Русская поэзия Китая: Антология - Николай Алл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мгновений несколько меж серых облаков…»
Мгновений несколько меж серых облаковПроталинки молочного фарфора,Поголубевшие у желтых ободков,Глубинный свет сочили из простора.
И ветка в холоде темнеющего дняС пучком едва позеленевших почекГрядущую весну пропела для меняНевыразимостью небесных строчек.
1934 ШанхайГУ-ПАН ГУН-ШУ
Задремала стража. Знойно лето,В синеве застыли облака.У ворот, чернеющих от света.Не кричат разносчики с лотка.
Сам хозяин на войне, в отъезде.Солнце вырезные тени льетНа зверей из камня на подъезде,На дверей узорный переплет.
Зной разлил в усадьбе неподвижностьПолуденную глухую тишь.И звенит китайская недвижностьНад разлетом черепичных крыш.
Лепестки глициний стелют просиньНа увитой лозами тропе;Золотые рыбы хлеба просятВ медленно струящейся воде.
И вот тут, на сломанных перилах,Где растет по трещинам трава,Медленная вечность обронилаТишиной пропетые слова.
БОРИС БЕТА
ЛОШАДЬ ПАЛЛАД А
Опять заслышать на зареСквозь мягкий сон укрытых глазПротяжность зовов на трубе,Вновь неожиданных для нас,Заспавших и на этот разУстав о воинской игре!..
Проснуться так: в окне морозРаздольных голубых просторов,И миг приготовлений скорых,И звоны на одетых шпорах,И натощак от папирос —Проклятый кашель без угроз…
А вышел — что твое вино,Он ранью ковкой опьянит,И снова в высоте звенитИ заливается труба,И сердце ей опьянено,Хоть холодеет на губах!
Пола тотчас же просквозит,Походка звонкая легка,И песня новая звенит;Чея-то глупая рукаУже засыпала овес,И чешется, рассевшись, пес.
У двери теплых денниковНавоз подстилочных клоковДымится свежестью своей,И стуки-постуки подковУверенные: из дверейВыводят первого коня…
О, Господи, прости меня,Что я опять желаю брани,Что вот опять мое желаньеПроходит, славою звеня,И смяты смертно зеленяОтменным полевым галопомНа страх застигнутой Европы!..
МАНЬЧЖУРСКИЕ ЯМБЫ
IНу да! Еще не так давноВ мое раскрытое окноИ в дверь на цементный балконВставал июньский небосклон.Маньчжурский неподвижный зной:С утра ленивая пора,Лимонов профиль вырезной,А во дворе — детей игра…И плыл дрожащий горизонт,И млели там зонты дерев,И солнце — огненный орех —Опять слепило горячо.Опять стремительный драконВзмывал в лазурь, на высоту,И делался горяч балкон,И пронизала пустотуОгня небесного искра,И приходила в мой покой,Касалась легкою рукойТоска (она любви сестра).
IIНу почему бы не поплыть,А то отправиться пешком,С бродячим за спиной мешком.Туда, где с башнями углыОглиненных кизячьих стен,Где вовсе раскрывает светИспепеляющий дракон;В бумаге поднято окно,И на циновке детский стол,И флейта плачется светло,А музыкант на ней — слепой.Проедет в толстые вратаМешками полная арба…Коней дрожащая губа,А шея стрижена, крута,Извозчик по пояс нагой(И как мала его нога!),А там стреляет кнут другойИ — впряженных коров рога…
IIIНе раз задумывался яУйти в глубокие края,И в фанзе поселиться там,Где часты переплеты рам;Бумага в них, а не стекло,И кана под окном тепло.На скользкую циновку сесть,Свинину палочками естьИ чаем горьким запивать;Потом курить и рисовать,Писать на шелке письмена —И станет жизнь моя ясна,Ясна, как сами письмена.
1923 ХарбинГОЛОС
Летают в воздухе святом,Неслышно пропадают птицы.Над ровным лугом — желтый дом,А дух на воле и томится.
Есть в облаках сиянье льдин,В пруду метнулась рыба кругом,И в этот полдень я одинДышу томительным испугом.
Так жадно думаю о Вас,И расцветают все движенья,Далеких губ, далеких глазВлиятельное выраженье.
А вот счастливая рука:Она имеет тяжесть тела;Святая кровь — ее река —Высоким шумом прошумела.
И смелый голос надо мнойПоет неслышными словами,А небо с той же синевойИ уплывающими льдами.
1924 ШанхайВИКТОР ВЕТЛУГИН
У ОКНА
Слепая ночь устало хмурится…Как много снега намело.Там убегающая улицаЛегла серебряной стрелой.
А я прильнул к стеклу оконному —Мне как-то странно хорошо.Я памятью настороженноюВ страницы прошлого ушел.
И, воскрешая ту, забытуюЛюбовь — забытую мечту,Глазами, широко раскрытыми,Гляжу в немую темноту.
«Тонкой змейкой раскинута сталь…»
Тонкой змейкой раскинута сталь,В синеву убегает зигзагом.Я не знаю, давно ли я сталЗагорелым и дерзким бродягой.
Только кажется мне, что давно,Что и предки мои кочевалиПо степям под сибирской луной,По скалистым хребтам Забайкалья.
А теперь, оглянувшись назадНа далекую жизнь, вижу сноваЦепь железобетонных громад,Переулки в гранитных оковах.
Бесконечную цепь проводов,Черным дымом пронизанный воздух,Перекличку фабричных гудков,Фонарей неподвижные звезды.
А еще — будто солнечный лучИль вечерней зари позолота —Из растаявших в сумерках тучУлыбается ласковый кто-то.
Может быть, этот вычурный бредЛишь сознаньем придуман усталым,Может быть, с незапамятных летЯ брожу по обветренным шпалам.
УЗНИК
Через зубчатые ночные тучи,Через решетку в маленьком окнеПрокрался робкий, одинокий лучикИ задрожал и улыбнулся мне.
Как будто думы тайные подслушав.Так улыбалась девушка одна,И с той улыбкой проникала в душуБлаженная святая тишина.
В моей тюрьме — она страшнее гроба —Случайный свет из глуби ледянойВ зверином сердце выросшую злобуСменил надеждою и тишиной.
Что из того, что жизнь проходит мимоТам, за решеткой в маленьком окне,Что кажутся крылами серафимаУзорчатые тени на стене.
Ведь сердце снова, снова верить стало,Что будет день, ворота отойдут,И в судороге ржавого металлаМне огненный почудится салют.
Я в жизнь войду, как гордый триумфатор,Как победитель тысячи племен.Увижу тени в золоте закатаЛишь для меня распластанных знамен.
«Гляжу, не зажигая света…»
Гляжу, не зажигая света,Из сумеречной темноты.Как, ветром сорванные с веток,Летят последние листы.
Но не грущу, не плачу яО том, что с днями и с годамиУходит молодость мояНеуследимыми шагами.
Ведь я унес и сохранилОбрывки недоговоренных,Колеблющихся, как огни,Неясных, словно бред влюбленных,
Случайных слов, и для меняОни нужнее и желанней,Чем свет прибрежного огняДля заблудившихся в тумане.
Я захочу — они звенят,И снова воскрешает памятьЗаворожившую меняСвоими детскими глазами…
У СТАНКА