Книга 1. Цепные псы одинаковы - Иней Олненн

Эриль сердито сверкнул на него глазами:

— У тебя кроме колдовства на уме еще что-нибудь есть, Ян Серебряк?

— Нету, — честно ответил Ян. — Сейчас нету.

Эриль покачал головой.

— Никогда не думал, что в человека столько страха вместиться может. Это твой собственный страх, аюл! Уж не знаю, что ты там себе напридумывал, но этот страх чуть не убил тебя.

— Так что ж, — догадался вдруг Ингерд, — если б я не боялся, то смог бы по твоему лесу беспрепятственно ходить? И ты не наказал бы меня за это?

Эриль поглядел на него.

— Страж этого леса — внутри каждого, кто входит сюда, — сказал. — И только он решает, впустить тебя или нет. Это древняя защита, и она не причинит тебе вреда больше, чем ты сам себе можешь причинить. Ладно. За мной ступайте.

Поплелись за ним Ингерд и Ян, еле ноги переставляют и потихоньку к худшему приготавливаются.

— Чует мое сердце, не выберемся мы отсюда, — пробормотал Ян. — Зачем мы здесь?..

Вечереть стало, долго они шли, по сторонам озираясь, меж корней да под низкими ветвями тени копиться начали, взялись за ноги цепляться. Эриль Харгейд шагал вперед широко, только белые волосы плескались по спине, и заходящее солнце вспыхивало в них искрами.

И вот выросла перед ними скала, вся ольшаником да калиной заросшая, а кое-где кривые ели за камень корнями зацепились да так и росли — в тесноте, да не в обиде. Эриль скоро на эту скалу взобрался, а Ингерд и Ян отстали и на самый верх едва ли не ползком заползли. И оказалось, что никакая это не скала, а стена крутая, из огромных глыб сложенная, и была она такая высокая, что дух захватывало вниз глядеть, и такая старая, что лес давным-давно накрыл ее деревьями и травой. Ингерд на ноги встал, рукавом пот с лица вытер, да так и застыл на месте, будто заклятье на него наложили. Ян руки поднял, чтобы волосы под кармак заправить, и замер, но не колдовство тому причиной было.

Стоят они на краю стены, а стена в кольцо изломанное замыкается, а в середине кольца того — ни травинки, ни кустика, один песок, а на песке — нет следов ни человеческих, ни звериных, ни птичьих — никаких. А стоят на том песке исполинами девять черных камней — каждый как врата в зимнюю ночь безлунную, и каждый всесильными Рунами отмеченный. Закатное солнце сползало по ним алыми потоками, а ветер кружил песок и пыль у их подножия и приносил оттуда могильный холод и болотный запах остановившегося времени.

— Что это? — прошептал Ян.

Он стоял на краю обрыва, весь как натянутый лук, и в расширившихся глазах его плясали тени угасающего дня.

— Это сердце нашего мира, — тихо сказал Ингерд. — Никто и никогда не видел его. Зачем ты показал нам его, колдун?..

И эриль Харгейд ответил:

— Когда-то давным-давно нашу страну населяли одни звери и птицы, они жили много лет, а людей не было вовсе. Потом пришли три брата и пожелали заселить эти земли людьми. Светлоликий и Темноликий сплели из трав прочную сеть и накинули ее на леса, луга, озера и реки. Много живности попало в их сеть, а стали тащить — порвалась сеть, и вся добыча поразбежалась. Вся, да не вся: медведь попался, кабан, огненно-рыжий лис, тур ветвисторогий, снежный барс, лесная куница да волк с черной шкурой, запутались крыльями серебристый сокол и зоркий орел, а с ними вместе выдра, желтоглазая рысь, росомаха да маленькая испуганная мышь. Ударили братья по рукам, и обратились звери и птицы в людей, и от них пошли другие люди, они собирались в роды и всегда помнили, кто их предки. Братья научили людей возделывать землю и растить хлеб, ловить рыбу и охотиться. Они научили их строить дома, шить одежду и разводить огонь. Опять ударили братья по рукам, остались довольные своей работой и прилегли под березой отдохнуть. Пришел тут младший, Багряноликий, брат, посмотрел на людей и увидел, что живут они в согласии, но души их окутаны туманом. И пожелал младший дать им Знания. Собрал он листья с ольхи, рябины, тиса, яблони и падуба, добавил к ним листья с той березы, под которой спали его братья, перемешал их хорошо и бросил по ветру. Ветер закружил листья, упали они на землю и обратились в Тех Кто Ведает — в ведунов. Рассказали ведуны людям про Небо, про Землю, про Море, про Горы, и лишились люди покоя, захотелось им дознаться до сути. То желание довело их до споров, а споры — до драк, и поднялся шум, и проснулись от этого шума старший и средний братья. Увидели они, что творится меж людей, ими созданных, рассердились на младшего брата и в гневе убили его. Тело разрубили на куски, каждый кусок обратили в камень, поставили камни кругом и произнесли над ними страшное заклятье, что оживить камни может только кровь маэра — избранного, но такой день станет последним для людей. И сделали разгневанные и обманутые в своих замыслах Темноликий и Светлоликий братья людям последний дар: научили их изготовлять оружие и воевать друг с другом. После этого в последний раз взглянули на творение рук своих и ушли — светлоликий в Теплое Море, Темноликий — в Белое, предоставив людей самим себе.

