнула, вспомнив свою орловскую подружку и грустные мамины глаза.

— Алинушка, голубка! Ты уж к Галине нашей прилепись, она тебе с устройством в Москве по-родственному помочь должна! — говорила ей на прощание мама, старательно укладывая в чемодан нехитрый дочкин скарб. — Я Гале в письме все написала. И про болезнь свою, и про отцовы неурядицы, и про Алешку. Авось не прогонит тебя сестрица из хором своих. Ее свекровь пол-Москвы обшивает. Галину заказами обеспечила, чай, и тебе что обломится от их знакомств! — промокнув углом передника слезы, Зинаида Дмитриевна горестно смотрела на Алину.

— Мам! Ну что ты бедную родственницу из себя изображаешь? И хочешь, чтобы и я такой провинциалкой-приживалкой к ним явилась! — сердито проговорила Алина, метнув на мать быстрый взгляд своих синих глаз. — Ведь знаешь прекрасно, что я не буду у них долго задерживаться. Поживу, пока экзамены. А потом — в общагу.

— Вот-вот! Этого-то я больше всего и боюсь! Общежитие — девочки-гуленочки, мальчики-пеленочки! — Зинаида Дмитриевна обиженно поджала губы и сразу превратилась в немощную старушку.

У Алины от жалости к ней заныло сердце, и она нежно прижалась к матери.

— Мамуля! Ты же мне доверяешь? Верно? Я сначала стану знаменитой модельершей, а потом уже можно будет и о пеленочках подумать. А пока — никаких мальчиков. Я человек серьезный! Ведь так? — и она улыбнулась обезоруживающей улыбкой.

Зинаида Дмитриевна поцеловала дочь и, перекрестив ее своей натруженной рукой, ушла на кухню готовить Алине ссобойку в дорогу…

Рита Зуева очень обрадовалась приезду Алины. Сестра была на два года моложе ее. И хотя свободный и беззаботный образ жизни, какой могла себе позволить хорошо обеспеченная семья Зуевых, мог вызвать чувство собственной неполноценности или зависть у провинциалки, Алина Светлова, однако, прекрасно вписалась в уклад столичного дома своих родственников.

— Ты — новое, прелестное украшение нашего интерьера! — радостно рассматривая Алину со всех сторон, щебетала Рита. — Да и одета ты просто блеск! — сестра бесцеремонно ощупывала Алинины одежки, даже умудрилась заглянуть под украшенную ручным кружевом ситцевую юбку.

— И где только я не искала что-нибудь подобное, — и в ГУМе, и на Кузнецком. И бабку просила сшить, и матери плешь проела. А она — на тебе — в каком-то занюханном Орле приобрела такой офигенный костюм! — Рита, не скрывая восхищения, дергала за полы фигаро Алининого сарафана.

— Во-первых, Орел — старинный центр русской культуры с прекрасными традициями, — резко сбросив со своего плеча руку сестры и при этом мягко улыбаясь, говорила ей Алина. — Во-вторых, я с третьего класса серьезно занимаюсь моделированием одежды и все, что у меня, а вернее, на мне — сшито моими руками. И этот костюм — тоже! Понятно? — она строго посмотрела Рите прямо в глаза. — И в-третьих, пожалуйста, запомни, что я, хоть и твоя сестра, пусть даже двоюродная, но приехала в Москву не для того, чтобы вы меня здесь все жалели и опекали. Нет, я всего добьюсь сама и буду знаменитой модельершей. Вот увидишь! — она победоносно взглянула на свою собеседницу.

— Ладно, не хорохорься! Поживем — увидим! — дружелюбно ответила Рита. — А сейчас идем, я тебя с бабулей познакомлю! — и она потащила Алину в другую комнату.

При первом взгляде на женщину, сидевшую за электрической швейной машиной, Алина почувствовала, что Клавдия Елисеевна совершенно не похожа на всех других бабушек, каких ей доводилось видеть до этого.

Она была высока ростом, сидела абсолютно прямо, будто королева на троне. Крупное лицо, над широким ртом, вечно растянутым в обманчивой улыбке, торчал большой нос. Веки бабушка накрасила зелеными тенями, в тон измурудно-зеленой атласной блузе.

Клавдия Елисеевна всем своим видом производила впечатление человека надменного и неприступного — но, едва взглянув на стоявших в двери девушек, она внезапно одарила их обворожительной улыбкой.

— Так вот ты какая пташка — Алинка! — трогательно произнесла она, откинувшись к высокой спинке стула. — Красавица! Истинная русская красавица! — с удовольствием разглядывая Алину, говорила она. — Живи у нас в доме, сколько хочешь. Я люблю все красивое. От этого у меня и работа спорится, и душа светится!