Любовь от кутюр - Ирина Масарновская

— Георгий Валентинович, несколько дней назад ко мне забегала Ритина приятельница Таня Орлова! — вдруг воскликнул Ефремов.

Громадский вопросительно посмотрел на него.

— Ну и что из этого следует? — недоуменно спросил он Вадика.

— А следует то, что Татьяна, вроде шутя, взяла у меня интервью, сказав, что оно нужно ей как эскиз к портрету великого русского кутюрье, — так она выразилась, — о котором в будущем собирается написать книгу…

— Погоди, не тараторь, — Громадский незло перебил Вадика. — Слушай, о чем сейчас говорит ведущая телепередачи.

«Мы благодарны молодой журналистке Татьяне Орловой, так оперативно и, главное, достаточно умело сделавшей вместе с фотохудожником Евгением Ермишевым этот репортаж о Вадиме Ефремове — новом имени в русской моде, — диктор очаровательно улыбнулась и пригласила малышей посмотреть мультик.

— Ай да Татьяна! Ай да молодец! — Громадский широким шагом мерил свою захламленную всяческим реквизитом комнату, то и дело спотыкаясь о коробки, светильники, чемоданы. — И как же это я вчера Женьку Ермишева просмотрел? — от удивления он остановился перед Вадиком, сидящим в накинутом на голые плечи халате.

Высокий, достаточно стройный, с сильным торсом, Георгий Валентинович был красив той мужской красотой, которая часто проявляется к сорока годам.

Вадик измерил его с головы до ног оценивающим взглядом и произнес, отводя взгляд в сторону:

— Дядя! А вы тоже могли бы стать хорошей фотомоделью. Правда, трусы олимпийские тогда нужно было бы заменить на что-то новенькое, ну, например, от фирмы «Адидас».

— Бесстыжий! — Громадский схватил валявшуюся у изголовья тахты большую банную простыню и, завернувшись в нее, направился в сторону ванной.

— Почему же я бесстыжий, если профессионально оценил ваши внешние данные? — вслед ему спокойно проговорил Алин.

Опять зазвонил телефон. На сей раз звонила сама Орлова.

— Вадюша? Ты, конечно, смотрел? — с чувством собственного достоинства спросила Татьяна и, слегка понизив голос, произнесла: — Мой Армен тут для твоего будущего салона кое-что оставил. Так что жду в гости, можешь с Риткой, в пятницу к 18 часам. Адрес мой записан у тебя в журнале заказов, — Орлова положила трубку.

Ефремов еще несколько минут обалдело смотрел на внезапно замолкнувший аппарат, а потом начал лихорадочно вертеть телефонный диск, набирая номер квартиры Зуевых.

Рита ответила сразу, будто дежурный диспетчер:

— Слушаю вас!

— Ритуля, умоляю тебя, объясни мне, что для меня мог оставить этот Татьянин Армен? Она зовет нас с тобой к себе в гости в пятницу, но ведь я же завтра еду на неделю к Григонюсу в Вильнюс. Он пригласил меня на презентацию своего салона мод. У меня уже билет в кармане, — капризным голосом говорил Ефремов.

— Вадик, насколько я могу судить об этом деле, Армен, наверное, сегодня увидел Татьянин репортаж и понял, что в тебя можно вкладывать средства, — немного подумав, пояснила Рита. — Армен сам никому из ее знакомых почему-то не показывается, все дела решает через Таньку.

— Он кто, этот Армен? Ее любовник, что ли? — переспросил Ефремов.

— Фу, как грубо! — фыркнула Рита. — Любовник, если по-советски, это так примитивно и пошло.

— Смотря какой любовник. Если он босс…

Рита прервала Вадика на полуслове:

— Армен может и босс, но для Орловой он спонсор!

— Ах, да, я и забыл, что так теперь вы зовете всякого, кому дарите любовь за большие деньги и тряпки! — разозлился Ефремов.

— Успокойся, не злорадствуй. Армен действительно любит Таню. Сам видел, есть за что: красавица обалденная, умница! — восхищенно проговорила Рита.

— Ну, допустим, не красивей тебя! — вставил Вадик.

— Не льсти, пожалуйста, — Рита немного помолчала. — Так вот, думаю, что Армен готов сделать соответствующие инвестиции.

— Да, нахваталась ты новых словечек у себя на телевидении, — не удержался от комментария Ефремов.

Рита пропустила эту его реплику мимо ушей.

— Конечно, идти к Орловой нужно, обязательно. Но если ты не можешь в пятницу, не говори ей об этом. Я схожу одна, выясню по возможности у нее про все, что касается твоего дела, а потом тебе доложу. Согласен?

— Ну конечно, Ритуля, родная! — обрадовался Вадик. — Ты мой секретарь, полпред, друг сердечный.

