Хроники Нарнии - Клайв Льюис

— Так оно здесь, на корабле, — сказал Каспиан. — Я о нем и думать забыл. Ты его тогда не забрала, вот я и оставил при себе, как королевское сокровище. Правда, жаль расходовать такое лекарство на пустячную морскую болезнь.

— Да я только капелюшечку и возьму, — заверила Люси.

Каспиан открыл один из стоявших под скамьей сундуков, вынул оттуда чудесный, очень памятный девочке алмазный флакончик и вручил ей со словами:

— Он снова твой, королева.

На залитой солнцем палубе, по юту и баку (что на обычном языке значит «сзади» и «спереди») от мачты находились два больших люка. Сейчас, как всегда бывало в хорошую погоду, они оставались открытыми, чтобы внутрь судна попадало побольше света и воздуха. Каспиан пригласил спуститься по трапу в кормовой люк, и гости оказались в просторном помещении со стоявшими у обоих бортов скамьями. Сквозь отверстия для весел светило солнце, на стенах плясали веселые блики. Разумеется, корабль Каспиана ничуть не напоминал те ужасные галеры, грести на которых приходится невольникам. Весла на «Поспешающем к восходу» использовались только в безветренную погоду и когда приходилось маневрировать в проливах и гаванях (уж тогда за них по очереди садились все, кто был на борту). Исключение составлял лишь Рипичип: он бы и рад был помочь друзьям, но не мог усидеть на лавке для гребцов, потому что его слишком короткие лапы не доставали до пола. Пространство под скамьями и между ними оставалось свободным, но посреди трюма, над килем, находилось углубление, куда были сложены всевозможные припасы: мешки с мукой, бочки с водой, пивом и солониной, горшки с медом, кожаные бурдюки с вином, а также яблоки, орехи, сыры и репа. С потолка (представлявшего собой не что иное, как низ палубы) свисали связки лука и окорока, а заодно и гамаки, в которых отдыхали свободные от вахты матросы. Следом за Каспианом, шагая со скамьи на скамью, гости направились в сторону кормы. Точнее сказать, Каспиан перешагивал без труда, Люси с подскоком, а Рипичипу приходилось совершать длиннющие (по его меркам) прыжки. Так или иначе, но добрались до двери в кормовом отсеке. Каспиан отворил эту дверь и впустил гостей в самую нижнюю кормовую каюту, тесную и не очень-то удобную. Потолок нависал так низко, что к нему запросто можно было приложиться макушкой, стены сходились книзу, так что пола под ногами, считайте, и не имелось, а окна с толстыми стеклами никогда не открывались, потому что находились на уровне воды. Корабль покачивало, и окна то уходили под воду, то поднимались, а потому становились то золотистыми от солнца, то темно-зелеными, как само море.

— Здесь мы с тобой и расположимся, Эдмунд, — сказал Каспиан. — Родич ваш пусть занимает койку, а нам, думаю, будет неплохо и в гамаках.

— Прошу дозволения вашего величества… — начал было Дриниан, но Каспиан не дал ему договорить.

— Нет уж, капитан, все споры на сей счет окончены. Вы с Ринсом (Ринсом звали помощника капитана) ведете корабль, и у вас полно дел даже вечерами, когда мы можем распевать песенки да тешить друг друга байками. Вам нужно находиться ближе к палубе, так что оставайтесь в верхней каюте. Нам с королем Эдмундом сгодится и эта. Ну а как дела у нашего третьего гостя?

Несчастный, позеленевший Юстейс сглотнул и жалобно спросил, скоро ли закончится шторм?

— Какой еще шторм? — не понял Каспиан, а Дриниан так и вовсе покатился со смеху.

— Ну и шуточка! — воскликнул он. — Сказанул так сказанул! Да лучшей погоды и пожелать невозможно!

— Кто это? — простонал Юстейс, — Пусть уйдет или хотя бы замолчит. У меня голова раскалывается от его рева.

— Я как раз принесла кое-что, лекарство. Выпей, и тебе станет легче, — сказала Люси.

