Дурочка - Светлана Василенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Увернулась Ганна и побежала, через чащу, через терновник продираясь. Выскочила на другой стороне балки. Побежала в степь.
– Стой! Все равно поймаем! – кричал Председатель с другой стороны балки. – Вернись! От жары в степи сдохнешь, дура!
28
Ганна уходила все дальше и дальше в степь.
Солнце стояло уже высоко в белом выгоревшем небе.
Степь, стальная от полыни, постепенно накалялась, как сковорода. Становилось жарко.
Руки и тело Ганны были изодраны терновником в кровь, и раны саднило.
Хотелось пить.
Ганна оборачивалась и там, далеко внизу, видела речку, от которой она уходила все дальше. Речка сверкала на солнце и становилась все меньше и меньше, будто усыхала у нее на глазах: ее уже всю можно было поместить в кружку.
Хотелось выпить речку.
Ганна облизывала пересохшие губы.
На лице выступали капли пота и высыхали, оставляя следы соли, – выступали новые капли. Волосы стали мокрыми, темными, и солнечные лучи падали теперь, словно стрелы в мишень, все на темную голову Ганны. Обхватив ее, свою бедную голову, руками, Ганна побежала.
Бежать было некуда. Кругом была степь. Несло жаром как из печи. Ганна в изнеможении села. Хотелось пить, пить, пить…
Увидела под собой зеленые травинки, сорвала одну. Запихнула в рот, начала жевать. Сорвала другую: белыми каплями вытекало из стебля молоко. Обрадовалась, засунула стебель в рот: губы и язык стали горькими – это был молочай. Выплюнула, заплакала. Слезы падали на руки, и Ганна начала их слизывать. Но они были так же горьки, как и молочай. На лице слезы высыхали, и кожу под глазами стянуло, и она зудела от соли.
Она обернулась, чтобы посмотреть на далекую реку с прохладной водой. Река, сверкая и извиваясь, вдруг улыбнулась Ганне злобно сверкающей, лукаво ускользающей змеиной улыбкой и исчезла.
И Ганна поняла вдруг, что не дойдет. С укоризной, как на убийцу, посмотрела на солнце. И увидела: в белом выжженном, словно степь, небе – одиноко, как и она, Ганна, шло маленькое сморщенное солнце и само страдало от жара, неизвестно откуда идущего. Но солнце упорно шло и шло себе по небу.
Надо идти.
Ганна встала и качаясь пошла.
Она шла долго. Голова кружилась. Раны на ее теле кровоточили. Пот заливал лицо, а она все шла и шла, глядя себе под ноги, ощущая боль в пятках от сухой каменной земли и от острых, как иголки, остьев.
А когда вдруг подняла голову – остановилась пораженная, не веря своим глазам.
Перед ней лежало огромное – от края до края – синее озеро.
Счастливая, побежала Ганна к озеру. С разбегу прыгнула в воду.
Соленой водой вдруг обожгло тело. Солью кровавые раны разъедало.
Словно душу насквозь прожгло.
Закричала Ганна от боли:
– ГА-ГА-ГА!!!
До самого неба кричала:
– ГА-ГА-ГА!!!
Озеро было – из слез жен татарских – Баскунчак.
Третья часть
1
Побиралась Ганна по дворам. Зима наступила.
Кутаясь в лохмотья, стояла у двери дома.
Постучала. Открыли.
– Нет, ничего нет. Ступай, девочка, ступай себе, – захлопнула женщина дверь.
2
В другой двор зашла Ганна. Подошла к дому. Постучала. Никто не открывал.
Вдруг тихо, неожиданно напала на нее сзади огромная лохматая собака, опрокинула. Трепала ее, как куклу. Молча отбивалась от нее Ганна. Рыча, докатила Ганну до калитки. Выскочила Ганна за калитку.
Хозяин вышел на порог.
– Молодец, Буран, – похвалил собаку.
Кинул кусок мяса собаке. Та поймала, проглотила не разжевывая.
3
Побрела дальше Ганна. Снег пошел. Падал медленно, хлопьями.
Ганна закружилась, ловя ртом хлопья. Если поймает, счастливо смеялась. Как злые щенки, мальчишки набросились:
– Дурочка! Дурочка!
Ганна села у стены пустой церкви нахохлившись. Мальчишки отстали. Сидела дрожала от холода. Снег все падал и падал, укрывая землю.
Вдруг ударило над головой Ганны:
Бум!
Земля сотряслась.
И еще раз:
Бум!
Небо задрожало.
Подняла голову: на колокольне – отец Василий стоял, в колокол бил.
Бум! Бум! Бум!!! – медленно густым потоком, будто мед из кувшина, вытекал из колокола звон, золотом разливался над миром.
Выбежали люди из домов. Подняли кверху лица.
– Глянь-ка! Колокол безъязыкий заговорил!
– Отец Василий язык золотой ему вылил!
– Где ж столько золота взял?