— И любовница, — слегка дрогнувшим голосом сказала Рита.

— Зачем же так! — почти на шепот перешел Ефремов, словно его мог кто-то услышать в этой пустой комнате. — Ты — моя единственная любовь! И если мои дела сдвинутся с мертвой точки, то к показу моей весенней коллекции, уверен, ты уже будешь подписывать пригласительные билеты как супруга Ефремова.

— Ладушка! Родной! Я так счастлива! Прости меня за резкость! Я все для тебя сделаю и даже больше, — весело защебетала в трубку Рита, а на лице Вадика разлилась блаженная улыбка. Он от удовольствия зажмурил глаза, прилег на тахту Громадского, прижался ухом к телефонной трубке и через несколько минут уже сладко спал, сморенный напряженным трудом последних дней и радостью ожидания дней новых…

С шестнадцати лет ее фигура бросалась в глаза мужчинам. Пышный бюст в сочетании с тонкой талией, длинными ногами и округлыми бедрами, да еще в придачу рыжие волосы и зеленые глаза делали Таню Орлову очень обольстительной. Особенно ей не давали проходу представители так называемого сильного пола с восточной окраской.

Приехав из провинциального Орла в столицу с надеждой поступить на журфак МГУ, Татьяна сразу стала объектом поклонения нескольких московских чиновников.

Ей откровенно было предложено переспать с одним из университетских комсомольских функционеров за право льготного поступления как дочери советского генерала, погибшего при исполнении интернационального долга.

Таня фыркнула, как дикая кобылица, и, послав очень грубо и далеко молодого нахала, блестяще сдала экзамены, о чем и телеграфировала матери в Орел.

Лидия Петровна Орлова тяжело перенесла гибель мужа, стала часто болеть. Но, когда Таня была уже в университете на третьем курсе, вдруг возникла эта поздняя любовь между ней и инженером Светловым. Таня узнала обо всем от своей орловской тетки. Она в резких тонах написала матери, что никогда не простит ей предательства памяти отца.

Через неделю соседка Лидии Петровны по площадке, захлебываясь в слезах, сообщила Танеиз Орла о смерти Лидии Петровны.

Таня поначалу бурно переживала кончину матери, корила себя за свое злое письмо к ней, но потом, поразмыслив, успокоилась.

Еще через год Татьяна «для пробы», как она сама говорила своей единственной близкой подруге Рите Зуевой, вышла замуж за старшекурсника, филолога, москвича Артема Голикова.

Прописавшись у свекрови, Татьяна полностью окунулась в жизнь московской богемы.

Эвелина Эдуардовна Голикова работала в издательстве «Искусство», поэтому лично знала всю «приличную Москву», как любила говорить она, затягиваясь дорогой сигаретой и попивая кофе из чашки севрского фарфора.

Артем Голиков, похожий на ежа, толстый веселый увалень, типичный московский мальчик-мажор, был начисто лишен чувства ответственности за свои слова и поступки. Он влюбился в Татьяну в одночасье, едва увидев ее в университетской библиотеке, куда он заглянул к очередной своей подружке Миле Куниной.

Орлова в то время как раз отдыхала от сердечных дел, и когда буквально на второй день их знакомства этот шикарный молодой человек предложил ей разделить с ним всю его дальнейшую жизнь и кров, Таня, не долго думая, согласилась.

Отец Голикова, крупный номенклатурный работник, служил в очень серьезном учреждении на Лубянке. За ним каждое утро приходила черная «волга», а в подъезде дома сидели попеременно за небольшим столиком у входа то молодой человек в штатском, то толстая тетка со злым бегающим взглядом, так что в квартиру Голиковых можно было попасть, только предъявив этим вахтерам удостоверение личности.

Татьяну приняли в доме Голиковых на равных, даже иногда хвастаясь невесткой — дочерью афганца-героя, советского генерала, оставившего к тому же ей неплохое наследство и кое-какие льготы.

Артем любил шумные компании, долгие вечеринки, незаметно переходившие из одних суток в другие. Он умел красиво и вкусно есть, шикарно одеваться и не жалел папиных денег на Татьяну.

— Ты должна иметь отличный «прикид»! — говорил иногда Артем, раскладывая вороха одежды перед смущавшейся в начале их семейной жизни Татьяной. — Это сегодня принесла для тебя лично Лизка Старыгина. Говорила, весь Лондон только такие шмотки и носит нынче.

Постепенно Татьяна освоилась с бытом семьи Голиковых. Теперь, когда Артем приволакивал ей очередную порцию тряпок, привезенных из-за бугра кем-то из его друзей, она рассматривала эти вещи снисходительно, оценивая и их, и себя с долей иронии. Она уже и так одевалась, как истинная столичная дама, знавшая толк в вещах и, главное, умевшая отделить истинную ценность от подделки.