Так написано Рунами в Каменных Книгах Зачарованного Леса.

Эриль Харгейд умолк.

С ужасом глядели Ингерд и Ян на черные камни, ибо в единый миг ожили перед их взорами страшные видения древних легенд, в каждом сердце от одного Моря до другого дремавшие. Отмахивались прежде от легенд этих — что было, то было, давно быльем поросло, а тут вот оно, рукой дотянись — живое, но мертвое, мертвое, но живое… Ян трепыхнулся, будто в небо взлететь хотел, да не мог, ибо в клетке вдруг увидел себя — птицу вольную, поднебесную! А Ингерд стоит рядом, как вкопанный, и ровно бы даже не дышит.

— Я понял, — хрипло произнес он. — Это — кровавое сердце земли нашей, оно жаждет смертей и убийств, а мы стремимся утолить эту жажду, потому как все мы — кусок этого сердца…

— Поэтому мы столько убиваем? — вторит ему Ян. — Ведь мы убиваем так же легко, как бросаем в землю зерно. Мы, мужи, отнимаем жизнь столь же беспечно, как даем ее. Иль проклятье на нас? Иль не чтим мы пращуров наших? Иль недовольны вечувары жертвами, что им приносятся?.. Когда будет мир в землях наших?

— А что такое мир? — спрашивает эриль. — Я поведал вам о трех братьях, их имена — Дух Мира, Плоть Мира и Кровь Мира. Кровь Мира была пролита, с того дня пробил час сражений, началась бесконечная Эра Битв, и она не закончится никогда, ибо Кровь Мира нельзя остановить. Наша плоть — часть одной плоти, наш дух — часть одного духа, и наша кровь — ручей от одной реки. Наши сражения бесконечны, оружие против оружия, дух против духа — выбор за нами, но не выбрать нельзя. Мы лишь можем решить — во имя чего.

Ингерд молчал. Ян тоже. Молчал лес за спиной, словно ждал чего-то, словно сказать что-то хотел, но все же молчал. А тут и хорек с рыжей спинкой объявился.

— Долгая дорога измята вашими сапогами, — произнес эриль Харгейд, — Высокие звезды свидетели ваших дум, вы много повидали и многое узнали. Что со всем этим делать — решайте сами.

И он указал рукой прочь из леса.

Ингерд и Ян пошли за хорьком, оставив за спиной страшное место. И невдомек им было, что Ингерд и Ян, что покинули Зачарованный Лес, — уже совсем другие люди.

Когда мимо светлого ручья проходили, набрали воды полную флягу, чтоб Згавахе отнести. И опять у кромки зеленого леса им встретился один из ведунов, и опять Ингерд и Ян в спешке одеждой менялись, путаясь в рукавах и штанинах.

Немало они шли, да обратная дорога все ж короче, дошли, наконец, до Згавахиной избушки. Занимался рассвет (какого дня?..), а Згаваха все так же сидела у окошка и перебирала в лукошке овечью шерсть. Нисколько не продвинулась ее работа, и мелькнула у Яна мысль: а не сама ли Згаваха, хорьком обернувшись, с ними в Лес Ведунов хаживала?

— Исполнили мы твою службу, — сказал Ингерд, на стол флягу с чудесной водой ставя. — Помоги и ты нам.

— Спрашивай, — говорит Згаваха, а в избушке ее темно, как в погребе. — Но прежде обдумай: не изменился ли вопрос, какой задать ты мне хотел?

В избушке воцарилась тишина. Ян смотрел, как скрюченные пальцы ловко перебирают шерсть, и представил, что вот так перебирает ведьма человеческие судьбы, и содрогнулся.

— Не изменился, — подумав, ответил ей Ингерд.

— Что ж, тогда спрашивай.

И спросил Ингерд:

— Видишь ли ты мою душу?

Старуха кивнула, ни на миг не прекращая свою работу: хорошую шерсть в платок, что поплоше — под ноги.

— Что в ней?

— Ночь.

— Дай имя этой ночи.

Старуха подняла на него незрячие глаза и долго молчала, не шевелясь. Яну подумалось, что она ничего не скажет, но она сказала:

— Рунар Асгамир.

Ничего из того, что предполагал Ян, не случилось. Не рухнул потолок, не вспыхнул пол под ногами. Он думал, что Ингерд разнесет эту избу в щепки, едва услышит ненавистное имя, но тот просто повернулся и вышел. Ян хотел было пойти за ним, но старуха сказала: