Загадка XIV века - Барбара Такман

Обстоятельства, приведшие страну к кризису, породила борьба за власть, сосредоточившаяся на фигуре коннетабля Клиссона. Он стал объектом политической враждебности и неувядающей ненависти герцога Бретанского. Пока Клиссон сохранял главный военный пост с доступом к огромным финансовым средствам и оставался в партнерских отношениях с «мармозетами» и с братом короля, дяди держались на расстоянии. Герцог Бретанский боялся его как соперника в бретонских делах и ненавидел все сильнее, потому что ему не удалось убить коннетабля, когда у него была такая возможность. В желании уничтожить Клиссона интересы герцога и королевских дядьев совпадали, и они тайно общались друг с другом.

Связующим звеном между ними был протеже герцога Бургундского, состоявший в родственных отношениях как с герцогиней Бургундии, так и с герцогом Бретани, — тот самый злодей Пьер де Краон, что растратил средства герцога Анжуйского в неаполитанской кампании. Он не подчинился королевскому приказу и не вернул деньги вдове Анжуйского, а вдобавок убил рыцаря в Лане, однако воспользовался своими связями и вымолил прощение. Эти проступки не помешали ему вращаться при дворе в числе искателей удовольствий. Должно быть, он обладал «обаянием зла». Тем не менее Краон разгневал Людовика Орлеанского, сообщив его жене — очевидно, из-за непреодолимого желания сделать пакость — о сердечной привязанности ее мужа на стороне. Герцог сам ему в этом признался и даже взял Краона с собой, когда посещал красивую, но излишне добродетельную даму, отказавшуюся от тысячи золотых крон в обмен на любовь. Прознав об этом, взбешенный Людовик рассказал королю о предательстве Краона, и монарх изгнал нарушителя спокойствия, а Краон заявил, что удалили его за то, что он попытался заставить герцога бросить оккультные практики и перестать общаться с колдунами.

Преисполненный негодования, он отыскал прибежище у своего кузена — герцога Бретани. В Краоне герцог нашел человека, который помог бы ему уничтожить Клиссона. Поскольку Клиссон был женат на племяннице герцогини Анжуйской, он автоматически разделял присущую этой семье вражду к Краону. Поэтому Краон уже подозревал, и герцог Бретани легко убедил его в этом, что его устранению поспособствовал Клиссон. Что ж, возможно, так и было на самом деле. По слухам, Клиссон обнаружил тайную переписку между Краоном и герцогами. Краон теперь жаждал отмщения.

Ночью 13 июня 1392 года, тайно вернувшись в Париж, Краон устроил засаду на улице, по которой Клиссон должен был возвращаться к своему особняку. Вместе с Краоном в темноте притаилась группа из сорока вооруженных сообщников. Для расправы с мирным горожанином этого хватало с избытком. Когда человек действительно хочет чьей-то смерти, рыцарский код для него не существует. Вместо того чтобы вызвать противника на открытый поединок, Краон предпочел напасть в темноте. За ним ходила слава человека бессовестного; впрочем, он был такой не один — Монфор тоже забыл о чести, верности и других принципах рыцарства, когда похитил Клиссона. Да и самого Клиссона нельзя было назвать Роландом. На этих людей подействовали последствия чумы, разбоя и схизмы, и основы рыцарского поведения были ими позабыты.

В сопровождении восьми безоружных помощников с факелами Клиссон возвращался верхом с вечеринки, устроенной королем во дворце Сен-Поль. Он обсуждал со своими оруженосцами ужин, на который на следующий день хотел пригласить де Куси и герцогов Орлеанского и де Вьена, когда неожиданно свет факела упал на темные фигуры всадников и тускло замерцавшие шлемы и кирасы. Нападавшие затушили факелы Клиссона и набросились на коннетабля и его спутников с криками «Смерть! Смерть!». Люди Краона не знали, на кого они нападают, от них это держали в секрете. Они были потрясены, когда их предводитель, выхватив меч, погнал их вперед и воскликнул: «Клиссон, ты должен умереть!»

— Кто ты? — выкрикнул Клиссон неизвестному противнику.

— Я Пьер де Краон, твой враг! — ответил тот, уже не скрываясь, поскольку предполагал, что увидит труп, а впоследствии и смену правительства. Его люди застыли, обнаружив, что принимают участие в убийстве коннетабля Франции. Они не решались продолжить атаку, «ибо в предательстве нет доблести». Вооруженный одним кинжалом, Клиссон отчаянно защищался, пока, сраженный множеством ударов, не свалился с лошади. Он упал на землю возле пекарни, и дверь отворилась под тяжестью его тела. Услышав шум, пекарь вовремя подскочил и втащил коннетабля в дом. Решив, что Клиссон мертв, Краон и его отряд бросились наутек. Те из спутников Клиссона, что выжили во время стычки, нашли его в пекарне. Клиссону досталось несколько ударов меча, он истекал кровью и казался мертвым. Короля подняли с постели и сообщили об ужасном событии. К тому моменту, как король примчался к пекарне, Клиссон пришел в себя.

— Как ты, коннетабль? — спросил Карл, пришедший в ужас от страшного зрелища.

— Неважно, сир.

— Кто это сделал с тобой?

Когда Клиссон назвал своего убийцу, Карл поклялся, что не успокоится, пока не накажет злодея. Он позвал своих врачей, и те, осмотрев Клиссона, закаленное тело которого пережило сотню сражений, пообещали, что он поправится. Клиссона перенесли в его резиденцию, и коннетабль был рад визиту де Куси, товарищу по оружию, которого первым после короля известили о нападении.

Приказ о поимке Краона не был выполнен, поскольку ворота города все еще оставались открытыми: засовы с них сорвали во время восстания. Узнав, что Клиссон чудом выжил, Краон бежал из города, галопом примчался в Шартр, а оттуда ускакал в Бретань. «Дьявольская история, — сказал он герцогу, объясняя свою неудачу. — Должно быть, все демоны ада — дружки Клиссона — собрались и вырвали его из моих рук. Ведь ему досталось более шестидесяти ударов мечом и ножей, и я был уверен, что он умер».

Король Карл счел, что покушение на главного защитника государства означает нападение лично на него, и приказал найти убийцу. Два оруженосца Краона и паж были обезглавлены, как и дворецкий его парижской резиденции за то, что не доложил о возвращении Краона в столицу. Каноника Шартра, предоставившего Краону убежище, лишили бенефиций и осудили на пожизненное заключение в тюрьме, посадив на хлеб и воду. Собственность Краона была конфискована и передана в королевскую казну, поместья и замки снесены. Возбужденное состояние короля передалось и придворным. Адмирал де Вьен, проводивший по приказу короля опись имущества Краона, выгнал его жену и дочь без каких-либо средств — в той одежде, какая на них была, а прежде, если верить одному отчету, изнасиловал дочь и забрал себе из дома все ценности. Возможно, он полагал, что предательство Краона оправдывает такое недостойное поведение, хотя товарищи-нобили его осудили. Попытка покушения на коннетабля породила уродливые поступки, словно Краон высвободил копившееся зло, которое наконец вырвалось наружу.

События пришли в движение, за убийством последовала война. Когда герцогу Бретани приказали выдать обвиняемого, он заявил, что ничего о нем не знает, и отказался что-либо предпринимать. Тогда король объявил ему войну. Едва оправившись от болезни в Амьене, Карл часто терял нить беседы и говорил невпопад, а еще то и дело словно над чем-то задумывался. Врачи не советовали ему начинать кампанию, однако он, подстрекаемый братом, настоял на своем. Герцоги Бургундский и Беррийский зависели от герцога Бретани, он был их союзником в политической борьбе, поэтому они всеми силами старались предотвратить войну. Герцогиня Бургундская добавила жара разгоревшемуся семейному конфликту. Герцогиня была племянницей Монфора и потому взяла его сторону, да она и сама ненавидела Клиссона и желала отомстить. За сумасшествием вокруг Краона явно ощущалось влияние Бургундии.

Когда стало известно, что по завещанию Клиссона, продиктованному после нападения, он оставляет миллион семьсот тысяч франков, не считая земель, гнев дядюшек, почувствовавших себя обделенными, невозможно было описать. Такое состояние — больше, чем у короля — не могло быть добыто честным путем. Публика была готова поверить этому, ибо Ривьер и Мерсье тоже приумножили свои состояния, находясь на государственной службе, этих двоих все не любили, считали высокомерными и продажными. Раздоры и вражда зрели и накапливались, а страдавший расстройством рассудка король тем временем призывал к войне.

Совет одобрил кампанию; дядюшки, не допущенные к принятию решения, но желавшие присоединиться к королю, были единодушны в своей ненависти к министрам. «Они мечтали лишь об одном — как бы их уничтожить». Первого июля король в сопровождении Бурбона и де Куси покинул Париж и двинулся на запад. Ехали медленно, поскольку по пути к ним присоединялись рыцари вместе со свитой. Из-за нездоровья Карла остановки делали длительные, к тому же приходилось ждать дядюшек. В надежде предотвратить войну те тянули время и мешкали, усиливая нетерпение Карла. Он не мог ни есть, ни пить, каждый день ходил в совет, ибо ему не терпелось наказать герцога Бретанского, и он впадал в ярость от любых возражений. Разногласия, усилившиеся после приезда герцогов Бургундского и Беррийского, распространились и на армию: рыцари обсуждали достоинства и ошибки кампании. В ответ на второй призыв выдать Краона Монфор снова ответил, что ничего о нем не знает. У короля начался жар, и врачи запретили ему ехать верхом, но Карл уже не мог больше ждать.