– Клад нашел. Клад Стеньки Разина, говорят, ему открылся.
Спешили к церкви и стар и млад.
– Праздник сегодня, православные! Крещение!
4
После службы к реке Подстёпке пошли.
Впереди батюшка, отец Василий, с золотым крестом идет, за ним – весь народ.
Ганна за всем народом последняя идет.
5
Посреди реки крест стоял, изо льда вырубленный, голубой.
Сиял весь на солнце.
Мужики у креста вырубили прорубь.
Освятил отец Василий воду:
– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.
Повернулся к народу.
– Крещение сегодня, православные! – сказал. – С праздником!
Поскидывали смелые мужики и парни одежду и в чем мать родила в прорубь попрыгали.
Ледяной водой из проруби в баб плеснули.
Завизжали бабы, рассмеялись. Голых мужиков в проруби снежками забрасывали.
– Все как в старину! – зашептались старухи. – Все как раньше было!
Худая баба санки к проруби везла. На санках запеленутый, как младенец, больной мужик лежал, в небо смотрел.
Подвезла к проруби, пелена раскутала:
– Примите, хрестьяне, мужа моего. Год лежит, не встает. Может, от святой воды получшает ему?
Приняли мужики бледное, исхудавшее, как мощи, тело. С рук передавая на руки, окунули в воду.
Положили, как младенца, на пелена. Укутали.
Мужик лежал-лежал в пеленках, да как заорет на жену благим матом:
– Растуды тебя туды!!! Растудыкалку мою всю мне отморозила! Чем теперь тебя туды я тудыкать буду?
Загоготал народ:
– Глянь-ко! Вылечился! Видно, водица помогла! Святая водица!
Подхватили, закричали:
– Святая водица! Святая! Святая!
С хохотом и криком стали раздеваться все остальные мужики, парни и мальчишки. Сбрасывали с голов шапки, стаскивали с ног валенки, скидывали тулупы, портки, рубахи – и сигали в ледяную воду: аж дух захватывало!
Ганна подошла к проруби, святой воды в ладошку набрала и всю – по ледяному глоточку – выпила…
Вдруг засвистело вдали, заулюлюкало.
Поглядела Ганна вдаль. По льду темная толпа бежала – лед дрожал – приближалась.
– Мужики! Вылезай из проруби! – закричал парень рядом с Ганной. – Комсомольцы бегут!
Выскочили из воды, порты надели, встали стеной.
6
Подбежал комсомол, темной стеной напротив встал. Будто птенцы вороньи, рты раззявили.
– Бога нет!!! – проорали. – Бога нет!!!
Мужики молча стеной стояли.
Заломивши шапку на кудрявой голове, подбоченившись, вышел вперед статный комсомолец-секретарь. Оглядел мужиков зорко.
– Убирайте крест! – закричал.
Мужики стояли стеной, молчали.
За их спиной – крест сиял на солнце ледяной. Слепил комсомольцу глаза.
– Рубите крест! – заслонившись от света, закричал комсомолец.
Не договариваясь, молча мужики сцепились друг с другом руками.
Отец Василий встал у креста, заслонил крест собою.
– Рубите!!! – заорал комсомолец, взбесившись, с пеной у рта. – Нету Бога! Нету!.. Сдох ваш Бог!!!
– Врешь!!! – закричал вдруг кто-то позади мужиков.
Толпа раздалась в обе стороны.
Навстречу статному комсомольцу вышел небольшой – комсомольцу по пояс – мужичок: тело его было все в шрамах от пуль, в рубцах от сабель. Встал напротив, бросил шапку оземь:
– Врешь, собака! Жив Бог! Бог живой!!!
– Батька? – удивился комсомолец.
– Я, сынок, – ответил.
– Уходи, отец! – приказал сын.
Грудью на отца пошел:
– Ты ж, отец, красноармейцем был, за Советскую власть кровь проливал!
– Против Бога я не воевал! – ответил отец.
Грудью на пути сына встал.
Налились глаза комсомольца кровью.
– Уйди с дороги! – закричал бешено. – Уйди!
Толкнул изо всей силы отца. Упал отец, ударился головой об лед. Кровь изо рта показалась.
Ахнул народ.
Но поднялся, шатаясь, отец. Схаркнул кровь, подошел к сыну.
– Чертов сын! – сказал, размахнулся и ударил его по зубам.
Словно бусы, изо рта на лед белые зубы посыпались, жемчугом по льду раскатились.
– А-а-а!!! – страшно закричал сын окровавленным ртом. – Убью!!! – и пошел на отца.
Будто обнявшись, схватились в смертельной схватке отец и сын.
– Наших бьют!!! – закричали с обеих сторон.
И пошла потеха.
Начался кулачный бой.
7
Все смешалось: голые по пояс мужики, комсомольцы в куртках из чертовой черной кожи, бабы в цветастых полушалках, шнырявшие тут и там мальчишки…