— О-о-о! Уходите все, оставьте меня одного! — расхныкался Юстейс. Однако глоточек все же отпил, и хотя обозвал источавшее дивное благоухание снадобье «противным пойлом», щеки его порозовели, и вообще ему сделалось гораздо лучше. Чего нельзя сказать об остальных, потому как, перестав жаловаться на шторм и больную голову, он стал приставать к ним с требованием поскорее высадить его на берег и грозить, что в первом же порту обратится к британскому консулу. Но когда Рипичип, решивший, что речь идет о какой-то неизвестной ему форме поединка, полюбопытствовал, кто таков этот «консул», и с помощью какого оружия к нему обращаются, Юстейс лишь отчаянно замахал руками. Похоже, способность мыша говорить казалась ему менее странным явлением, чем неосведомленность насчет британского консула. В конце концов общими усилиями его с трудом удалось убедить в том, что корабль со всей возможной скоростью направляется к ближайшему берегу, а отослать Юстейса в Кембридж (где находился дом дядюшки Гарольда) ничуть не легче, чем отправить на Луну. Лишь после этого мальчик, дуясь и ворча, все-таки согласился переодеться в сухое и выйти на палубу.

Капитан показал гостям судно, хотя многое они уже видели. Поднявшись на полубак, обнаружили, что внутри раззолоченной драконьей шеи стоит на скамеечке впередсмотрящий, стоит себе да смотрит вперед через разинутую драконью пасть. Там же, на полубаке, находился камбуз (кто еще не выучил морской язык, знайте — это корабельная кухня), а также каюта, где жили боцман, плотник, кок (то есть повар) и старший лучник. Может показаться странным, что камбуз устроили на носу, ведь кухонный дым летит назад, и так недолго закоптить всю палубу. Но это ошибочное мнение, и связано оно с тем, что нынешние пароходы частенько плавают против ветра — так их рисуют и на картинках, по которым многие о них судят. Парусники, однако, ходят лишь по ветру, который и дым, и все кухонные запахи уносит как раз вперед. Потом поднялись на боевую площадку на вершине мачты, и гостям сделалось не по себе: сверху палуба выглядела совсем малюсенькой; чудилось, что если свалишься, так не на нее упадешь, а прямо в море.

Спустившись, перебрались на полуют, где Рине и еще один моряк несли вахту у штурвала и где за кормой поднимался вызолоченный драконий хвост, тоже полый, с невысокой лавкой внутри.

Корабль, носивший имя «Поспешающий к восходу», был гораздо меньше не только наших современных морских судов, по и тех галер, каравелл и галеонов, что бороздили моря, когда Эдмунд и Люси правили Нарнией под рукой верховного короля Питера. Дело в том, что предшественники Каспиана привели мореплавание в полный упадок. Дело обстояло просто ужасно: когда узурпатор Мираз, Каспианов дядюшка, решил отослать за море семерых неблагонадежных лордов, ему пришлось не только покупать корабль на Галме, но и нанимать галмианскую команду. Лишь с восшествием на престол Каспиана, решившего возродить былую славу Нарнии как морской державы, снова начали строить корабли, и лучшим из них, гордостью нарнианского флота, был как раз «Поспешающий к восходу». Правда, он был не слишком велик, точнее сказать, так мал, что впереди мачты, между люком, спасательной шлюпкой и клеткой с курами (которых Люси тут же покормила) почти не оставалось свободного места. Зато корабль отличался соразмерностью пропорций, благородством линий, великолепием раскраски и мастерским исполнением даже мелких деталей. Конечно, Юстейсу ничто на борту не нравилось, и он без конца похвалялся теплоходами, самолетами и подводными лодками (в которых, по замечанию Эдмунда, не смыслил ни ухом ни рылом), но Эдмунда и Люси «Поспешающий к восходу» просто очаровал. А вечером, за ужином, они увидели пламенеющий западный горизонт, ощутили соленый вкус моря и попытались представить себе неведомые земли, лежащие на востоке, и Люси просто онемела от восторга.