Театр китового уса - Джоанна Куинн

Чемоданы, сундуки, клетки с курами. Моди забилась в угол на передней палубе, рядом с семьей, которая уверяет, что плаванье может быть неприятным, но офицеры таможни в Ирландии хуже. Они конфискуют все, и ты получишь вещи только недели спустя – если вовсе получишь. Но это редкий подарок, говорят они, оставить позади затемнение и поплыть в Дублин, где все огни порта будут сверкать на воде.

Она едва слушает. Она опирается на покачивающиеся перила, чувствуя, как с дрожью оживает корабль под ногами, как начинают поворачиваться грохочущие винты. Паром издает гудок, от которого едва не лопаются барабанные перепонки, выходя из порта с эскортом летящих низко над водой чаек, оставляя позади покрытые облаками макушки холмов.

Моди вглядывается в бурлящий океан, в волнение белизны, сползающей с волн, пока паром пробирается сквозь дикое зимнее море. Следом идет волна, которая приподнимает судно и несет вперед длинными рывками, будто подхватывает рука гиганта.

Она больше не на суше. Она больше нигде. Ее держит только вода, капризная и властная, у которой нет забот. Она думает о своем деде, контрабандисте, который даже будучи годами прикованным к постели, все равно чувствовал покачивание океана. Она теперь понимает: когда узнаешь жизнь вне пределов послушания, ты носишь ее с собой.

Ветер набирает силу, и небо темнеет по мере того, как паром прокладывает путь сквозь Ирландское море, и леденящие брызги летят на палубы. Пассажиры теснятся друг к другу и смотрят с любопытством, как Моди открывает чемоданчик, который взяла с собой, достает белый фартук горничной, тщательно выглаженный и сложенный Бетти, и выбрасывает его за борт, корчащимся белым духом отправляя лететь над водой. Бетти вложила фартук ей в руки, говоря, что он может пригодиться, никогда не знаешь, а затем неожиданно прижала Моди к своей широкой груди, будто мать дитя. Как любопытно быть в объятиях женщины. Тепло, мягко и приятно. Моди смотрит, как фартук проглатывает волна. Когда этот паром окажется на другой стороне, она ступит в будущее кем-то новым.

Торжество победы

Май 1945

– Можем попробовать еще раз? – спрашивает оператор.

– Ладно, – говорит продюсер. – Дубль четвертый. Миссис Сигрейв…

– Мисс.

– Мисс Сигрейв, не могли бы вы встать на лужайку вон там и коротко рассказать нам, для чего эта тачка.

– Я уже объясняла. Я пользовалась ею, чтобы построить поднятую часть театра для лучшей рассадки.

– Я это знаю, – отвечает продюсер с ноткой раздражения в голосе, – однако, как я говорил, нам нужно снять ваше объяснение для наших зрителей.

– Вы снимали мое объяснение уже как минимум три раза, – говорит Кристабель. – Сколько вам нужно? У меня полно дел.

– Чего мы пытаемся добиться, – говорит продюсер, прижимая пальцы к переносице, – это передать нашим зрителям настоящее понимание вашего театра. Какой он необычный. Какое это уникальное место для празднования. Минутку, позвольте записать. «Уникальное место – некоторые могут сказать, довольно эксцентричное…» Нет, постойте. «Довольно эксцентричная, но очень британская постановка, отмечающая конец военных действий в Европе, в сельском Дорсетшире». Да, именно.

– Сколько это займет?

– Мы закончим с этой сценой, затем снимем прибытие радостных местных жителей. После этого нам понадобится несколько кадров самого представления, но мы постараемся не мешать. Можете мне напомнить, что будет в шоу?

– Оно начнется парадом победы, проведенным детьми из деревни в костюмах тех, кто помог нам выиграть войну. Солдат, пожарных, медицинских сестер и так далее. Они будут петь песни под предводительством моей сестры Флосси. После этого я покажу детям спектакль с чудовищами, которые едят людей.

– Вы, кажется, что-то говорили о марионетках?

– Огромные марионетки. Я сделала их, используя папье-маше и ткань на проволочных каркасах, а также адаптировав несколько чучел животных, которые были у нас в доме.

– Да, я это отметил. Вы говорили, у вас есть местный парнишка, которого мы можем снять?

– Норман. Он ждет там в костюме француза.

– Идеально. Иди сюда, Норман. Отличные луковицы. Как ты чувствуешь себя в этот особенный день?

– Я рад, потому что Гитлер мертв. Вы можете снять моего пса? У него есть праздничная лента.

– Телефон звонит, – говорит Кристабель и оставляет съемочную группу, чтобы вернуться в дом.

Понадобилось время, чтобы собраться с духом, но теперь Кристабель может заходить в главный дом, хоть только и на первый этаж. Когда Флосси начала принимать пансионеров, Чилкомб стал другим, более дружелюбным. Латунный поднос для писем со стопкой почты для других людей. Вешалка со множеством разных пальто. Россыпь уличной обуви отмечает приход и уход других людей, у которых есть свои ключи, кто знает это место только как свое временное жилье, у которых есть вопросы о горячей воде и пользовании садом. Дом обрел стоическую функциональность разделенного жилья, с распускающимися коврами и облупившейся краской, хотя Флосси всегда следит, чтобы на рояле стояли свежие цветы.

Кристабель никогда не ходит наверх, но знает, что Билл освободил чердак для молодой вдовы с четырьмя маленькими детьми. Она иногда слышит детей, как они с топотом сбегают по лестнице или бренчат на рояле под восторженное одобрение Флосси, если она застает их. («Вот так, Мартин! Руки вместе!»)

Кабинет стал офисом, в котором Флосси и мистер Брюэр хранят книги аренды и встречаются с жильцами. Флосси установила картотеку, стол завален счетами за коммунальные услуги и каталогами семян, а на подоконнике стоит помидорная рассада. Когда Кристабель заходит поднять телефонную трубку, сперва она слышит поток помех, а затем знакомый голос говорит:

– Кристабель?

– Леон?

– О, наконец ты отвечаешь.

– Я ответила сразу же.

– Я столько раз пытался.

– Я только услышала звонок. Где ты?

– По пути в Берлин с полковником Дрейком.

– Ты в Германии?

– Не уверен, что эти места вообще можно как-то назвать. Не осталось ничего, кроме развалин.

– Что это за шум?

– Американцы. Они счастливы, потому что все рады их видеть. Но ты не спросила.

– Не спросила что?

– Почему я позвонил.

– Почему же?

– Я увидел твою фотографию в газете, где Флосси улыбается и размахивает большим флагом. Мне понравились китовые кости. Должно быть, кто-то очень сильный установил их.

– Боже, ты тоже видел? Как будто все ее видели. Здесь сегодня люди из «Пате-ньюз», они приехали снимать нас.

– Это была твоя идея, поставить шоу победы в ките?

– Да, хотя Флосс помогала с музыкой, и мы привлекли нескольких людей из деревни к шитью костюмов и реквизита.

– Ты должна быть довольна, нет? Хорошая реклама.

– Я довольна. Это удивительно, правда. Телефон не перестает звенеть, все хотят заглянуть.

На другом конце трескучая тишина, в которой она узнает привычное Леону молчание.