Коротко обо всём. Сборник коротких рассказов - Валентин Валерьевич Пампура

В спокойном состоянии они были потухшими, и безучастными ко всему окружающему его миру. Казалось, рухни весь мир вокруг него, погибни люди, животные, вся планета, то это его нисколько бы не потревожило, даже если бы смерть угрожала ему самому. Но стоило пробудиться внутри него, какой то, только ему ведомой мысли, образу, как глаза его оживали, становились подвижными, осмысленными, и наполненными.

В такие минуты, движения его приобретали, нервозность. Он вставал с места, ходил в зад вперёд, потом вдруг внезапно замирал, и смотрел в пустоту, словно перед ним, было, что то конкретное, и осязаемое.

Вы конечно скажите, ничего удивительного. Обычное описание человека страдающего шизофренией. Так думал и я. Пока, по протекции, моего наставника, профессора, и врача, психиатра со стажем, детально не занялся этим случаем.

Поначалу наше общение, не складывалось, но по истечении некоторого времени, всё изменилось, одинаковый возраст, наше общее увлечение искусством, привели нас к темах интересовавшим нас обоих.

Мы сошлись, и вскоре, стали понимать друг друга. Многое рассказал он мне о себе, и о своей жизни.

Общаясь с ним, я бы не сказал, что он страдает психическим расстройством. Напротив, он был очень рассудительным собеседником, и наши беседы доставляли мне, огромное удовольствие. Его кругозор, поражал меня, это был хорошо образованный, и тонко чувствующий человек. От него я узнал много нового.

Он увлечённо говорил на любую тему. И только, пожалуй, одна тема, один случай, приводил его в крайнее возбуждение. Несколько раз он подходил, к тому, что бы рассказать мне, о нём, но охваченный странным беспокойством, прекращал разговор.

Много времени прошло, с тех пор, пока он смог рассказать мне о том случае.

И так, с вашего позволения, я расскажу вам эту историю, по порядку.

Есть разные типы, художников. Для одних из них, искусство, это владение особыми приёмами, при помощи которых, они отражают окружающую их жизнь. И, этим вполне довольны, особенно, если их плоды находят отклик в душах их современников, тогда их карьера считается состоявшейся.

Но есть и другой тип, художников, и этот тип не столь распространён как первый. Их не много, я бы сказал единицы. Как правило, этих художников не устраивает отражение жизни ради отражения. Им нужно что-то большее, вот только что, они сами порой не понимают.

В то время когда их более удачливые соратники по искусству, относящиеся к первому типу, пишут, лепят, высекают из мрамора, один шедевр за другим, они шатаются без дела, терзаются сомнениями, и не находят себе места, в этом заполненном талантами мире.

Если им предоставить колоритную фигуру, в качестве натурщика, такую, что как говориться, только пиши. То они отвернуться от неё, считая её пустой, и бессмысленной. А когда их спросят, чего им в ней не хватает, они, только отмахнуться, и снова потеряются в поиске, несуществующего идеала. Так было и с моим подопечным.

Далее я поведу рассказ от первого лица, так мне будет проще передать вам то, что привело его к нынешнему состоянию.

С детства, я жил в мире грёз. Образы, так тесно переплетались с моей жизнью, что порой я не отличал реальность от мира сновидений. Мне, мог присниться сон, где, я находился в старом, заброшенном доме, полным детских игрушек. Проснувшись, я шёл искать этот дом, и что удивительно, всегда, находил его, в точности, такой же, каким я видел его во сне, только без игрушек.

Подобные плавные переходы из снов в жизнь, а из жизни опять во сны, были для меня абсолютно естественны. И составляли мою внутреннюю жизнь.

Но мир грёз не ограничивался сновидениями, он выходил за рамки снов. Он простирался и на окружающую меня действительность, как бы наслаиваясь на неё. Так, что я и не осознавал, что нахожусь под влиянием его чар.

Я мог разговаривать с человеком, небольшой изгиб носа, которого, внезапно начинал расти, превращая его нос в длинный, загнутый крючок. И все линии его тела, а вслед за ними интонации и даже мысли, менялись вместе с ним. И вот уже передо мной стоял человек созданный, невидимыми силами, силами мира грёз, и он был для меня самой настоящей реальностью.

Сказать, что окружающий меня мир, принимал эти мои особенности, нельзя, он боролся с ними, противопоставляя им свою выпуклую, всегда готовую, но неподвижную действительность. Когда же, я, напротив, во всём видел движение. Но мне говорили: «Цветок состоит из стеблевой части (цветоножки и цветоложа) и листовой части (чашелистиков, лепестков и др.)» И так далее, но все эти фразы не давали мне ясного понимания, строения цветка, они распадались на отдельные образы, совершено не связанные друг с другом, и с самим растением.

Когда же я смотрел на растущий в природе цветок. То я видел движения сил, которые формировали его. Я видел не сам цветок, а ту силу, что давала ему упругость, и стремление, с которым он тянулся к солнцу, разрушая все не мыслимые преграды на своём пути.

Я всегда хотел писать, не натуру, а то, невидимое, что выстраивает каждую молекулу существа, каждую её мысль ещё скрытую от того момента, когда она с шумом преобразуется в речь.

Теперь вы понимаете, почему я не мог примкнуть к своим, товарищам по искусству, благословенным его величеством ремеслом.

Я не мог трудиться вместе с ними, потому, что всегда хотел писать, то, что написать, в принципе не возможно. И это не давало мне покоя.

Сколько времени, сколько сил, я потратил, прежде чем понял, чтобы уйти от ремесла, нужно работать с теми энергиями, которые пронизывают всё существующие на земле.

Я отдал всего себя, что бы хоть немного приблизиться к цели.

Я подолгу обходился, без сна и пищи. Наконец я покинул своих товарищей по искусству, и остался совсем один, как узник, заточённый в сырой темнице.

Иногда мне казалось, что я схожу с ума. Что весь мир отвернулся от меня, но я ошибался.

Мир, мой мир, только зарождался внутри меня. И когда он созрел, он вдруг осветил меня изнутри, внутренним солнцем.

Солнцем, лучи которого пробивались, сквозь меня, и устремлялись в пространство, освещая всё вокруг.

Тогда я снова взялся за кисти. Но все те приёмы, которым учили меня, не годились, они не вмещали в себя того, света, что теперь был во мне, и мне пришлось искать новые пути.

Следовать за теми силами, что пронизывали всё вокруг. Это трудно, но не невозможно.

Представьте себе